Фэрбэрн - Видения Иезекииля - Главы 40-48

Патрик Фэрбэрн - Видения Иезекииля - Презентация книги

 

 

Теперь с Божьей помощью мы дошли до заключительного видения пророчеств Иезекииля; но совершенно не оставив все трудности позади себя, мы оказываемся перед самым мрачным и в нескольких отношениях наиболее исключительным и отличительным видением всей книги. Ибо здесь концентрируется все, что является наиболее особым и во многом также наиболее трудным в методе нашего пророка; и какая нужда ни была бы в помощи Святого Духа, чтобы Он направлял наши шаги через более ранние видения, та же нужда существует в ещё большей силе в отношении этого заключительного откровения. Да не будет нам отказано в такой нужной помощи! Пусть Сам Дух Истины управляет нашим изучением и сияет для нашего наставления, что касается Его Писания! Пусть никакое ослепляющее предубеждение или узкая наша собственная цель не помешает нам следовать путём просвещённого изучения и честного толкования; чтобы предлагаемые суждения, по крайней мере, во всем, что является наиважнейшим, носили отпечаток рассудительности и истины!

 

Оставляя вне поля зрения незначительные оттенки мнения, которые слишком неважные, чтобы обращать на них особое внимание, взгляды, которые были приняты во внимание по поводу видения вообще, и в частности те, которые содержало описание относительно храма, могут быть отнесены к четырём классам.

 

 

Он воспринимает всё, как прозаическое описание того, что существовало во времена непосредственно перед пленением, в связи с тем храмом, который обычно называется Соломоновым. Иезекииль лишь изобразил, думают придерживающиеся этого взгляда, то, что он сам видел в Иерусалиме, чтобы сохранилось воспоминание о прежнем положении вещей, и чтобы люди по возвращении восстановили его, насколько возможно. Таковым является мнение большой группы исследователей, возглавляемой Виллал-пандусом, и с ним в принципе согласны Гроций, Кал мет, Секер, также частично, старейшина Лоут, Адам Кларк, Бёт-чер, Тений и др. Принявшие, однако, это мнение считают необходимым, вопреки естественному порядку и связи, провести разделение между тем, что написано относительно устройства храма и распределения земли, так же как и некоторыми другими вещами, которые, как известно, были совершенно иными до изгнания. И даже в отношении самого храма и того, что непосредственно связано с ним, учитывая какие-либо изменения, которые, возможно, были внесены, существует множество противоположностей, и некоторые из них наиболее явные, между тем, что, как известно, существовало во времена перед изгнанием, и схемой, очерченной пророком. Они будут отмечены в дальнейшем.

 

 

Согласно этому взгляду, образец, показанный Иезекиилю, физически отличался от всего, что существовало прежде, и впервые представлял то, что должно было быть после возвращения из плена, хотя, из-за небрежности и испорченности людей, это никогда не осуществилось надлежащим образом. «Храм, описанный Иезекиилем, должен был быть построен новыми поселенцами, они должны были придерживаться обычаев и традиций, которые он предписывает; они должны были разделить страну так, как он говорит. То, что храм не поднялся из руин по его образцу, и то, что его повеления не были исполнены, было виной Израиля. Как сильно они пренебрегали повелениями своего первого законодателя Моисея! Поэтому, как можно удивляться, что они так же мало уважали своего второго законодателя Иезекииля?» Так писал Айх-горн и такое же мнение имели Дате (Dathe) и Гердер. Но это мнение полностью противоречит размерам, установленным храму, способу распределения земли и описанию реки, всё это было связано с физической невыполнимостью для новых поселенцев. Поэтому те, кто придерживается главным образом того же общего мнения, до сих пор изменяют его, допуская, что были вещи в изображении пророка, которые никогда не могли предназначаться для буквального исполнения, тем не менее понимают, что пророк не меньше намеревался представить в нём совершенный набросок того, к чему было желательно и свойственно стремиться людям. Несовпадение этого с фактическим положением вещей означало неудачу, — но только в реализации, не в идее; именно последнее, а не другое, было истинной заботой пророка. А это противоречит взглядам рационалистов прежних дней (среди них Додерляйн), и Гитцига в наше время. Ясно, что их мнение основано на оставлении без внимания того, что видения пророка носили сугубо пророческий характер. Оно сводит его объявления к чему-то вроде смутного незлонамеренного ожидания какого-то будущего добра, такого ожидания, которое могла бы лелеять твёрдая вера и живая надежда, и облечённого в любую форму, которую предпочла бы фантазия автора. С ней поэтому не может согласиться тот, кто верит, что пророк говорил, так как был водим Духом Святым, и произносил то, что согласно истинному смыслу сказанного, должно точно исполниться.

 

 

Его главной особенностью является крайность, противоположная взгляду, приведённому выше. Мнение некоторых еврейских авторов заключается в том, что описанию Иезекииля фактически следовали возвратившиеся из плена, настолько, насколько позволяли их обстоятельства, и что Ирод, когда обновлял и увеличивал храм, придерживался этого же образца. Но затем они считают, что, так как это было неизбежно сделано достаточно посредственно, надлежащим образом это должен завершить Мессия, Который, когда явится, сделает так, чтобы храм был воздвигнут в точности как здесь описано, и осуществит все второстепенные мероприятия. В последние годы в христианской церкви, особенно в Англии, растёт количество людей, которые полностью разделяют эти иудейские ожидания, с той лишь разницей, что они, веруя, что Иисус является Мессией, ожидают, что видение исполнится полностью и буквально в Его второе пришествие. Они верят, что всё семя Израиле-во будет возвращено, чтобы снова овладеть землёй Ханаанской, где, со Христом во главе, они станут центром света и славы мира; храм будет заново отстроен по великолепному образцу, показанному Иезекиилю, обряды и уставы богослужения установлены и земля разделена между коленами Израилевыми — всё, как описано в заключительных главах этой книги. Это мнение также нашло своих сторонников на континенте; Хофманн, например, и Гесс в своих письмах по поводу Откровения говорит: «Так тогда произойдёт, что наш Господь, Который однажды был отвергнут и распят Своими земляками, будет ими же признан открыто и официально, и будет почтён в восстановленном храме; и что так как древний Израиль был часто вынужден служить народам за отвержение своего Бога и Мессии, так теперь народы будут покорены Ему, признав Его Мессию и веруя в Его Бога».

 

 

Согласно этому взгляду, всё представление не предназначалось для явного и официального исполнения ни в иудейские, ни в христианские времена, но было величайшим замысловатым символом добра, которое Бог приготовил для Своей церкви, особенно в грядущую эпоху Евангелия. Со времён Отцов Церкви это мнение доминирует в христианской церкви. Большая часть придерживалась его, исключая всякое другое мнение, особенно среди реформаторов и их преемников, Лютера, Кальвина, Каппеля, Кок-цеюса, Пфайфера, с которыми были согласны большинство английских богословов. Однако многие также сочетали этот взгляд с одним или больше вышеизложенных мнений. Так Диодати, объединяя его с первым, говорит: «Теперь Господь показывает Иезекиилю схему храма Соломонова, разрушенного халдеями, чтобы в церкви сохранилась память о его несравненном великолепии для образа и поддержки её духовного храма в этом мире, и особенно в небесной славе».

 

С этой же целью Лоут в своём комментарии — только Лайтфут разнится в своём суждении, поскольку он сочетает скорее второй взгляд с последним — рассматривает видение, как предназначенное для «ободрения иудеев перспективой, что они снова будут иметь храм», хотя храм и его обряды, как не делались по образцу Соломоновым, так и не предназначались быть фактически установленными, но служить прообразом «увеличения, духовной красоты и славы Церкви в эпоху Евангелия». Этот взгляд также демонстрируется Грин-хиллом в его труде по поводу Книги Иезекииля. Он считает, что видение «представляло восстановление иудейской церкви, их храма, города и поклонения после плена; тем не менее не просто, но таким образом, что они были прообразами церкви евангельской; ибо как мы не должны исключать их, так мы должны знать, что это не принципиальная вещь, которую должно было показать видение; видение главным образом представляет нам, в иудейской интерпретации, построение христианского храма с его богослужением, которое начало осуществляться в дни апостолов» (Деян. 15:16).

 

Не следует отрицать, что этот последний автор, как и вообще авторы класса и периода, к которым он принадлежал, не способны были правильно понимать характер видения и особых принципов, которые нужно было иметь в виду при его толковании. Следовательно, много произвольного и придуманного вошло в объяснения, которые они дали относительно отдельных частей. Прежде всего, должно быть положено основание надлежащей линии, которой следует придерживаться посредством правильного определения характера этого вида композиции, и отношения, которое это видение имеет к другим писаниям Иезекииля. Давайте теперь попытаемся приготовить путь посредством тщательного рассмотрения того, что относится к этим пунктам.

 

1. Прежде всего, следует помнить, что описание является видением — схемой, показанной умственному глазу пророка «в видениях Божиих». Одно это характеризует его как имеющее идеальный характер, как противопоставляемое всему, что когда-либо было или когда-либо должно было обнаружиться как реально существовавшее, именно в том виде, который ему даётся в описании. Таковым, как мы увидели, является характер более ранних видений, данных пророку. То, что описано в главах 1—3 и 8—11, что он увидел «в видениях Божиих», всё имело такую природу. Они представили яркую картину либо того, что тогда фактически существовало, либо того, что должно было произойти вскоре, но в виде полностью отличном от реальности. Был дан не сам образ или точный внешний вид вещей, но скорее сжатое изображение их внутреннего бытия и содержания. Также было обнаружено, что таким же образом дело обстоит и с другими частями, имеющими подобную природу, хотя и не являющимися чётко обозначенными видениями; такими, например, как главы 4, 12 и 21, которые содержат изображения и наставления, как будто в них говорится о том, что должно быть сделано и проведено в реальной жизни, и тем не менее их необходимо понимать как идеальные образы, демонстрирующие характер, но не точный вид и очертания грядущих действий.

 

Если бы эта идеальная природа описаний правильно понималась, это бы легко разрешило в отношении нашего видения то, что Датэ посчитал необъяснимым, если предположить всё, кроме буквального характера описания, т. е. принудительной формы, в которую оно было облечено. «Он, кажется, не обещает, но повелевает; не показывает, какое здание было бы воздвигнуто и какие мероприятия проведены в связи с этим, но повелевает, что должно быть сделано». Это точно такое же впечатление, которое создаётся и в отношении более ранних видений, на которые мы ссылались; и это то, чего можно было бы ожидать в данном видении, предполагая, что оно является идеальным представлением того, что принадлежит к царству Божьему, — но не иначе. Правильно понимаемая принудительная форма откровения является свидетельством нереалистичного характера того, что было передано, особенно если его рассматривать в связи с вариациями, которые оно представляет по отношению к писаниям Моисея. Никогда ни в какой период Своей Церкви, Бог не давал ей законы и уставы просто посредством видения; и когда Моисею было поручено дать их в пустыне, официально его власть сделать это была основана на его обязанностях, которые отличались от обычных пророческих, и его предписаниях, которые сообщались иначе, чем посредством видения (Чис. 12:6). Так что говорить через видение, и в то же время в форме инструкции, как будто предписывая законы и уставы, принципиально отличающиеся от законов и уставов Моисея, было само по себе явным и неопровержимым доказательством идеального характера откровения. Это было явным свидетельством того, что Иезекииль не был новым законодателем, пришедшим видоизменить или вытеснить то, что было написано тем, с которым Бог говорил лицом к лицу на горе.

 

2. То, что было сказано относительно формы сообщения пророка, подтверждается его содержанием', так как в нём есть много того, что кажется явно предназначенным для убеждения нас в его идеальном характере. В описании есть вещи, которые, если воспринимать буквально, в высшей степени невероятные, и даже содержат то, что физически неосуществимо. Это было давно отмечено Лайтфутом в отношении размеров храма и города: «И теперь, если кто-нибудь измерит всю окружность стены, окружавшей святую землю, согласно нашим английским единицам измерения, она будет равна половине мили и 166 ярдам. И всякий, кто подобным образом измерит квадрат из Иезекииля (42:20), он обнаружит, что он в шесть раз больше окружности стены и полностью равен трём с половиной милям и приблизительно 144 ярдам — окружность, несравнимо большая, чем гора Мориа на протяжении времен. И именно это показывает, что описание следует понимать духовно и мистично... Что касается буквального соответствия того города и храма (то есть, те, которые должны были быть построенными после возвращения из Вавилона) всем деталям этого описания, до него так далеко, что храм Иезекииля очерчен большего размера, чем весь земной Иерусалим, а его Иерусалим больше, чем вся земля Ханаанская. И таким образом, целью Святого Духа в демонстрации этой горизонтальной проекции явно было символизировать огромное увеличение духовного Иерусалима и храма, Церкви при Евангелии, её духовной красоты и славы, — так же как и поддержать надежды пленного Израиля, что земной город и храм будут отстроены, что и произошло по возвращении при Кире».

 

То, что в этом отрывке называется городом, следует помнить, включает в себя приношение святой земли, отделённой для князя, священников и левитов, чьё местожительство должно было непосредственно относиться к городу. Воспринимаемое таким образом утверждение Лайтфута недалеко от истины. Ссылаясь на примечания по поводу отдельных стихов для подтверждения того, что мы говорим, мы просто объявляем в данный момент общий результат; который заключается в том, что, в соответствии с наиболее точными методами вычисления, замеры пророка показывают, что внешняя стена храма была квадратом в английскую милю, и около одной седьмой с каждой стороны, и что пространство всего города составляло между тремя и четырьмя тысячами квадратных миль. Нет причины допускать, что границы древнего города превышали две с половиной мили в окружности (смотрите Исследования Робинсона, том 1); тогда как здесь окружность стены храма почти в два раза больше. Так что первая часть утверждения Лайтфута, что пределы храма Иезекииля превышают пределы целого города — совершенно правильная; но что касается другой части, в которой он утверждает, что пределы города больше, чем пределы всей земли Ханаанской, должно быть сделано некоторое исключение, если под Ханааном подразумевается весь Израиль, который когда-либо был во владении по обе стороны Иордана, который вычислен, как в два раза больший четырехугольника Иезекииля — где-то между десятью и одиннадцатью тысячами квадратных миль. Если понимать как Истинный Ханаан землю, простирающуюся между Иорданом и Средиземным морем, часть, здесь предназначенная для города, могла бы в этом случае быть равной всей земле.

 

Но если взять землю в самом общем смысле, выделение части почти равной половине всего для князя, священников и левитов, является явным доказательством идеального характера представления; тем более особенно, если мы принимаем во внимание, что та священная часть отделена в правильном четырёхугольнике, с храмом на горе Сионе в центре. Ибо тогда половина её, простирающаяся почти на тридцать миль в длину и лежащая к югу от Иерусалима, должна была занимать почти всю южную территорию, которая доходила лишь не далее, чем до Мёртвого моря (Иез. 47:19); тогда как, согласно другому предоставлению земли, пять из двенадцати колен должны были получить своё наследие по ту сторону Иерусалима за пределами священной части (Иез. 48:23—28). Такие явные несоответствия с точки зрения буквального понимания отрывка привели к изменениям в тексте; некоторые переписчики и древние переводчики, так же как и современные толкователи меняют трости на локти для обозначения пределов храма и города. Но для такого изменения нет никакого основания; это лёгкий произвольный способ избавиться от трудности, устранив её причину; мы также могли бы откорректировать и другие части, чтобы они соответствовали нашим фантазиям или полностью удалить видение. Измерения пророка делались, чтобы включать в себя буквальное несоответствие. Это относится также к буквальным чрезмерностям видения в главах 38 и 39, чтобы люди были вынуждены искать чего-то ещё, кроме буквального исполнения. И в полном неправильном понимании замысла пророка, данные изменения делаются с целью сделать план правдоподобным, как изображение того, что однажды буквально осуществилось бы^[1].

 

3. Некоторые, возможно, могут быть расположены вообразить, что, поскольку они ожидают, что определенные физические изменения совершатся на земле прежде, чем пророчество может исполниться, они могут быть скорректированы таким образом, чтобы признать, что измерения пророка могут быть употреблены буквально. Однако такое предположение невозможно допустить. Ибо границы самой земли даны, не новые границы пророка, но установленные Моисеем. И так как размеры храма и города совершенно не соответствуют им, никакие изменения не могут быть сделаны, что касается физического положения страны, которые привели бы в надлежащее соответствие одно с другим.

 

Кроме того, есть другие вещи в описании, которые, если бы они не могли столь решительно доказать невозможность буквального смысла как соображение возникающее из размеров, дают большую силу этому соображению, и по поводу какого-либо другого предположения, чем то, что они являются частями идеального представления, должен носить неправдоподобный аспект. Есть ещё и другие вещи в описании, которые, если сами по себе не могли настолько убедительно доказать невозможность буквального смысла, как соображение возникшее из размеров, придают большую силу этому соображению, и при любом предположении, ином, чем то, что они являются частями идеального представления, должны носить невероятный и причудливый аспект. Такого же рода является распределение остатка земли в равных частях среди двенадцати колен в параллельных уделах, поперёк с востока на запад, независимо от особых обстоятельств каждого колена, от их относительного количества; в особенности назначение пяти из этих параллельных уделов к югу от города, которое с учётом священного участка, оставляет каждому ширину максимум в 5 км или 6,5 км каждого участка! Такой же характер имеет предполагаемое отдельное существование двенадцати колен, которые теперь, по крайней мере, едва ли может рассматриваться иначе, чем естественная невозможность, так как это установленный факт, что такие отдельные колена больше не существуют; ход провидения был назначен так, чтобы уничтожить их, и однажды уничтоженные, они не могут возродиться снова.

 

Если человек мёртвый, он может быть возвращён к жизни; но если когда-то отдельные линии его потомства слились воедино, никакая сила в природе не может разложить их снова на их первоначальные элементы. Такого же рода и «весьма высокая гора», на которой взору пророка было явлено видение храма; ибо, так как она, несомненно, относится к старому месту храма, небольшая возвышенность, на которой он стоял, могла быть обозначена так в моральном или идеальном,но не в буквальном смысле^[2]. Наконец, такого же рода и рассказ о потоке, текущем из-под порога храма на восток и впадающем в Мёртвое море, который, как быстротой своего увеличения, так и качеством своих вод, отличается от всего, что было когда-либо известно в Иудее или в каком-либо другом месте на земле. После сопоставления всего кажется, что пророк принял все меры предосторожности, посредством общего характера описания, чтобы предотвратить ожидания буквального исполнения; и я бы отчаялся, в любом случае, провести границу между идеальным и буквальным, если бы обстоятельства, упомянутые теперь, не служили бы нам оправданием в поисках чего-то ещё, кроме буквального исполнения видения.

 

4. Тем не менее есть ещё соображение, которое следует упомянуть. Несмотря на то, что некоторые умы с необычным темпераментом или софистическими склонностями, могут ухитриться обойти его, оно восторжествует среди огромного множества библейских христиан. Соображение заключается в том, что видение пророка, так как оно должно, если понимается буквально, подразумевать полное восстановление обрядов иудаизма, оно неизбежно помещает пророка в прямое противоречие с авторами Нового Завета. Наш Господь и Его апостолы учат совершенному и полному прекращению особенностей иудейского богослужения, настолько явно, как это можно делать словами, и на основаниях, которые имеют не временную, но постоянную законную силу. Слово Христа, обращенное к женщине в Самарии — «Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу» — является исключительно решающим в этом вопросе; ибо если оно означает что-либо достойное такого торжественного заявления, оно показывает, что Иерусалим должен был теперь лишиться своего особого положения, и вводится способ богослужения, способного совершаться в любом другом месте, так же как и здесь.

 

Но когда мы видим, что позже апостолы борются за прекращение иудейского ритуала, потому что он подходил только для Церкви, порабощенной «вещественным началам мира», и состоял из того, что было сравнительно только «немощными и бедными вещественными началами» — и когда в Послании к Евреям мы также находим отмену Ветхого Завета с его Аароновым священством и материальными уставами, детально аргументированным, и особенно «по причине его немощи и бесполезности», то есть присущих ему несовершенств, — мы должны, конечно, считать, либо что замысловатые служения иудаизма ушли окончательно и навсегда, либо что эти священные авторы совершенно неправильно передали волю своего Господина относительно них. Никакой умный и искренний христианин не может согласиться с последней альтернативой; поэтому он должен придерживаться предыдущей. И он будет поступать так с разумной убеждённостью, что как в мудром управлении Бога всегда должна быть согласованность положения людей с законами и уставами, под которыми они находятся, так плотские предписания, которые были адаптированы для ученического периода церкви, не могут никогда, по природе вещей, быть в надлежащем соответствии с её состоянием зрелости, совершенства и тысячелетней славы. Считать, что пророк здесь показывает перспективу, основанную на таком неестественном соединении, значит приписывать ему неразумное стремление влить молодое вино царства снова в старые мехи; и тогда как, занимаясь высшими надеждами церкви, рассматривает её лишь эффектным представлением плотской поверхностности. Мы имеем гораздо высшие представления о духовной проницательности и призвании ветхозаветного пророка, чтобы верить, что для него было возможно притворяться столь неподобающим образом, или рассматривать положение вещей настолько неправильно. И нас полностью оправдывает ясное утверждение Писания, когда мы говорим, что «храм с жертвами теперь был бы наиболее дерзким отречением от самодостаточности жертвы Христа и от силы крови Его искупления. Тот, кто приносил жертвы прежде, исповедовал Мессию; тот, кто приносил бы жертвы теперь, наиболее торжественно и кощунственно отрекался бы от Него»

 

5. Таким образом, считая описание в этом последнем видении имеющим совершенно идеальный характер, мы идём дальше и утверждаем, что идеализм здесь в точности подобен тому, который имел место в некоторых более ранних видениях — видениях, которые неизбежно должны были осуществиться, и которые поэтому могут справедливо считаться дающими ключ к правильному пониманию видения, которое мы рассматриваем сейчас. Мы обнаружили, что главной особенностью тех более ранних видений, которые по природе совпадают с этим, является исторический склад их идеализма. Представление будущего облечено в форму чего-то общего в прошлом, и показано, как изображение прошлого или возвращение прошлого, только с такими отличительными признаками, которые были бы необходимыми, чтобы адаптировать его к предполагаемым изменённым обстоятельствам; тогда как подразумевалось то, что должна возродиться не внешняя форма, но основная природа прошлого. Таким образом, в видении несения беззакония в главе 4, суды, описанные как сходящие или предназначенные сойти на дома Израиля и Иудеи, представляются под возвращением периодов времени, проведенных прежде в Египте и в пустыне; тем не менее, так как в описании несомненно показаны определённые вещи, и так как ясно показано само событие, это было возвращение, не именно тех периодов времени, но подобных мучительных и дисциплинарных методов обращения, которые были предсказаны.

 

Таким образом, снова в описании главы 20, очень подобной объявлениями грядущих зол пророчеству, о котором мы сейчас говорили, пророк говорит о повторении странствования в пустыне, с её суровыми и смиряющими законами, но называет её теперь «пустыней народов», чтобы провести различие между ней и «пустыней земли Египетской», подразумевая, таким образом, что предполагалось что-то иное, чем буквальное восстановление прежних событий. Предполагался тот же метод наказания, целью были те же или даже высшие результаты, но при обстоятельствах внешне совершенно иных. Кроме того, в идеальном представлении царя Тирского (Иез. 28: 11—19), во-первых, что касается его исключительного величия, затем, его назначенного падения, всё делается, чтобы был обретён исторический аспект; как будто это было само человечество, имевшее сначала райскую честь и славу, затем принятое во внутреннее святилище присутствия Господа, но только, чтобы быть низвергнутым, как нечистое творение, и отданным на позор, унижение и погибель; так что история тирского царя должна была являть собой воссоздание истории человечества в её наилучших и наихудших переживаниях. Ещё раз в пророчестве об унижении Египта (Иез. 29:1—16), унижении, которое должно было начаться от руки Навуходоносора, судьба представляется как переход на Египет наиболее мучительной и смиряющей части переживания Израиля: тот, который осмелился играть роль Бога Израилева, должен пройти через испытание сорокалетнего странствования Израиля по пустыне и рассеяния по народам; одним словом, что касается суда и угнетенного состояния, он сам должен стать вторым Израилем.

 

Таким образом, мы бы полностью заблуждались, если бы искали во всех этих случаях мнимого, фактического повторения прошлого. Перед нами раскрыт характер дел и событий, а не их точная форма или внешние условия. Описание имеет идеальный характер, и история прошлого просто придаёт ему форму, в которой оно выражается. Духовный глаз пророка разглядел старое, что касается его истинного характера, снова оживающее в новом. Он увидел по сути ту же процедуру, снова имевшую место, и неизменный Господь должен показать однородность Своего характера и деятельности, посетив его тем же наказанием.

 

Если теперь посмотреть на понимание этих ранних откровений пророка для сравнения предсказания с выполнением, то читая рассматриваемое нами видение по этой инструкции, мы уделим особое внимание типичному для пророка методу интерпретации, объясняя при этом нелёгкие части его писания более доступными. Во всех других упоминавшихся случаях, где его описание имеет форму возрождения прошлого, мы видим, что главным образом нужно рассматривать дух, а не букву описания; так почему мы должны считать, что здесь должно быть иначе? В этом замечательном видении мы видим старое, созданное снова, что касается того, что было наиболее превосходным и славным в прошлом Израиля — его храм со всяким неизбежным сопровождением священного благолепия и привлекательности — символ Божьего присутствия внутри — богослужения и обряды, происходящие в надлежащем порядке снаружи — князь и священство: всё, одним словом, требующееся, чтобы сформировать идеал священного государства по древним образцам. Однако в то же время есть такие изменения и переделки, привнесенные в старое, которые в достаточной мере указывают, что нечто, гораздо более великое и лучшее, чем прошлое, было скрыто под видом старого. Пророк ещё не мог ясно раскрыть грядущей действительности в её точной природе и славной полноте, он не мог раскрыть даже самого образа этих вещей.

 

Пока продолжалась ветхозаветная эпоха, они должны были быть заключены в узкую и несовершенную оболочку её земных отношений. Но те, которые жили в ту эпоху, могли иметь ярчайшее представление, которое они только могли получить, о более светлом будущем, просто позволив своим умам опираться на прошлое, которое здесь видоизменено и заново сформировано пророком, также как высшие представления о состоянии славы, которые мы теперь можем формировать для самих себя посредством постижения наилучшего из современного состояния Церкви, улучшенного и возвышенного до небесного совершенства. В храме, показанном и построенном в видении, невозможно было ожидать узреть видимый предполагаемый храм, а вновь занятый Ханаан по правильным четырёхугольникам и параллелограммам пророка, можно было увидеть не более, чем в случае Тира увидеть его монарха, буквально живущего в Эдеме и как херувима, находящегося в непосредственном присутствии Бога, или увидеть Израиля, посланного снова пережить испытание египетского рабства и скорби пустыни. Всё, что должно было иметь внешнюю схожесть с планом видения, следует рассматривать лишь как залог гораздо большего предполагаемого блага и помощь вере в ожидании его надлежащего исполнения.

 

6. Но, тем не менее, глядя на различные и мельчайшие детали, данные в описании, некоторые могут быть склонны считать в высшей степени невероятным, что подразумевалось что-либо иное, кроме точного и буквального исполнения. Если бы это был только общий набросок города и храма, как в 60-ой главе Исайи и других частях пророчества, они могли бы более легко проникнуть в идеальный характер описания и понять, что оно могло главным образом указывать на лучшее, принадлежащее к евангельской эпохе. Но видя такие точные измерения, и такое бесконечное разнообразие всяких деталей они не могут понять, как может быть надлежащее исполнение без соответствующей объективной действительности. Именно здесь, однако, мы встречаем ещё одну поразительную особенность нашего пророка. Как мы увидели, он превосходил всех пророков многочисленностью деталей. То, что Исайя изображает несколькими чёткими и яркими штрихами, как в случае Тира, например, Иезекииль растягивает на несколько глав, заполняя картину всякими деталями, не только рассказывая нам о его необыкновенном величии, но также о всяком элементе, далеком и близком, способствовавшем созданию этого величия; и не только предсказывая его падение, но связывая с ним каждое возможное обстоятельство, которое могло бы добавить полноты его унижению. Те же поразительно продемонстрированные особенности мы видели в пророчестве по поводу Египта, в описании состояния и наказания Иерусалима в образах кипящего котла (глава 24) и беззащитного дитяти (глава 16), в видении о несении беззакония (глава 4), в символическом описании ухода в плен (глава 13) и, конечно же, во всех более важных описаниях пророка, которые, даже когда представляют сцены идеального характера, отличаются такими мельчайшими и разнообразными деталями, чтобы придать им вид наиболее очевидной и правдоподобной действительности.

 

Таким образом, следует помнить об особенном характере описаний нашего пророка вообще, и не будет ощущаться никакой трудности в отношении количества и разнообразия подробностей в этом заключительном видении. Принимая во внимание его особую манеру, это было не более, чем можно было ожидать, что, в представлении грандиозного плана грядущего добра для Божьей Церкви и народа, картина должна быть написана во всех подробностях. Если пророк делал так в подобных, но менее важных случаях, он не мог не сделать так же и здесь, подойдя к самой вершине и кульминации своих откровений. Ибо исключительно посредством детальности и полноты описаний он стремится впечатлить наши умы чувством божественной уверенности в истине, раскрытой в них, и придать, так сказать, вес и значение нашему представлению.

 

7. В дальнейшую поддержку приведенной нами точки зрения, также можно спросить, чувство против духовного понимания видения и требование внешних сцен и объектов, буквально соответствующих ему, не проистекает ли в большой мере из фальшивых представлений относительно древнего храма и его служений и обрядов поклонения, как будто они имели независимую ценность, кроме духовных истин, которые они символически выражали? Наоборот, храм со всем принадлежащим ему, был воплощённым представлением Божьей действительности. Он являл верующим обильное и различное наставление относительно дел царства Божьего. И посредством того, что они видели воплощённым в этих видимых формах и внешних делах, люди должны были учиться, как им думать о Боге и поступать в отношении Него в разных отношениях и ситуациях жизни — когда они были далеко от храма, так же как, когда они были рядом с ним и вокруг него. Он был образом и символом самого царства Божьего, рассматривался ли он в отношении временного устроения, существовавшего тогда, или в отношении более грандиозного развития, которое всё должно было получить в пришествие Христа. И одно из главных заблуждений иудеев, во все периоды их истории, заключалось в том, что они уделяли особое внимание лишь внешним обликам храма и его богослужения, не видя духовных истин и принципов, скрытых под ними.

 

Но если дело обстоит так, очевидно, что нет никакой необходимости в физическом и буквальном исполнении плана Иезекииля. Ибо если всё связанное с ним было назначено и устроено главным образом из-за его символической ценности, во всяком случае, почему само описание не могло быть дано для назидания и утешения Церкви из-за того, что в нём содержалось символическое наставление? Даже если бы план был приспособлен и разработан для фактического осуществления на практике, это бы имело целью то, чтобы он был зеркалом, в котором можно было бы видеть отражающиеся в нём ум и замыслы Бога. Но если так, почему бы само описание не могло быть сделано, чтобы служить таким зеркалом? Другими словами, почему Бог не мог бы говорить Своей Церкви о будущем благе посредством мудрого приспосабливания символического плана? И когда толкователи, подобные Гитцигу, или авторы более духовного склада ума недоверчиво спрашивают, какое символическое значение той или иной мелкой подробности, мы бы могли ответить подобным вопросом относительно храма Соломонова или скинии Моисеевой; тогда как ничто не может быть лучше установлено на основании Писания, чем то, что эти священные сооружения были построены для того, чтобы олицетворять и представлять главные истины о Боге и Его царстве. Это, конечно, не препятствует, — если правильно рассматриваемо, оно скорее требует, чтобы некоторые части воспринимались в зависимости от общего предназначения, и что многое должно войти в схему, что взятое само по себе не могло бы иметь независимого или удовлетворительного значения. Но пусть те же правила будут применены к толкованию воображаемого храма Иезекииля, которые на однозначном основании Священного Писания мы применяем к буквальному храму Соломона, и будет невозможно показать, почему, что касается целей наставления, тем же великим замыслам не могло бы служить простое описание одного, как фактическое строительство другого.

 

Также следует не пропустить, в поддержку этого размышления, что в других и более ранних сообщениях Иезекииль придаёт большое значение символическому характеру храма и тому, что к нему относится. Это священник, даёт он нам понять в начале, и с целью совершать служение, подобное священническому, для народа завета, он получил своё пророческое призвание и имел видения Божьи, раскрытые ему (смотрите комментарии к Иез. 1:1—3). В видениях, содержащихся в главах 8-11, вина народа была представлена, как сосредоточенная там, и обуславливала Божью процедуру в отношении храма. Божья слава, оставляющая храм, символизировала уход милостивого присутствия Бога из Иерусалима, и Его обещание стать некоторым святилищем для благочестивого остатка в Халдее, фактически, означало, что храм, что касается его духовной действительности, должен был быть перемещён туда. Это заключительное видение теперь получается как счастливое дополнение тех более ранних видений, дающее обещание полного устранения предшествующих бедствий и беспорядков. Оно уверяло Церковь, что всё должно быть снова приведено в порядок; более того, что в будущем должны произойти вещи более великие и лучшие, чем те, которые были когда-либо известны в прошлом; вещи, очень великие и хорошие, просто должны быть представлены в старых символических формах — они должны быть снова смоделированы и приспособлены, чтобы адаптировать их к высшим целям в перспективе.

 

Также Иезекииль совершенно не оригинален в этом. Другие пророки представляют грядущее будущее, ссылаясь на символические места и обряды прошлого, приспосабливая и подправляя их, чтобы они соответствовали своему непосредственному назначению. Так, Иеремия говорит в главе 31, стихах 38-40: «Вот, наступают дни, говорит Господь, когда город устроен будет во славу Господа от башни Ана-меила до ворот угольных, и землемерная вервь пойдет далее прямо до холма Гарива и обойдет Гоаф. И вся долина трупов и пепла, и все поле до потока Кедрона, до угла конских ворот к востоку, будет святынею Господа». То есть, будет восстановленный Иерусалим в знак возрождения дела Божьего, вследствие чего даже места, прежде нечистые, будут святынею Господа: не только будет возвращено утраченное, но также зло, неотъемлемое в прошлом, будет искуплено, и правда восторжествует. Возвышенное место в Книге Пророка Исайи, глава 60, является совершенно аналогичным, что касается его общего смысла. И в последних двух главах Откровения есть видение, очень похожее на то, которое сейчас перед нами, имеющее целью показать состояние искупленной церкви в последние дни. В этих двух видениях есть различия, точно так же как в видении Иезекииля есть различия по сравнению со всем, что существовало при Ветхом Завете. В особенности, тогда как храм представляет самое сердце и центр плана Иезекииля, в плане Иоанна не должно было быть видно вообще никакого храма. Но в двух описаниях символизируется одна и та же истина, хотя в последнем она показана в состоянии более совершенного развития, чем в другом. Храм у Иезекииля, с возвращённой в него Божьей славой предвещал присутствие Бога среди Его людей, чтобы освящать и благословлять их; отсутствие храма у Иоанна указывало на то, что такое избранное место было больше не нужно, что милостивое присутствие Божье было видно и чувствовалось везде. Это одна и та же истина в обоих, только в последнем представлена в соответствии с духом нового устроения, как менее связанная с деталями, что касается места и формы.

 

8. Остаётся только сказать, что в толковании видения мы должны особенно иметь в виду обстоятельства, в которых оно было дано, и смотреть на него не как с новозаветной, но как с ветхозаветной точки зрения; мы должны возвратиться настолько, насколько это возможно, в положение самого пророка; мы должны думать о нём так, как будто он только что увидел божественное строение, которое было воздвигнуто в священном и гражданском устройстве Израиля, полностью разрушенном и очевидно ставшем безнадёжными руинами. Но в твёрдой вере в слово Господа, и с божественным проникновением в Его будущие замыслы, он видит, что никогда не может погибнуть то, что несёт в себе элемент Божьей неизменности; но рука Святого Духа, несомненно, заново воеставит старое; и не только это, но также, что ему будет дана новая жизнь и сила, дающая ему возможность преодолеть прежние ограничения, и подняться до мощи, совершенства и величия, неизвестных и непостижимых в прошлом. Поэтому он говорит главным образом о евангельских временах, но как тот, кто живёт под покрывалом и употребляет язык времён закона Моисея. И о содержании его сообщения, что касается его общего соотношения с прошлым и его отличия в отдельных частях, мы представляем на рассмотрение следующую сводку, данную Хеверником: 1) В евангельские времена Господь должен снова тожественно занять Своё святилище, в котором будет обитать и проявляться вся полнота славы Божьей.

 

В конце концов должен быть воздвигнут второй храм, отличный от старого, сделанный во всех отношениях соответствующим той великой и благородной цели и достойным её; в особенности имеющий огромные размеры для нового общества и со святостью распространённой по всему храму, так что в этом отношении больше не должно быть никакого различия между разными частями. Повсюду всё подчинено наиболее точным и исключительным назначениям; отдельные части, и особенно такие, которые прежде оставались неопределёнными, теперь санкционируются непосредственно Богом, так чтобы всякое понятие о какой-либо произвольности было полностью исключено из этого храма. Таким образом, это святилище является вполне достаточным и совершенным проявлением Бога для спасения Его людей (главы 40—43:12). 2) Из этого святилища, как из нового центра всей духовной жизни, изливается безграничная полнота благословений на людей, которые в результате, достигают нового состояния. Также появляется новое славное поклонение, поистине богоугодное священство и теократический правитель; и справедливость и праведность царят во всём обществе, которое, будучи очищенным от всех пороков, возрождается для жизни в Боге (глава 43:13,47:12). 3) Людям, ставшим обновлёнными от таких благословений, Господь даёт землю обетованную; Ханаан второй раз делится между ними, где, в совершенном согласии и благословенном общении они служат живому Богу, Который обитает и проявляет Себя среди них (глава 42:13,48).

---