В Германии и Австрии в антологиях встречаются не только религиозные тематики, но присутствуют также литературные формы, происходящие от религиозных форм и соответствующие им. Однако и здесь наличествуют культурные различия. В Германии доминирует псалмическая поэзия, в Австрии молитвенная лирика. Это связано с различным отношением к истории. Псалмическая поэзия являлась выражением жалобы и скорби после 1945 г. и была тесно связана с переосмыслением своей исторической судьбы.
В отличие от Германии, в Австрии превалировала молитвенная лирика, более подходящая для выражения индивидуальной внутренней жизни и не затрагивающая ни исторический, ни современный пласт. Религиозное начало присутствует в австрийских антологиях как общий настрой, — и прежде всего среди традиционалистов, — однако оно не становится средством принципиально новой ориентации в мире, поскольку в этом нет необходимости. Оно довольно рано переходит в австрийский литературный авангард в форме контрафактуры.
Обе формы, псалмическая поэзия и молитвенная лирика, не находят соответствия в швейцарской поэзии, поскольку в Швейцарии отсутствовало восприятие истории в аспекте вины. Напротив, швейцарские антологии первых послевоенных лет отражают потребность сохранить и утвердить не затронутую событиями Второй мировой войны национальную идентичность в ее историческом аспекте.
Наталия Бакши - Преодоление границ. Литература и теология в послевоенный период в Германии, Австрии и Швейцарии (1945-1955)
М.: Языки славянской культуры, 2013. 416 с.
ISBN 978-5-9551-0649-6
Наталия Бакши - Преодоление границ. Литература и теология в послевоенный период в Германии, Австрии и Швейцарии (1945-1955) - Содержание
Введение
Глава I. Взаимовлияние религиозного и литературного дискурсов в средствах массовой информации
-
I.1. Религиозные журналы
- I.1.1. Германия
- I.1.2. Австрия
- I.1.3. Швейцария
-
I.2. Религиозные антологии
- I.2.1. Германия
- I.2.2. Австрия
- I.2.3. Швейцария
Глава II. Тематические взаимовлияния литературного и теологического дискурса
- II.1. История / эсхатология (Цезарь фон Аркс, Фридрих Дюрренматт, Райнхольд Шнайдер, Паула фон Прерадович, Кристина Буста, Штефан Андрес)
- II.2. Образ человека / антропология (Гертруд фон ле Форт, Вернер Бергенгрюн, Альбрехт Гез, Генрих Белль, Элизабет Ланггессер, Кристина Буста, Ханс Урс фон Бальтазар, Карл Барт, Манфред Хаусман)
- II.3. Отношение к вине / сотериология (Фридрих Дюрренматт, Элизабет Ланггессер, Ильза Айхингер, Вольфдитрих Шнурре, Вольфганг Борхерт, Кристина Лавант)
- II.4. Отношение к языку, призвание поэта / гомилетика и провозвестие (Гертруд фон ле Форт, Элизабет Ланггессер, Генрих Белль, Райнхольд Шнайдер, Вернер Бергенгрюн, Штефан Андрес, Игнац Цангерле, Ханс Урс фон Бальтазар)
Заключение
Библиография
Именной указатель
Наталия Бакши - Преодоление границ. Литература и теология в послевоенный период в Германии, Австрии и Швейцарии (1945-1955) - Введение
Поэзия была вначале не чем иным,
как скрытой теологией,
и сообщала о вещах Божественных.
Мартин Опиц
Данное исследование возникло в результате размышлений над особой ситуацией, сложившейся в немецкоязычной литературе в первое десятилетие после Второй мировой войны и ее особой открытости религиозным вопросам. В центре исследования находится вопрос о взаимодействии литературы и теологии (религии) в данный исторический промежуток. В рамках методологической концепции «компаративистики немецкоязычного пространства» будет рассмотрено взаимодействие литературы и религии в сравнительном аспекте в трех немецкоязычных литературах: в западных оккупационных зонах Германии, в Ав стрии и Швейцарии.
Взаимодействие теологии и литературы в европейской истории литературы всегда было довольно проблематично. В ранней истории христианства необходимо было в первую очередь отделить священный текст Откровения от профанных текстов литературы и тем самым провести различие между авторитетом слова Божия как истины и словами поэтов как фикции (дифференциация дискурсов). После утверждения христианства государственной религией Римской Империи теология, как известно, достигла во времена поздней античности и средневековья статуса абсолютного ведущего дискурса для всех свободных наук (septem artes liberales) и получила таким образом дискурсную монополию, которой литература должна была подчиняться в той же степени, что и философия в качестве “ancilla theologiae”. Новое время характеризует эмансипация наук и литературы от теологии (дискурсная эмансипация), которая связана с процессом секуляризации.
Несмотря на эту упрощенную схему: дифференциации дискурсов, дискурсной монополии и дискурсной эмансипации, — в Новое время то и дело можно обнаружить отклонения от этой схемы, хронологически и территориально ограниченные, приводящие к взаимопроникновению религиозного и литературного дискурсов. Опустошения и разруха, сопутствующие большим войнам, приводили к глубокому чувству неуверенности, которое наиболее способствовало сближению литературы и теологии. Это относится к Тридцатилетней войне 1618—1648 гг., на которую Мартин Опиц отреагировал «Книгой о немецкой поэзии». Произведенное им сближение литературы и теологии он определил формулой, что поэзия по своей сущности является «скрытой теологией».
Подобное сближение и объединение дискурсов вызвала и Вторая мировая война. Через триста лет в той же ситуации послевоенной разрухи к литературе как «скрытой теологии» обращаются не только писатели традиционного толка, такие как Элизабет Ланггессер (Elisabeth Langgдsser, 1899—1950), Райнхольд Шнайдер (Reinhold Schneider, 1903—1958), Гертруд фон ле Форт (Gertrud von le Fort, 1876—1971), но и представители авангарда, такие как Пауль Целан (Paul Celan, 1920—1970), Ильза Айхингер (Ilse Aichinger, 1921), Вольфганг Борхерт (Wolfgang Borchert, 1921—1947). В секуляризованной западноевропейской культуре, в светском государстве между 1945 и 1949 гг., в особой историче ской ситуации пережитого опыта мировой войны произошло очередное взаимопроникновение литературы и теологии, которое четко прослеживается на формальном, содержательном и медиальном уровнях. Его последствия, а также новое вытеснение и дифференциацию дискурсов можно наблюдать вплоть до середины 1950х гг., что объясняет исследуемый временной отрезок с 1945 по 1955 гг.
Этот сегмент немецкоязычной истории литературы представляет собой неисследованную лакуну, поскольку вытеснение и последующее исчезновение взаимопроникновения литературы и теологии произошло как раз на уровне его научного описания, то есть на уровне литературоведения, истории литературы и канонообразования и т. д. Не только авторы, но и литературоведы и литературные критики, определяющие первое послевоенное десятилетие, полностью исчезают из хрестоматий и истории литературы, оставив странный, до сих пор едва ли заполненный вакуум.
Если исследовательский интерес работы связан с реконструкцией и анализом вытесненного сегмента истории литературы немецкоязычного пространства, то разработка его может быть поддержана методологической концепцией «компаративистики немецкоязычного пространства» (об этом более подробно далее). Наша рабочая гипотеза исходит из того, что европейский опыт катастрофы Второй мировой войны привел к временному сближению и взаимопроникновению литературы и теологии. Однако этот процесс можно намного четче и ясней описать при помощи сравнительного анализа этого явления в трех больших областях немецкоязычного пространства. Каждая из этих областей — Германия (затем западные оккупационные зоны и затем ФРГ), Австрия и Швейцария — были совершенно поразному политически вовлечены в события Второй мировой войны и совершенно поразному в 1945 г. оказались перед задачей политического, ментального, а тем самым и литературного преодоления прошлого, хотя опыт войны был у них общим.
Исходное положение компаративистики, исходящее из различных национальных языков исследуемых литератур, здесь будет связано с культурными различиями трех немецкоязычных литератур, связанными с предысториями Второй мировой войны, различной включенностью в европейский фашизм и события войны и различными конечными ситуациями в 1945 г. Несмотря на междисциплинарное направление работы, объект и тема исследования остаются в области литературоведения и истории литературы. Исследованы будут изменения литературной системы, временные изменения того, что этой системе приписывалось, изменения связанных с этим дискурсных правил, внутрилитературные следствия этого временного открытия дискурса или взаимопроникновения дискурсов. Вслед за Бурдье можно говорить о том, что исследованы будут временные изменения структуры литературного поля. Таким образом, объект исследования — часть немецкоязычной истории литературы.
Работа преследует несколько целей. Так, одной из главных целей является попытка претворить в жизнь особый потенциал международной германистики и в первую очередь русской германистики. На уровне выработки истории литературы немецкая германистика опре деляет свою область изучения как «немецкоязычную литературу», единство которой подчеркивается использованием определения «литература» в единственном числе. Реакцией на это является концентрация австрийского и швейцарского литературоведения на описании собственных литератур. Однако в результате общей слабости разработки историй литератур до недавнего времени на книжном рынке невозможно было найти ни одной истории австрий ской литературы. Среди швейцарских историй литературы в настоя щий момент в свободном доступе находится труд под редакцией Петера Рустерхольца и Андреа Зольбе. Дифференцированное описание истории литератур различных культурных областей является прерогативой международной германистики. Русская германистика внесла большой вклад в истории австрийской и швейцарской литератур. Сюда относятся «История австрий ской литературы XX века», «История швейцарской литературы».
Данная работа находится в традиции международной и русской германистики, занимающейся сравнительным исследованием немецкоязычных литератур различных культурных регионов. Являясь вариантом германистики из чужой культурной перспективы (в отличие от «своей» культурной перспективы Австрии, Германии и Швейцарии5), русская германистика определяет свой приоритет в культурном взгляде извне. В своем категориальном аппарате и терминологических описательных системах она освобождена от сложных национальных и межнациональных импликаций трех так называемых внутренних германистик Германии, Австрии и Швейцарии, по скольку развивает данные категории и терминологии в имплицитном сравнении с русской культурной традицией. И в этом преимущество чужого взгляда русской германистики. Русская германистская традиция написания истории литератур может себе позволить, исходя из своей логики, иначе структурировать область и перспективу исследования немецкоязычных литератур, нежели это делается в трех немецких германистиках. Отсюда возникают иные вопросы и иные горизонты понимания, приводящие к новым результатам, обогащающим немецкую германистику.
Среди русских исследований, связанных с данной проблематикой, настоящая работа четко и программно отграничивает себя от русского направления «религиозного литературоведения» в смысле описания литературы в масштабах и категориях русского православия. Общей целью работы является развитие и утверждение иного способа научного подхода к взаимоотношению литературы и религии. Если исследования литературы в масштабах русского православия связаны прежде всего с программным отказом от западноевропейских, международных научных понятий и превращением литературоведения в самоутверждающий дискурс православия, то данная работа преследует цель проследить взаимоотношения литературы и религии строго в границах германистского и общего литературоведения. Литературоведение должно быть не преображено, но интердисциплинарно расширено.
Целью исследования является также реставрация вытесненного сегмента немецкоязычной истории литературы благодаря критическому привлечению истории науки. Глубокое взаимопроникновение литературы и теологии в промежутке с 1945 по 1949 гг. было возможно в западных оккупационных зонах Германии прежде всего благодаря тому, что в литературной системе отсутствовали политические рамки, которые бы могли приписать извне цели и функции взаимоотношению с литературой. Это в первую очередь очевидно во французской и американской зонах, в которых было наиболее сильно желание навязать немецкой послевоенной литературе подобные функции, однако успех этих попыток был весьма умеренным.
Ситуация полностью изменилась после создания двух немецких государств в 1949 г. Личное (в том числе и религиозное) исповедание уступило место новой главной теме — теме взаимоотношений индивидуума и общества. В связи с развитием социальной парадигмы в литературоведении 1960х гг. и окончательно во время движений 1968 г. религиозная тематика в истории литературы была не просто отброшена как неважная, но все более ощущалась как контрапродуктивная. А прогрессирующая секуляризация западногерманского общества в 1970х гг. более не допускала возвращения интереса к религиозным темам послевоенного времени. Целью работы является исследование этого процесса вытеснения.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
