Бачинин - И увидел Бог, что это не есть хорошо

Церковь и гражданское общество

---

 

В мире будете иметь скорбь;

но мужайтесь

(Ин.16,33)

 

 

Думается, что у Господа Бога сегодня мало оснований быть довольным и католиками, и православными, и протестантами. Да и сами христиане, по крайней мере, наиболее самокритичные из них, при взглядах на свои отображения в зеркалах рефлексии, испытывают крайне противоречивые чувства отнюдь не благодушного свойства.

Причины этих недовольств разнообразны и имеют разветвленную корневую систему, уходящую в историческую почву на большую глубину. Говорить о них я здесь не буду, а ограничусь лишь констатацией того неопровержимого эмпирического факта, который лежит на поверхности и наблюдается повсеместно, - это довольно неблагополучное, а зачастую и просто тяжелое духовное состояние, в котором пребывают как многие из прихожан, так и немалое число их пастырей.

Тех и других можно понять: все мы находимся в экстремальных условиях. Демоническое лукавство властей действует на всех гнетуще и растлевающе. Люди существуют под каждодневной, непрерывной бомбёжкой злой глупости и глупой злости разнокалиберных нечестивцев, специализирующихся на развращении слишком доверчивых умов и душ.

В таких условиях на церкви, на пастырей  ложится ответственность, несоразмерная с силами многих из них. Они обязаны учить верующих не только правильно и хорошо веровать, но и правильно и хорошо мыслить. Последнее включает умение понимать и трактовать социальную жизнь и проделки лукавого государства в трезвом и беспощадном свете истин Слова Божьего. Вспоминая излюбленные и немного наивные приёмы авторов христианских методичек, можно сказать, что сегодня пастыри вполне могли бы преподавать своим овцам уроки, например, такого свойства: «Три шага, которые не сделают тебя бараном» или «Пять шагов, которые научат тебя с волками жить, но по-волчьи не выть» и т.д.

Но если говорить серьёзно, то внутренняя свобода христианина от влияний нечестивцев, наделенных  властью и брызгающих ядовитой слюной с телеэкранов, сегодня дорого сто́ит. И кто преподаст христианину уроки этой внутренней свободы от зла? Если церкви и пастыри этого не будут делать, то куда ему идти? В келью под елью?

Иными словами, почти каждый адекватный пастырь обязан чувствовать вызов мрачного времени, требующего определиться. Тем более, что до его слуха доносится, хоть и тихое, но вполне отчетливо звучащее жалобное блеяние его овец: «Мы ничего не понимаем! Что вокруг происходит? Помогите разобраться!»

Действительно, невозможно слишком долго оставаться в позиции Гамлета, зависшего между альтернативами. Все равно придется определяться. Тем более, что выбирать есть из чего. Можно назвать, по меньшей мере, четыре возможных позиции, хотя на самом деле их больше.

 

 

Это позиция радикальной самоизоляция церкви от социального и духовного взаимодействия с внешней, внецерковной реальностью, от телевизора, Интернета, печатной продукции и прочего, и прочего. Возникает эдакий церковный бункер в духе старообрядцев-староверов.

Однако сразу же следует сказать что на практике, в реалиях XXI века подобный проект фактически невыполним. Как только верующий  выйдет за порог своего церковного изолятора, так сразу же ступит ногой в социальность и политику,  которые будут поджидать его на каждом шагу – в грязных лужах на разбитых дорогах, в нелюбимой работе, скудной зарплате, в деморализованных учителях, калечащих его детей и т. д. Социальное зло, стерегущее каждого, непременно пролезет в жизнь, мозг,  душу христианина, если не через двери, то через окна. И он, загруженный им выше ватерлинии и таскающий его в себе, вынужден будет и в церковь явиться с этим грузом.

Поэтому переоборудовать церковь в полностью защищенный от деструктивной информации бункер, скорее всего, не получится.

 

 

Церковь данного типа ведёт себя противоположным образом и представляет собой учреждение, где круглый год проводится акция «День открытых дверей». Здесь всё гостеприимно распахнуто для воздействий безбожно лгущих СМИ. Вихри информационного мусора вместе с грязью мира сего беспрепятственно врываются в церковь, крутятся под её сводами, забивают ноздри, уши, мозги верующих, не позволяют им свободно дышать и мыслить. А пастыри этому не препятствуют, не устанавливают духовных фильтров, а, напротив, как будто, говорят: «Добро пожаловать к нам всё, что дезориентирует, растлевает, ожесточает, озлобляет нас! Наши мозги жду вас – приходите, тараканы, мы вас чаем напоим!»

Результат подобного непротивления злу – духовная, моральная деградация и пастырей, и прихожан. Самые тяжелые нравственные потери на этом пути несёт наша историческая наследница византизма и цезаропапистской симфонии.  Она переживает в настоящее время истинное бедствие. Такой страшной духовной катастрофы она не знала за всю свою многовековую историю.

Когда пастыри (не важно, к какой конфессии или деноминации они принадлежат) льнут к властям, заигрывают с ними, то это означает, что у них крайне плохо обстоят дела и с их верой, и с их христианским мышлением, и с внутренней свободой, и с совестью, и еще с многим другим. Но зато всё хорошо с приспособляемостью и выживаемостью.

Такой пастырь, насквозь пропитанный токсичной информацией мира, зомбированный ею не слабее какой-нибудь пенсионерки-коммунистки, постоянно разыгрывает в церкви с каждым из своих духовных подопечных одну и ту же пьеску под названием «Зомби и сын». Церковный папаша Зомби авторитетно внушает Зомби-сыну заповедь максимально лояльного отношения к большому злу, что позволяет им обоим успешно скользить по наклонной духовно-нравственного деграданса.

При этом обнаруживается прямая перекличка нравственного Закона с законом естественного отбора. Ведь известно, что чем примитивнее живое существо, тем выше его способность к выживанию. Соответственно, чем проще у людей устроены их внутренние, духовно-нравственные «я», тем меньше они мучаются гамлетовскими, экзистенциальными вопросами и тем лучше приспособлены к физическому выживанию в токсичной социальной среде. А те общественные или государственные должности, которых они достигают, продвигаясь «вверх по лестнице, ведущей вниз», те социальные «кочки», на которые он ухитряется вскарабкаться в наши темные, смутные, двусмысленные времена, служат самыми убедительными свидетельствами против них, доказательствами их состоявшегося нравственного падения.

 

 

 

В рамках модели «страуса» пастырь делает вид, что ничего особенного за церковным порогом не происходит. Он спокойно, методично, добротно оглашает свои проповеди. В их основание он кладёт теологию приватной жизни, межличностных отношений, семейных конфликтов, возрастных проблем и т.п. Что касается социально-политической теологии, то она для него, как правило, табуирована, то есть практически не существует.

Такой однобоко устроенный пастырь подобен флюсу, - сказал бы про него Козьма Прутков.  Он учит верующих размышлять о малом мирке маленького человека, но размышлять о большом социальном мире и его больших проблемах, неизбежно имеющих политическую окраску, он и сам не склонен, и прихожанам не советует.

Он охотно учит приёмам противодействия малым формам частного зла, но рецептов  противостояния очень большому социальному злу, исходящему от государства, у него нет. Говоря «а», он не спешит говорить «б». И при этом старается не замечать этого явного сбоя в логике своей нравственной позиции. А когда обстоятельства, всё же, заставляют его отреагировать на этот сбой, то в ход идет припасенная для этого квазитеология очень большого зла. Согласно ей получается, что    всякая душа да будет покорна большому злу, ибо нет большого зла не от Бога; существующее же большое зло от Бога установлено.  Посему противящийся большому злу противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение.

Апологетам этой позиции впору сделать своим девизом слова:

 

Прославим власти сумрачное бремя,

Её невыносимый гнёт.

 

Правда, в подобном императиве уже не будет скорбной иронии Мандельштама,  а будет готовность принять его как буквально толкуемое повеление.

Разумеется, в условиях церковной повседневности такие умонастроения не декларируются в столь откровенном виде. Чаще всего относительно большого зла пастыри предпочитают пользоваться фигурами умолчания.

И пусть за порогом церкви бесчинствует духовная чума, моральная катастрофа, инспирируемая всё тем же большим верховным злом, зато в церкви комфортно – царят приятная расслабленность, видимость покоя, ощущение мира и безопасности.

Но, увы, богослужение заканчивается, прихожане выходят на улицу, а там всё то же – ни мира, ни безопасности. И церковные овцы, не получившие от пастыря прививку от чумы, теряются в своей беззащитности. А большое зло незамедлительно обрушивается на их головы всей своей тяжестью. И тут, уж, каждый выбирается из-под его глыб, как может.

Бедные люди! Вроде бы и вера у них есть. Но она у них, увы, не подкреплена работой мыслью. А мысль не научена, не натренирована четко различать: вот это добро, а это зло; вот истина, а вот ложь. Вот эти люди на экране – лжецы,  без Бога в душе, без царя в голове. И ни словам их, ни их показным жестам, ни тем, кто подпевает им, ни в коем случае нельзя доверять!

Вера не может достойно существовать в личном пространстве скудоумия и безмыслия. Если уж Майстер Экхарт  XIV вв. крайне неблагосклонно относился к «невежественным христианам», то неужто мы обязаны питать к ним попустительские чувства безбрежной толерантности? Вера не освобождает христианина от обязанностей следовать нормам интеллектуальной гигиены, от необходимости содержать  свой ум в порядке, в хорошем рабочем состоянии.

Вера расставляет главные духовные, экзистенциальные ориентиры.   Но за ней должен двигаться ум, обязанный вносить дополнительную, уточняющую маркировку на пространных территориях нашей нравственной, социальной, культурной жизни. Маркеры «добро», «зло», «истина», «ложь», «приемлемо», «неприемлемо» и многие другие – отнюдь не лишние, как не являются лишними многочисленные разметки и указатели на каком-нибудь протяженном дорожном маршруте из пункта «А» в пункт «Б». Расставлять их – обязанность не дремлющей, не ленивой мысли. И научить христианина делать подобные разметки – долг пастыря и церкви. Ни в школе, ни в вузе этому не учат.

Однако если пастырь принял позу страуса, спрятал голову от проблем большого, немилосердного мира, если церковь не учит прихожан навыкам социального мышления и социального поведения, отвечающих христианским критериям, то интеллектуальное развитие христианина заметно затормаживается. Его интеллектуальные мускулы остаются слабенькими, мышление наивным и поверхностным. А хилый христианский ум, слишком доверяющий лукавым мирским авторитетам, которые не от Бога, легко попадает в многочисленные ловушки, расставляемые врагами Божьими.

Сила истинно христианского ума  заключается в способности сочетать доверие Богу с внутренней свободой. Обладающий этими важнейшими качествами, он уже не мелкая, жалобно попискивающая пташка, сидящая в тесной клетке, выстроенной из множества нормативных предписаний, где ей негде повернуться. Сильный и свободный христианский ум – это горный орёл, парящий в Божьем поднебесье, зорко обозревающий мелкую суету социальной жизни, знающий цену всему, что в ней происходит и редко ошибающийся в своих оценках. Да и грех ему ошибаться, когда всё мирское лежит перед ним как на ладони и легко просматривается в ярком Божьем свете.

Но это в идеале, а в нынешней реальной жизни таких христиан, даже  среди церковных лидеров, увы, слишком мало. Их могло бы быть значительно больше, если бы многим из них не была бы так мила позиция страуса.

 

 

Если асоциальное, аморальное, бессовестное, мошенническое государство так низко пало, что уже  нет ни малейших сомнений в совершившемся деградансе, то вправе ли христианин отдавать ему свою душу на растерзание? Как ему жить в условиях строящегося у него на глазах духовного гетто, где

 

Нельзя дышать, и твердь кишит червями,

И ни одна звезда не говорит

(Мандельштам)

 

Когда Левиафан лезет своими когтистыми и грязными лапами на территорию твоей внутренней жизни и свободы,  норовит украсть, убить и погубить, украсть честь и достоинство, убить душу и мысль, растоптать тебя как личность, то в чем заключается твой долг как христианина?

Помню, как один знакомый по конференциям коллега, московский профессор, большой шутник и умница, публично заявил:

 

Что-то реет буревестник,

Что-то молнии сверкают.

Не пора ли мне запрятать

Тело жирное в утёсах?

 

Что ж,  это его личный выбор и его право. Если церковный лидер избирает позицию страуса, то почему профессор-атеист не может предпочесть позицию пингвина из «Песни о буревестнике»?

Однако у истинных христиан, руководствующихся не биологическим инстинктом самосохранения, а Словом Божьим,  свои мотивы, свой выбор и свой путь. Слово учит, что всему своё время: время молчать и время говорить, время говорить тихо и время возвысить голос, время находиться в укрытии и время выходить из укрытия.

Если не учитывать этих различий и продолжать оставаться в укрытии, когда надо выходить из него, если отмалчиваться, когда пришло время говорить, - это значит идти поперёк Божьих повелений. Бог не благоволит ни маловерам, ни хитрецам, ни трусам. Давид не мог прийти на поле боя через месяц после того, как там появился Голиаф. Бог привёл его в нужное место в нужное время.

Христианин обязан  понимать эти вещи и быть готовым исполнить Божью волю, когда от него требуется духовное сопротивление злу. Христианский дух свободы и достоинства не позволяет боязливо трепетать, видя зло, запрещает прятать голову в песок, ховать тело жирное в утесах, не велит засовывать совесть в щель или за плинтус.

Обращение Мартина Лютера «К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства» начинается словами, навеянными 3 главой Книги Экклезиаста: «Время молчания прошло, и время говорить настало». Это значит пришло время духовного сопротивления. А любое сопротивление зависит в первую очередь от степени сопротивляемости, прочности материала. В нашем случает это твердость веры, ясность ума, мужество воли, стойкость характера,  чтобы не смущались сердца наши и не робели при столкновениях с малым и большим злом.

Закалять этот материал, ковать это железо, придавать ему твердость и прочность - главная задача церкви. Тем более, что у христиан есть замечательный  учебник по духовному сопромату – Слово Божье и особенно Новый Завет, дающий ясное чувство внутренней свободы в истине Божьей и твёрдое сознание правоты.

Слово - это и незаменимый учебник социально-политической теологии, учебник для тех, кто живет в экстремальные времена испытаний, кризисов, духовных катастроф. В такие эпохи главная задача церкви – руководствоваться уроками этого учебника, учить по нему верующих очищать свой дух и разум от всяческой мирской нечистоты, мусора, мякины, ваты, соломы. И одновременно укреплять дух и веру, оттачивать свой христианский ум, чтобы он был не тупым и ржавым, а острым как бритва, готовым к духовной войне.

И хорошо бы еще, если б церковь почаще напоминала верующим, что Иисус Христос - не только Агнец, но и отважный лев от колена Иудина, корня Давидова (Откр.5,5).

В идеале каждый христианин тоже должен быть маленьким львом, всегда готовым сражаться не против крови и плоти, а против духов злобы поднебесных, которые лезут  к нему в душу, в двери и окна его дома, его церкви.

Ну, а коли так, то возникает вопрос: когда же для тех, кто верует в мужественного льва из колена Иудина,  придет время сбросить проржавевшие вериги византийской симфонии и возвысить голос в защиту повсеместно попираемой Божьей правды?