Томас Мертон писал, что научить созерцанию также невозможно, как научить человека быть ангелом. По-видимому, созерцанием он называл нераздельность человеческого сердца с сердцем бытия, с Богом. Для этого действительно очень многое нужно. Но видеть дерево и быть счастливым сравнительно просто, настолько просто, что князь Мышкин даже не предполагал возможность другого. И хотя это не для каждого просто, но в иные моменты действительно просто.
Упадет луч солнца даже не на дерево, а на тюремные нары, — и вдруг сердце откликнется. Или глаза, в которых раскрылось сердце, встретились с такими же полными сердцем глазами, живыми или нарисованными на доске, как в рублевском Спасе. Сперва смотришь — икона. Люди глядят и проходят. А ты сидишь и вдруг чувствуешь в глазах Спаса огонь, с которым Рублев писал икону, и длишь эту перекличку полчаса, час, а сердце все раскрывается, раскрывается, и огонь сливается с огнем. Так можно вглядываться и в икону, созданную не человеческой рукой, в иконную красоту трех бухт — Коктебельской, Мертвой и Тихой — сидя на Волошинской скамье. Или просто глядя на высокие деревья, о которых писал Тагор: «Тише, сердце! Эти большие деревья — молитвы».
Григорий Соломонович Померанц - Дороги духа и зигзаги истории
Москва: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008 г. — 384 с.
(Российские Пропилеи)
ISBN 978-5-8243-0961-4
Григорий Соломонович Померанц - Дороги духа и зигзаги истории – Содержание
Часть 1. В поисках глобального покрова
-
Дом начинался с крыши
-
Три мифа
-
Рассыпающаяся корзина культуры
-
Итог цивилизации: фундамент, лезущий в небо
-
Завещание Антония Сурожского
-
Россия на перекрестке культур
-
Обсуждение доклада «История России в свете теории цивилизаций»
-
Приключения Половинки
-
Эксперимент свободы
-
Точность — антоним Истины
-
Новая толерантность
Часть 2. Заметки о Достоевском
-
Каторжное христианство и открытое православие
-
Идеи русского инока в западном контексте
-
Мысли о перекличке Тарковского с Достоевским
-
Великий инквизитор и его собеседник
-
Дважды два пять
Часть 3. Из созерцания
-
Перекличка созерцания и творчества
-
Со смотровой площадки
-
Ось волчка
-
Образы священного в поэзии
-
Мозаика культур и диалог религий
-
Национальное во вселенском
-
На горе и в храме
-
Почва внутри нас
-
Об уровнях глубины
-
Опыт Майкельсона
Часть 4. Сквозь смуту
-
В пространстве без дорог
-
Новое нестяжательство
-
Загадки народной любви
-
Два вектора русской широты
-
Памяти одинокой тени
-
5-й Украинский фронт
-
Дополнение
-
К читателям статьи Л. Люкса
-
Технология власти и власть технологии
-
С надеждой на воскресение
Часть 5. Заметки о глобальном терроре
-
Фронт как вопрос совести
-
Один раз увидеть
-
Город под третьим небом
-
Чеченский узел 196
-
После Беслана 200
-
Богословско-политическое в диалоге с исламом
-
Знак поворота
Часть 6. Тяжелые следы
-
Могила неизвестного зэка
-
Топаем вместе
Часть 7. Интервью
-
Концерт национальных культур Европы — будущее мировой цивилизации
-
Ответы Г.С. Померанца на вопросы В.П. Любина (10 августа 2000 г.)
-
Интервью с Сергеем Эрлихом (16 мая 2005 г.)
-
Интервью с Сергеем Шаповалом (апрель 2006 г.)
Приложения
В два голоса. Лекции, прочитанные в 2005—2006 гг.
-
Григорий Померанц. Верность себе. Часть 1
-
Зинаида Миркина. Верность себе. Часть 2
-
Григорий Померанц. Юность и зрелость. Ч. 1—3
-
Зрелость ученичества. Часть 1
-
Дом, построенный на любви. Часть 2
-
Узнавание. Часть 3
-
Postscriptum Зинаиды Миркиной
-
-
Григорий Померанц. По Божьему следу
-
Зинаида Миркина. По Божьему следу
-
Григорий Померанц. О смысле красоты. Введение к лекции
-
Зинаида Миркина. Смысл красоты
-
Григорий Померанц. От душевного хаоса к образу и подобию
-
Postscriptum Зинаиды Миркиной
-
-
Григорий Померанц. Сквозь внешнюю тьму к внутреннему свету
-
Зинаида Миркина. Через страдание и смерть
-
Григорий Померанц. Через юность и старость: восемь побед культуры
-
Зинаида Миркина. Безграничная действительность
Указатель имен. Составитель И.И.Ремезова
Григорий Соломонович Померанц - Дороги духа и зигзаги истории – Три мифа
В 60-е годы я стал думать, как отделить религиозное мышление от мифологического. Есть ведь ранний буддизм, очень строго демифологизированный. На вопросы, ответ на которые дает миф, Будда отвечал благородным молчанием. Однако позднее буддизм вернулся к зримым символам, к своего рода иконам. Зримая фигура бодисатвы помогала вчувствоваться в «великую пустоту». Что же такое мышление иконами? Не икона сама по себе (о ней все необходимое сказал Максим-исповедник в связи с иконоборчеством в Византии VIII в.), а иконологическое (или ипостасноё) мышление? Я придумал тогда эти термины.
Ипостась, гипостазис — это подстановка, символ текучести, многоликости божественной силы, обнимающей мир любовью. У нее бесконечно много ликов, а богословы выделили три лика как символ круга переходов, переливов. Если эти три лика становятся отдельными богами, крут ипостасей разваливается на части, и икона может стать идолом. А в африканском хороводе масок по-своему выражается божественный круг, хотя отдельная маска, рассмотренная сама по себе, а не как фигура единого танца, - довольно безобразный идол. Первое впечатление от иконы не решает, решает сознание — иконологическое или мифологическое. Иконология не путает знак с реальностью, стоящей за знаком.
Остается, однако, не выраженной еще одна проблема. Знак — не единственное средство передать тайну, прикоснувшуюся к сердцу. В культуре Индии и Дальнего Востока эту тайну часто передают отрицанием всех знаков. Место иконы занимает пустота. Она как бы становится в центр круга, и мы мысленно ведем хоровод, глядя в колодец, где таинственно мерцает что-то самое главное. Христианство знает подобную возможность. Она называется негативным (или апофатическим) богословием. Но большая часть христиан эту возможность не использует, побаивается ее, - как бы не потерять главную мысленную икону — образ Бога, незримого, но слышимого в глубине сердца, вызывающего движения совести и другие душевные сдвиги.
Это неотъемлемая часть религии как веры в Бога. Каждое сердце слышит Бога по-своему, и часто слова, родившиеся в одном сердце, вызывают спор с людьми, расслышавшими в сердце другие слова. Дух любви не всегда побеждает букву. И я не могу представить себе вселенского единства без переноса нашего внимания на дух, веющий в пустоте. Хотя бы частичного переноса, хотя бы альтернативы духа без буквы, без знаков веры.
Чтобы понять значение Великой Пустоты, я придал ей равноправие с иконой (вернувшись к слову «миф» как образу вселенской тайны, постижимой только сердцем) и тем самым возможность различать миф-идол, миф-икону и миф-молчание. Альтернативой мифу- идолу была не только икона. Не менее важно было молчание, знаковая пауза. В Средиземноморье идола победил миф-икона, а на Южном и Дальнем Востоке — миф-молчание. По крайней мере, в духовной жизни элиты. Народные массы приходится выносить за скобки. В духовном развитии цивилизации они все меньше и меньше участвуют и по-старому тяготеют к идолам.
Толчок к расставанию с идолами дала философия. Она родилась примерно две с половиной тысячи лет тому назад. Почему это случилось одновременно в трех разных местах, оторванных друг от друга горами и пустынями, никто не может объяснить. И непонятно, почему это нигде не повторялось. Нации начинали философствовать только одним способом: примкнув к одной из старых философий — греческой, индийской или китайской. Словно две с половиной тысячи лет тому назад чье-то дыхание коснулось земли, оставило свой след, а других волшебных прикосновений уже не было.
Однако в каждой великой культуре импульс, полученный неведомо откуда, развивался по-своему. Греческие философы отбросили старые мифы и стали строить системы, основанные на отвлеченном принципе (единое Парменида, атомы и пустота Левкиппа и Демокрита и т.п.). Кончилось это глубоким кризисом. Философия утонула в сомнениях. Успехи отвлеченной мысли не могли заменить привычных нравственных установок. И философия была брошена под ноги Откровению, пришедшему с Востока и принявшему философию как служанку в свою свиту. Греческий ум перестал философствовать и стал богословствовать.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
