Бачинин - Вот такая история, Фёдор Михалыч

По следам выступлений

---

Владислав Бачинин - Вот такая история, Фёдор Михалыч!

(Музей восковых фигур лейтенантов смердяковых и капитанов верховенских)

 

Нет, не буду я сдерживать свой язык, 

поведаю о том, как дух мой страдает, 

выскажу огорчение души моей!

(Иов.7,20)

 

 

Около месяца тому назад я обнародовал на страницах «Эсхатоса» материал, к которому снова возвращаюсь, чтобы обдумать полученный  результат публикации конца 2017 года, а заодно подправить стилистические погрешности того поспешно составленного письма к ученому соседу, то бишь ученому-достоевсковеду. Полагаю, что эта скорбная история выходит очень далеко за рамки достоевсковедения. Жизнь прозондировала духовное нутро того современного интеллектуала-неосовка, который, много о себе понимая, не знает глвного, что он – всего лишь блестящий с виду мыльный пузырь, наполненный пустотой.

 

 

Старая Русса - древний городок в Новгородской земле, располагающийся где-то посредине траектории, соединяющей Петербург и Москву. Он был бы ни чем не примечателен, если б не Федор Михайлович Достоевский. В 1870-е гг. он приобрел там дом. С  1872 по 1880 гг. семейство писателя регулярно приезжало в Старую Руссу на довольно продолжительные сроки. Там писались главы романов «Подросток», «Бесы», «Братья Карамазовы», а также многие страницы «Дневника писателя». Ныне там существует дом-музей Достоевского. На протяжении последних тридцати лет в нём ежегодно проводятся международные конференции, собирающие исследователей творчества писателя со всего мира. Издана целая серия материалов этих конференций.

Мне, интересующемуся Достоевским со студенческих лет, писавшему диплом об экзистенциализме Сартра и Достоевского, издавшему три книги о писателе, всегда был интересен информационный поток, обтекающий имя русского гения. Так вот, в конце 2017 года меня крепко зацепила одна плывущая по Интернету безобразнейшая  информационная коряга. На местном сайте Старой Руссы я прочел следующее обращение к жителям того самого уездного городка, который был описан в «Братьях Карамазовых» под названием Скотопригоньевска. Привожу этот примечательный документ нашей эпохи, который был немыслим еще несколько лет тому назад. Его орфографию и стилистику оставляю без изменений:

 

«Памятник и музей героям НКВД в Старой Руссе!!!

 

   Здравствуйте дорогие жители моего города! 

Я представительница патриотического клуба "Патриоты НКВД". Наша инициативная группа желает открыть в Старой Руссе Музей сотрудникам НКВД. Открытие музея будет стоить нам 100 000 рублей. Мы собираемся в помещении ветрины, где расположим имеющиеся у нашего историка экспонаты. Так же в помещении будут развешанны фотографии сотрудников НКВД и созданы макеты кабинетов следователей, тюремные камеры и манекены в форме НКВД.

  Если открыть сам музей не так уж и дорого, то памятник героям НКВД будет стоять гораздо дороже. По предварительным оценкам его цена будет варьироватся от 500 000 до миллиона рублей.

   Однако прежде чем начать наш проект, мы решили провести опрос среди жителей Старой Руссы, о том как они относятся к такой инициативе».

Далее предлагалось голосование «за» и «против».

 

Итак, в городе, где писался роман «Бесы», некие современные бесенята возмечтали о новой, местечковой демонодицее (оправдании демонов). Они захотели сегодня, в  XXI  веке, прославить «шигалевщину» романа «Бесы», возвысить инфернальную память о демонах НКВД, которые, только потому  не отрезали языки цицеронам, не выкалывали глаза коперникам, не побивали каменьями шекспиров, что у них под рукой всегда имелось менее хлопотливое и более эффективное средство расправы над теми, кто был лучше, выше, честнее их, - револьвер. 

К таким, как эти заплечных дел мастера, эффективно реализовывавшие дефективные политические идеи, относятся слова библейского пророка Исайи: «Злодеи злодействуют, и злодействуют злодеи злодейски» (Ис.24,16). И двух мнений о полчищах негодяев, выпустивших моря крови из десятков миллионов собственных сограждан, быть, казалось бы, не может. Но однако не тут то было: второе мнение, долго таившееся в законсервированном виде и успешно сохранившееся, вынырнуло из тьмы крысиного подполья, чтобы заявить о себе. Оно резко контрастирует с тем, что писал о бесах ХХ века Юлий Ким в своей маленькой поэме «Памяти Достоевского» и что, увы, полностью сохранило свою значимость в наше время:

 

Всё исполнилось, Фёдор Михалыч,

Всё свершилось – и оптом, и врозь.

Только то, о чём страстно мечталось,

Вот единственно, что не сбылось.

 

А исполнилось – даже с лихвою,

Да с такою лихою лихвой,

Что не надо ни Босха, ни Гойю,

А укрыться бы в гроб с головой!

 

Да, конечно, сегодня полегше.

Но по сути – как было, и есть:

С той поры мы живём обомлевши,

Не успели и дух перевесть.

 

Нашу память и совесть, как вата,

Облегает спасительный страх,

Чтоб не видеть, с какого раската

Совершён был решительный шаг.

 

И несёт нас!.. И что нам побрезжит?

Где звезда в облаках грозовых?

Ямщики уже вожжи не держат,

Им бы лишь удержаться за них!

 

Не поймёшь, чем жива колымага:

Всё вразнос и с винтов сорвалось,

И лоскутьями гордого флага

Не прикрыть перебитую ось.

 

Нет конца карамазовской бездне,

Опостылел безумный полёт...

Боже правый – народ твой в болезни!

Неужели летальный исход?

 

Боже! Иов – как жил, так и умер:

В вере крепок и в разуме твёрд.

Ну, а если бы он обезумел,

Кто ж бы выиграл – Ты или чёрт?

 …………………………………………….

 

Где-то в наших потьмах,

      в наших каторжных Потьмах,

Атеист и баптист 

      отбывают свой срок.

Под одним автоматом,

   в равноправных лохмотьях

За написанный вместе диссидентский листок.

В нём писали они – не за страх, а за совесть – 

Про всеобщую жажду и тягостный зной,

И просили воды – справедливости то есть, –  

И хлебнули сполна справедливости той.

Лейтенант Смердяков их гноит и мурыжит,

Капитан Верховенский их поедом ест.

Ни друзья, ни родные – никто им не пишет,

И не знает о них никакой Красный Крест,

Лишь один Господь Бог – знает, видит, жалеет.

Он зовёт на совет окруженье своё:

«У баптиста есть Я.

Атеисту – хужее.

Не дадим ему ада,

Дадим - небытьё».

 

 

На фоне знания этой горькой правды любое лояльное, комплиментарное высказывание о злодеях, которые злодействовали злодейски, любую форму апологии лейтенантов смердяковых и капитанов верховенских невозможно проглотить. Она встает колом в нормальном человеческом горле. Но у генетического помета, оставленного  сталинскими ликвидаторами, видать, совсем иная социально-духовная организация их натур. Они слеплены из другого теста. Для них является нормальным желание полюбоваться за деньги скотопригоньевских обывателей монументом коллективному извергу Чикатило, одетому в форму НКВД. Они хотят, чтобы в тюремные казематы музея восковых фигур лейтенанта Смердякова и капитана Верховенского водили воспитанников детских садов и школьников, чтобы малыши «сыздетства» пропитывались черным духом смердяковщины и человеконенавистническим ядом верховенщины.

 

«Как вам это нравится?»

 

Городская администрация Старой Руссы уже не раз заявляла о том, что готовится в 2021 году с особым подъемом встретить 200-летний юбилей Ф.М.Достоевского. Но одновременно на местном сетевом ресурсе выставляются и администрацией, как бы, не замечаются идеи безумных проектов, грозящие перечеркнуть всё то, чем славен творческий мир Достоевского, чем замечательна Старая Русса. И это, подчеркиваю, происходит в городе, куда ежегодно в конце мая съезжаются со всего мира на международные конференции «Достоевский и современность» специалисты по творчеству гения-провидца. 

 

Здесь невольно напрашивается старый шекспировский вопрос ко всем этим специалистам: «Как вам это нравится?» Вот, господа достоевсковеды, появился новый для всех сюжет, а с ним и мрачный смысловой и этический поворот в отношениях между Достоевским и нашей современностью, отдающий тлетворным духом старой демонодицеи и политической антропофагией 1937 года. И что со всем этим делать? Как на это следует отреагировать? А реагировать надо. А то, ведь, и глазом моргнуть не успеете, как проект будет реализован, поскольку, судя, по всему в нем есть заинтересованность не только у очумевших от телевизора старорусских обывателей.

 

Да, пока еще нет ни музея, ни памятника. Но уже есть стремящийся материализоваться вброс сатанинской идеи по реанимации благоговейного отношения к злейшему из зол в этой несчастной, Богом проклятой стране. И  если людям доброй воли не действовать на упреждение и не уничтожить её в зародыше нравственным возмущением негодующих голосов, сокрушительной силой разгневанной мысли, то очередные цветочки зла быстро обратятся в ягодки, от которых никому не поздоровится.   

 Вот так для всех, кто ценит творчество Федора Михайловича и любит Старую Руссу нежданно явилось испытание этой любви.  Пришел час проверки качества и цены того опыта, который ученые-достоевсковеды приобрели благодаря своим многолетним странствиям по галактике ФМД. Жизнь сформулировала требовательный вызов в форме резких вопросов: «С кем вы, мастера культуры? С палачами или с жертвами? Готовы ли вы встать на защиту города Достоевского от реанимации бесовщины, обличенной писателем? Способны ли вы возвысить свой авторитетный голос против того, что является злом, только злом и  ни чем, кроме зла? Хорошо ли вы усвоили уроки русской классики, уроки автора «Бесов»?

 

Размышляя подобным образом, я пожелал узнать, что думают по поводу всего этого члены Международного и Российского Обществ Достоевского, завсегдатаи старорусских конференций. На скорую руку сочинил письмо к ученому достоевсковеду и, пользуясь ресурсом Фейсбука, незамедлительно разослал его ведущим представителям этого социального типа. 

 

 

Далее последовал не менее печальный поворот данной истории. Лишь один уважаемый ученый-филолог высказал вполне внятно своё впечатление: «Ужас, Владислав Аркадьевич. Оторопь берет. Немыслимо! Как такое может случиться с теми, кто читают Достоевского и, наверное, считают себя православными людьми. Право, ничего не понимаю...» 

 

От Владимира Кантора долетел комариный писк - микроскопическая весточка в виде лайка под моим постом. Почему он поставил «нравится», а не «возмутительно», мне невдомек. Что вообще может нравиться во всей этой отвратительной коллизии, я до сих пор не понимаю.

Во всех же остальных случаях ответом было гробовое молчание. И пусть меня сколько угодно обвиняют в отсутствии должной  «фартикультяпности» (словечко из коллекции каторжного  Достоевского), я это переживу, однако считаю себя обязанным назвать имена тех моих адресатов, которые выбрали жанр silentium в ситуации, где нормальные люди с честью, совестью и твёрдой гражданской позицией не молчат. Вот они:

Одновременно невольно возникает еще один вопрос: и чего стоят после этого, любезные коллеги, все ваши ученые труды, все дифирамбы Достоевскому, все похвальные слова его провидческому дару, его предупреждениям о грозящих всем нам опасностях «бесовщины»? 

Существует немало печальных свидетельств отсутствия гражданского мужества у многих звёзд нашего нынешнего шоу-бизнеса, актеров театра и кино. Что же касается современных гуманитариев-литературоведов, то это публика, хотя и очень разношерстная, но всё же пытающаяся держаться в рамках приличия.  Тех из них, кто сознательно встал на сторону авторитарной режимности, вероятно, меньше, чем людей чести. По крайней мере, хочется на это надеяться. Тех же, кто сорвались в беспринципный сервилизм, провалились в политическую продажность или же просто избрали «глухоту паучью», залегли на дно, превратились в моральных рептилий, можно, при желании, попытаться оправдать тем, что они, мол, не читали Достоевского, или читали, но не внимательно, не вдумчиво и потому не усвоили его уроков. 

 

Однако в нашем случае речь идет о литературоведах, которые не просто читали Достоевского, но защитили кандидатские и докторские диссертации о нем, превратили изучение его творчества в дело всей своей жизни, продолжают писать о нём статьи и книги, регулярно выступать с докладами. Но до сих пор было не совсем ясно, что стоит за всеми этими учеными достижениями. И закрадывается мысль: не был ли Достоевский для них всего лишь ширмой, за которой пустота? Не служил ли он им всего лишь эскалатором, который поднял их на верхи беловортничковой, сладкой ученой жизни с диссертационными банкетами, развлекательными учеными вояжами по международным симпозиумам, регулярными зазывами на телевизионные тусовки и прочими приятностями?

Когда-то, в начале 1990-х все они скопом ринулись в православие. Их доклады наполнились религиозными аллюзиями. На конференциях по Достоевскому замелькали приглашенные попы в черных рясах. Но вот прошло двадцать с лишним лет и попы практически исчезли, в тематике выступлений опять стал преобладать секулярный тренд, а, между тем, персональный состав лидирующих достоевсковедов, задающих тон, заседающих в президиумах ученых форумов, почти не изменился.

Проницательный Юлий Ким в той же мини-поэме «Памяти Достоевского» как в воду глядел:

 

Тут такая история, Федор Михалыч.

В нашей публике, даже и между учеными,

Нынче многие стали крещеными.

(Вам об этом, наверно, рассказывал Галич.)

 

Но гляжу я на них — и мне как-то неймется. 

Ибо вижу: глухие — по-прежнему глухи, 

И кто был каковым — таковым остается. 

И готово словцо: это все с голодухи.

……………………………………………………

 

Вот как вышло-то, Федор Михалыч!

Пошло вышло.

Впрочем, Вы это, может быть, видите сами...

 

Бездуховно, бездушно. Почти безвоздушно. 

Бедный дух негодует, томится и мечется…

 

М-да, пошло вышло!..

Участникам старорусских научных конференций неоднократно приходилось слышать, как мэтры российского достоевсковедения трогательно вещали о своей любви к Достоевскому и Старой Руссе. Однако любовь – не константа. Она проверяется испытаниями, либо возрастая, либо сходя на нет. И такое испытание представилось. Мэтры получили информацию об опасности чудовищного надругательства над столь любимым ими городком и над славной памятью обожаемого ими классика.

Обрисовалась обстановка почти социологического эксперимента: испытуемым была задана морально-этическая задача, были поставлены не простые вопросы. Они оказались, помимо своей воли, втянуты в ситуацию экзамена, который позорно провалили. Их молчание выглядит не менее красноречиво, чем глупый «лайк» В. Кантора. 

 

Вероятно, они и сами не подозревают о том, что своим молчанием загнали себя в крайне дурно пахнущую ситуацию, из которой уже не выпрыгнуть, и где игра в молчанку выглядит информативнее иных пространных монологов. Благодаря скотопригоньевским обывателям, объявился безжалостный зонд, который со всего маху вонзился внутрь их совковых душ. Ситуация сама взвесила эти души на весах и нашла очень легкими, недопустимо легкими. И чей-то «лепет оправданья», даже если и возникнет (во что верится с трудом), вряд ли уже изменит печальный итог неожиданного зондирования. 

 

Случись эта мутная история не в Старой Руссе, а в каком-то другом городе, она не шокировала бы с такой силой. Но здесь, в старорусском сюжете сошлись такие болезненно-чувствительные нервные нити нашего исторического, политического, духовного и нравственного безвременья, которые многократно усилили действенность этого, в общем-то, уже почти рядового морального эксцесса. 

 

Мне почему-то рисуется фантастическая картина: Старая Русса стала реальным Скотопригоньевском, музей  лейтенанта Смердякова и капитана Верховенского открыт на набережной Достоевского, а памятник антигероям установлен в непосредственной близости от дома-музея писателя, прямо напротив окон его кабинета. А почему нет? Ведь установил же кто-то в Старой Руссе памятник Ленину, не имеющий никаких эстетических и этических достоинств, напротив великолепного допетровского собора-красавца. 

 

Если сегодня дикая идея о музее и памятнике «героям НКВД» забрела в головы духовных потомков убийцы Смердякова и поклонников политического гения негодяя Петруши Верховенского, то почему не сможет туда же забрести и другая, родственная ей мысль – о  поучительности зрелища непосредственного соседства Достоевского с его героями. И было бы совсем уж замечательно, если б бронзовый лейтенант Смердяков заглядывал со своего высокого постамента в окно писательского кабинета и показывал бы тому свой бронзовый кукиш, мол, «Накося выкуси, пророк такой-сякой!».  Может быть, только после этого  наши ученые-достоевсковеды, приехавшие в прелестный городок  на очередной майский ученый пикник и увидевшие эту фантасмагорию, очнутся от своего глубокого морального обморока, придут в себя и увидят, наконец, окружающую их реальность не подслеповатыми глазками довольных своей убогой жизнью совков, а глазами их гениального кормильца и поильца.

 

Ну, а если, уж, и это их не проймет, то в ход должен пойти следующий фантастический сюжет: пусть закроется музей Достоевского и в его помещении откроется музей «героям НКВД» с «кабинетами следователей, тюремными камерами и манекенами в форме НКВД», а на постаменте старорусского памятника Достоевскому, что напротив старообрядческой церкви, фигура писателя пусть поменяется на изваяние дружной парочки двух мерзавцев, лейтенанта Смердякова и капитана Верховенского, чтобы в итоге вся эта штука выглядела почище романа «Бесы». И пусть тогда все наши молчалины получат то, что заслужили.