Фирсов - Богословие иконы – западное и восточное

Точка зрения

---

Евгений Фирсов - Богословие иконы – западное и восточное

 

Достаточно часто в православной литературе можно встретить тезис, будто Запад так и не понял всей глубины византийской богословской мысли в отношении иконы. Но соответствует ли он действительности? И могло ли так быть чисто технически, ведь ученость западная на несколько ступеней превосходит ученость византийско-православную?[1] Так не понял или не принял? До того, как перейти непосредственно к рассмотрению вопроса по существу, коснемся немного «процессуальной части». Апофеозом формулирования византийского богословия иконы является Седьмой Вселенский собор – в западном понимании это «мешанина тщеты», «памятник невежества, лжи и глупости» [2]. Действительно, вряд ли какой другой собор может похвастаться столь мошенническим флорилегием[3]. Не удивительно, что часто западные богословы отходили от полемики по существу и чуть ли не срывались в возмущения в отношении византийских подлогов и искажений.

 

Итак, во многом (но не исключительно) отношение к иконе на Западе развивалось в свете высказываний Григория Великого – икона суть Писание для неграмотных, поклонение же недопустимо[4], а также каролингских богословов, отвергших Седьмой Вселенский собор (впрочем, как и иконоборческий),  допускающих иконы как орнаменты церквей и осуждающих их уничтожение, но абсолютно отвергающих любое их почитание. Кстати, Седьмому собору пришлось интерполировать слова Григория Великого, т.е. заниматься искажениями, дабы иметь и это великое имя на своей чаше весов. Впрочем, как было сказано выше, для того собора это совершенно обычная практика. Но тем не менее, не нужно забывать, что всё-таки Седьмой собор входит в число 21 соборов, признаваемых вселенскими Римско-Католической Церковью; иконе воздаётся почитание – дулия[5]. И как ремарка: существует мнение, что отчетливая легитимизация  сакрального искусства на латинском Западе началась с сфабрикованного письма Григория Великого некоему монаху Секундину, зачитанного на Латеранском соборе в 769 г.[6]

 

 

По большому счету тезиса два. Первый – икона суть свидетельство или доказательство вочеловечения Господа. Седьмой собор провозглашает: «Изображать образ Господа на иконах в плотском Его виде следует и в обличение пустого представления еретиков, суесловящих, будто Он не по истине соделался человеком <…>» и «Но так как единородный Сын, сущий в лоне Отца, воззвавший Свое создание от осуждения на смерть к жизни, по благоволению Отца и Святого Духа, соизволил соделаться человеком, преискренне приобщившись нашей плоти и крови, как сказал великий апостол, и во всем сделался подобным нам, исключая греха; то мы, изображая икону человеческого Его образа и человеческого вида Его по плоти, а не божества Его, которое непостижимо и невидимо, стараемся наглядно представить предметы веры и показать, что Он не фантастично и не призрачно соединился с нашим естеством, как ошибочно учили некоторые древние еретики , но что на самом деле и по истине соделался совершенным человеком, исключая одного посеянного в нас дьяволом греха». Но как икона может свидетельствовать или доказывать подобное? На иконах изображают и святую Феклу, которой никогда в истории не существовало. Может ли икона с изображением св. Феклы засвидетельствовать о существовании прототипа, самой Феклы? Англиканские богословы пишут: «Разве нельзя изобразить на иконе фантом так же, как и образ реального тела? Разве не мог бы гностик или приверженец манихейской ереси сказать, вот образ тела, которое Христос, по-видимому, имел? Ранние отцы не использовали их для опровержения тех еретиков; и, в самом деле, использование икон не приходило в Церковь до тех пор, пока большинство из этих ересей не исчезло, и еще долго после того, как они перестали быть опасными. И более того, мы узнаём из святого Августина, что те, кто впервые использовали иконы, и были теми самыми еретиками» и «<…> и потому он[и] вообразил[и], будто еретики, отрицающие реальность Христова тела, могут быть убеждены иконами и понурые души возвысятся благодаря им к духовному созерцанию. В ответ на это следует заметить, что <…>  это просто смехотворно ожидать, что икона Христа подвигнет еретика поверить в реальность Христова вочеловечения, если он не верит ясным словам четырех евангелистов». Известнейший апологет иконопочитания Л.А. Успенский при редакторской помощи протоиерея И. Мейендорфа публикует в американском энциклопедическом издании следующее: «Образ есть выражение самой сущности христианства, и в первую очередь – непреложное свидетельство Боговоплощения. <…> И во главу угла Церковь ставит предание о Нерукотворенном Образе Христа, посланном Им царю Авгарю (см. службу Нерукотворному Спасу, 16 августа), и предания об иконах Богоматери, написанных евангелистом Лукой (см., например, службу Владимирской иконе Богоматери). <…> В этих двух иконах заложена вся программа церковного образотворчества, само его существование и его содержание». Т.е. главою угла «непреложного свидетельства Боговоплощения» и фундаментом «всей программы церковного образотворчества» являются две лживые басни[7].

 

Второй тезис – чем чаще иконы бывают видимы, тем более взирающие на них побуждаются к воспоминанию о самих первообразах, и честь, воздаваемая образу, относится к первообразу. Последняя фраза, являющаяся теперь самой цитируемой в догматике иконопочитания, была вырвана из контекста из произведения Василия Великого, которое вообще никакого отношения к иконам не имеет[8]. В приложении к иконопочитанию она могла бы быть просто трюизмом, если бы не самая широкая практика реального идолопоклонства, когда для поклонения некой особой иконе проезжают сотни километров. Что же касается утверждения о постоянной напоминающей роли икон, то опровержением здесь предстанет реальное положение дел – верующие, у которых нет этих мириад изображений (как то иудеи, мусульмане или христиане-протестанты) знают поборников своей веры, их подвиги и историю ничуть не хуже, а зачастую и много лучше православных с их миллионами икон, на которых, кстати, в большинстве своем трудно понять, кто изображен, без подсказывающих надписей.  

 

Так каких же глубин византийского богословия иконы так и не понял близорукий Запад?

---

---