Мистическая позия Соловьева - Библейский и кабаллистический контекст

Как известно, Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900), духовный «отец» русского Серебряного века, был не только выдающимся религиозным мыслителем, но и талантливым поэтом. По словам Н. В. Котрелева, «соловьевское «стихотворство» теснейшим образом связано - в т. ч. ив своем генезисе - с его философствованием и богословскими размышлениями...» [1, с. 496].

Это совершенно справедливо, но все же слово «стихотворство», да еще взятое в кавычки, звучит несколько пренебрежительно. На самом деле следует подчеркнуть, что Вл. Соловьев был одним из первых поэтов-символистов не только в России, но и в Европе в целом, ведь в 70-е годы XIX в., когда он начинает свой путь, символизм только складывается, только набирает силу.

При этом Вл. Соловьев наиболее полно выразил в своей лирике мистическую составляющую символизма, его устремленность к трансцендентному, его поэтику намека на непостижимую и невыразимую сущность бытия. В этом плане он оказал несомненное влияние на всех последующих русских символистов, в особенности на А. Блока (и прежде всего на «Стихи о Прекрасной Даме»).

Галина Синило - БИБЛЕЙСКИЙ И КАББАЛИСТИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ МИСТИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ В. С. СОЛОВЬЕВА

Вл. Соловьев как религиозный мыслитель и поэт испытал огромное воздействие Библии, ее мировидения, изначально мистического в связи с пониманием Бога как абсолютно трансцендентной сущности и одновременно Живой Личности, вступащей в диалог с человеком, открывающей ему Себя в мистическом акте Откровения, воздействие библейской эстетики, наиболее полно воплощающей категорию возвышенного, ее особой стилистики, ориентированной на передачу динамики духа. При этом релевантными как для мистической философской концепции русского мыслителя, так и для его поэзии оказываются Книга Притчей Соломоновых и Песнь Песней, а также их мистическое прочтение в еврейской и христианской традициях. Кроме того, большое влияние на Соловьева оказала мистика Каббалы и гностических учений, которые он серьезно изучал.

С Книгой Притчей, с центральным в ней образом Премудрости связана у Соловьева концепция софийности и образ Вечной Подруги в его поэзии. Однако в такой же степени он связан с образом Возлюбленной, Невесты, Подруги в Песни Песней, основополагающем тексте еврейской и христианской мистики, и с осмыслением этого образа в Каббале. Каббала - еврейское эзотерическое теософское учение с элементами мистики и теургии, оказавшее значительнейшее влияние на христианскую мистику, на становление христианской Каббалы - начиная с эпохи Ренессанса (Джанфранческо Пико делла Мирандола, Джордано Бруно) и особенно XVII в. (Якоб Бёме).

При этом Соловьев был знаком как с первоисточниками - основополагающими трактатами Каббалы (Сэфер Йецира - «Книга Созидания», II—IX вв.; Сэфер Зогар - «Книга Сияния», XIII в.; изложение Х. Виталом основных положений учения Йицхака Лурии - лурианской Каббалы, XVI в.) - так и с репрезентацией их идей в сочинениях Я. Бёме (особенно в его «Авроре», 1616). В отличие от мистики в чистом виде Каббала предпочитает непосредственным путям познания Бога созерцание, размышление, молитву и прежде всего стремление постичь скрытый, истинный смысл Торы, или Пятикнижия Моисеева, и других священных книг, содержащих в себе, по мнению каббалистов, символическое описание Бога и таинственных процессов, происходящих в Божественной сфере и имеющих прямое влияние на земной мир. Вместе с тем Каббале, как и мистике в целом, свойственно предпочтение интуитивного мышления дискурсивному, использование эзотерической символики как единственного адекватного способа выражения мистического знания и пережитого мистического опыта - опыта встречи с Непостижимым. При этом одним из первотекстов, вокруг которых организуется мир Каббалы, является Песнь Песней.

Для Вл. Соловьева особенно важное значение приобретает осмысление Песни Песней как текста, исчерпывающе представляющего на языке самого глубинного и сокровенного человеческого опыта - опыта любви - другой сокровенный опыт - опыт бесконечной любви к Богу человеческой души, страстной устремленности к Творцу, а также символически описывающего таинственные процессы, происходящие в Сокровенном Боге, именуемом в Каббале Эйн-Соф (Бесконечный). Образ героини Песни Песней, ищущей своего Возлюбленного, прочитывается в еврейской и христианской мистике не только как олицетворение человеческой души, вслушивающейся в голос Божий («Голос Возлюбленного моего...» - Песн 5:2) и стремящейся соединиться со Всевышним, но и - в Каббале - как символ Шехины -Божьего Присутствия в мире, своего рода Его женской ипостаси (Шехина -букв. с иврита «пребывание», «присутствие» - слово женского рода).

Шехина мыслится как эманация Бога в мир, как пребывание самой Святости, Духа Божьего (Руах га-Кодеш - Дух Святой - словосочетание женского рода на иврите), Его мироустрояющей Воли и сострадательной Души в мире. Уже в самых ранних слоях еврейской мистики (на рубеже эр) этот образ был отождествлен с Премудростью (Хохма) - героиней Книги Притчей Соломоновых, которая также мыслится как эманация Божьей Мудрости в мир и как олицетворение последней, как своего рода Душа мироздания, в единении с которой постигаются сакральные тайны.

Эта мистическая концепция получает развитие во второканонических книгах Премудрость Соломона, Премудрость Иисуса, сына Сирахова, а затем в христианском учении о Софии - Премудрости Божией. Сравнивая образ Афины, греческой богини мудрости, с образом Премудрости в Книге Притчей и указанных второканонических книгах, С. С. Аверинцев отмечает: «Сама Афина имеет много общего с последующей Софией; и все же если мифологема греческой Афины... есть олицетворение мудрости, то мудрость в греческой мифологии не есть лицо.

Иначе в ветхозаветной традиции, где понятие Премудрости - в силу самой специфики иудаистической мифологии - приобретает личностный облик: Самораскрытие Бога в мире должно было принимать характер «лица» (или «как бы лица») - как второго и подчиненного "Я" Бога» [2, с. 159]. Исследователь отмечает, что Премудрость «выступает как девственное порождение верховного Отца, до тождества к Нему близкая: «Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя» (Прем Сол 7:25 след.), вышедшее «из уст Всевышнего» (Сир 24:3). <...> Премудрость в своем отношении к Богу есть Его демиургическая, мироустрояющая воля. Она описывается (Прит 8:27-31) как «художница», по законам божественного ремесла строящая мир... <...> ...по отношению к миру это - строительница, созидающая мир, как плотник или зодчий складывет дом как образ обжитого и упорядоченного мира, огражденного стенами от безбрежных пространств хаоса; дом - один из главных символов библейской Премудрости (Прит 9:1 и др.)» [2, с. 159-160].

Следует заметить, что отождествление Возлюбленной из Песни Песней и Премудрости Божьей очевидно уже у Йегошуа Бен-Сиры (Иисуса, сына Сирахова), который объясняется в любви к Премудрости и вкладывает в ее уста слова героини Песни Песней. Это отождествление окончательно завершается в мистике Каббалы, где Шехина получает также именование Царицы и воспринимается как Невеста и Супруга Самого Всевышнего, разлученная с Ним в результате мировой катастрофы и отправившаяся в изгнание вместе с народом Божьим. Воссоединение Царицы-Шехины и Царя Вселенной (Бога) и будет ознаменовано приходом Машиаха (Мессии) и наступлением Мессианской эры.

В русле каббалистической интерпретации образ Невесты в Песни Песней прочитывается Вл. Соловьевым как символ Небесной Подруги Самого Бога, спустившейся на землю в качестве Премудрости Божьей, как символ Мировой Души, открывающей неисповедимые тайны поэту-ясновидцу и становящейся его Небесной Подругой. Не случайно героиня поэзии В. Соловьева выступает, как и Шехина, под обозначением «Царица», как, например, в раннем стихотворении «Вся в лазури сегодня явилась... » (1875; опубл. 1885), описывающем мистическую встречу поэта с таинственной Царицей в конце ноября 1875 г. в пустыне под Каиром: «Вся в лазури сегодня явилась // Предо мною Царица моя, - // Сердце сладким восторгом забилось, // И в лучах восходящего дня // Тихим светом душа засветилась, // А вдали догорая дымилось // Злое пламя земного огня» [3, с. 376].

Героиня стихотворения не случайно ассоциируется с лазурью: в этом образе звучат отзвуки, связанные с мариологическим прочтением Песни Песней в христианской традиции - с Девой Марией, символическим цветом которой является синий (лазурный). В этом образе можно также отметить типологические параллели с Девственной Лазурью поэзии Ст. Малларме, главы французских символистов. Кроме того, героиня Соловьева ассоциируется с таинственной Вечной Женственностью (точнее, Вечно-Женственным - das Ewig-Weibliche) Гёте в финале его «Фауста» (на Гёте также очевидно воздействие каббалистических и гностических мотивов).

Об этом же свидании-озарении и о предвкушении его в далеком детстве Вл. Соловьев говорит и в стихотворении «Близко, далеко, не здесь и не там... » (ок. 1875-1876). Неведомая и прекрасная богиня, явившаяся когда-то будущему поэту «в царстве мистических грез, // В мире, не видимом смертным очам, // В мире без смеха и слез» [3, с. 376], вновь открывается поэтической душе, являясь одновременно Музой, Любовью, Проводницей в трансцендентный мир и своего рода Душой Отчизны. О предчувствии мистической встречи с Той, которая гонит «холодное «я», пробуждает лучшие силы в душе поэта и открывает ему высшие тайны, равно как и о самой встрече в пустыне под Каиром, Соловьев напишет и в поздней программной поэме «Три свидания» (1898) с подзаголовком «Москва -Лондон - Египет. 1862-1875-1876», указывающим на особые этапы духовного развития и моменты озарения. Поэма открывается обращением к Вечной Подруге, дающей силу победить время и одолеть смерть (здесь невозможно не увидеть скрытую аллюзию на знаменитый стих Песни Песней: «Ибо любовь, как смерть, сильна...»):

Заранее над смертью торжествуя И цепь времен любовью одолев, Подруга Вечная, тебя не назову я, Но ты почуешь трепетный напев...

Не веруя обманчивому миру, Под грубою корою вещества Я осязал нетленную порфиру И узнавал сиянье Божества... [3, с. 404]

Итак, поэт подчеркивает, что через Вечную Подругу он постигал «сиянье Божества» не рациональным усилием, но интуитивным озарением, благодаря «зову души» («на зов души твой образ был ответ» [3, с. 404]), через нее он открыл истинную Любовь - как Божественный Закон, правящий миром, как «Любовь, что движет солнце и светила» (Данте). Безусловно, образ Вечной (Небесной) Подруги перекликается (особенно в «Трех свиданиях») с образом Беатриче в «Новой жизни» и «Божественной Комедии» Данте, подспудно связанным также с неоплатоническим переосмыслением Песни Песней.

Отсюда у Соловьева тщательно обыгрываемая символика чисел «три» и «девять» («число Беатриче»): «Мне девять лет, она... ей девять тоже. // ...Пронизана лазурью золотистой, // В руке держа цветок нездешних стран, // Стояла ты с улыбкою лучистой, // Кивнула мне и скрылася в туман» [3, с. 405]. Описанное в «Трех свиданиях» откровение не случайно соединяет в одно целое образ Небесной Подруги и мистику Святой Розы - Девы Марии, Дни Творения и мистику Шехины, связанную с проявлением Святости Духа Божьего на земле, с Премудростью как творческой (художнической) ипостасью Бога.

В какие бы одежды ни одевался образ Вечной (Небесной) Подруги в лирике В. Соловьева, больше всего в нем от мистически переосмысленной уже в глубокой древности Премудрости Божьей, отождествленной с Невестой-Подругой Песни Песней. Царица поэзии Соловьева теснейшим образом связана с его концепцией софийности, образом Софии -Премудрости Божией, преломленной через каббалистический образ Шехины. Ее сопровождает прежде всего топика Книги Притчей Соломоновых и Песни Песней. В этом смысле показательно раннее стихотворение «У Царицы моей есть высокий дворец...» (1876), содержащее аллюзии на Книгу Притчей («Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его...» - Прит 9:1) и топику Песни Песней (топос Сада, розы и лилии, бегущие воды).

Как Шехина, согласно мистике Каббалы, стремится к соединению со своим Возлюбленным и Супругом - Всевышним, чтобы восстановилась гармония мироздания, так и Царица соловьевской поэзии стремится соединиться с Поэтом, укрепить его душу, спасти от сил зла.

Образ белой лилии, которая чаще всего ассоциируется с Царицей в поэзии В. Соловьева, как и Невеста в Песни Песней, иногда несет в себе в лирике русского поэта черты гностической «падшей Софии» - Ахамот (в гностицизме - искаженное иврит. Хохма - Мудрость), как в «Песне офитов» (1876), где она выступает также в образе голубки, вновь отсылающем к героине Песни Песней:

Вольному сердцу не больно...

Ей ли бояться огня Прометея?

Чистой голубке привольно

В пламенных кольцах могучего змея.

Пойте про ярые грозы,

В ярой грозе мы покой обретаем...

Белую лилию с розой,

С алою розою мы сочетаем [4, с. 39-40].

В свое время В. Розанов писал об этом стихотворении, не вполне понимая его, но ощущая в нем загадочную глубину и прозревая таинственные смыслы: «Стихотворение заинтересовывает нас каким-то содержательным намеком, который мы боимся отгадать. Что за жемчуг в чаше? Какая голубка, откуда змей? Какой мир между ними и даже, по-видимому, дружба? Но нельзя отказать в яркости и красоте, даже, кажется, в задушевности стихотворению» (Розанов В.

На границах поэзии и философии // Новое время. 1890. № 8721; цит. по: [5, с. 512-513]). Однако то, чего не понимал В. Розанов, было внятно и понятно самому Соловьеву, которому, как справедливо замечает А. Б. Муратов, «была ясна и близка символика гностических учений» [5, с. 513]. В статье «Офиты» для «Энциклопедического словаря» (СПб., 1897) Вл. Соловьев писал, что это «гностическая секта или группа сект, чтивших в змее образ, принятый верховною Премудростью, или небесным эоном Софией... чтобы сообщить истинное знание первым людям, которых ограниченный Демиург хотел держать в детском неведении» (цит. по: [5, с. 513].

Кроме того, змея в мифологических представлениях офитов была символом мировой души. Быть может, именно поэтому в образе таинственной Возлюбленной, Небесной Подруги поэт иногда акцентирует дуалистическое начало, сплетение и противоборство света и мрака, добра и зла («О, как в тебе лазури чистой много // И черных, черных туч! // Как ясно над тобой сияет отблеск Бога, // Как злой огонь в тебе томителен и жгуч» [3, с. 380] - со страстной верой, однако, в одоление темного начала, в гармонизацию мира и Мировой Души:

Но верится: пройдет сверкающий громами Средь этой мглы Божественный глагол, И туча черная могучими струями Прорвется вся в опустошенный дол.

И светлою росой она его омоет,

Огонь стихий враждебных утолит,

И весь свой блеск небесный свод откроет

И всю красу земли недвижно озарит. [3, с. 380]

Для мистической поэзии Вл. Соловьева особенно важны такие топосы Песни Песней, как Подруга, Голубка, Лилия (с особым эпитетом - «святая»), Роза Сарона, Сион (на иврите - Цийон, слово женского рода; Дева Сион), которые становятся под его пером многомерными символами: Дева Мария, Мировая Душа, нетленная человеческая душа, святость и незыблемость веры. Кроме того, в филосемитской концепции русского мыслителя «святая лилия» становится символом души, особого пути и мессианского предназначения еврейского народа, его верности Богу и Земле Обетованной, символом самой Святой Земли: «И не колеблются Сионские твердыни, // Саронских пышных роз не меркнет красота, // И над живой водой, в таинственной долине, // Святая лилия нетленна и чиста» («От пламени страстей, нечистых и жестоких...» [3, с. 382]).

До конца дней выдающийся русский религиозный мыслитель и поэт был убежден в относительности власти времени и смерти над человеческим миром и в абсолютном всевластии Любви - и как великого закона бытия, данного Богом, и как любви между мужчиной и женщиной: «Смерть и Время царят на земле, - // Ты владыками их не зови; // Все, кружась, исчезает во мгле, // Неподвижно лишь солнце любви» [3, с. 384].

Литература

Котрелев Н. В. Послесловие. Примечания // Соловьев В. С. Стихотворения; Эстетика; Литературная критика. М., 1990.
Аверинцев С. С. София // Аверинцев С. С. София - Логос: Словарь. Киев, 2000.
Соловьев В. С. Чтения о Богочеловечестве; Статьи; Стихотворения и поэма; Из «Трех разговоров» / вступ. ст., сост. и примеч. А. Б. Муратова. СПб., 1994.
Соловьев В. С. Стихотворения; Эстетика; Литературная критика / сост., послесл., коммент. Н. В. Котрелева. М., 1990.
Муратов А. Б. Примечания // Соловьев В. С. Чтения о Богочеловечестве; Статьи; Стихотворения и поэма; Из «Трех разговоров». СПб.

Категории статьи:

Оцените статью: от 1 балла до 10 баллов:

Ваша оценка: Нет Average: 10 (1 vote)