Пау Фигерас - Смерть, Суд и Царство - Смерть и посмертная участь в иудейской и христианской литературе древности

Книга, посвященная представлениям иудеев и ранних христиан о смерти и о той жизни, что следует за ней, была написана много лет назад. Она составляла первую часть докторской диссертации, которую я писал в Еврейском университете Иерусалима под руководством моих глубокоуважаемых наставников Давида Флуссера и Михаэля Ави-Йоны. Во вторую часть диссертации вошло систематическое исследование мотивов, украшающих иудейские оссуарии, то есть каменные ларцы, в которых хранились кости умерших: в эпоху Ирода такие сосуды использовались в Земле Израиля для повторного захоронения. Основной задачей диссертации было выявление символики этих мотивов в сопоставлении с идеями современников — иудеев и ранних христиан — о смерти и посмертном существовании. Это сравнительное исследование было впоследствии опубликовано в Лейдене (Figueras 1983).

Нынешняя книга представляет собой систематическое собрание отрывков из древних иудейских и раннехристианских текстов, свидетельствующих о вере в жизнь после смерти. Тексты приводятся в хронологическом порядке, начиная с периода Второго Храма. После вводной главы (глава 1) о такого рода свидетельствах в канонических и неканонических книгах Ветхого Завета дается обзор влияний (глава 2), которые оказали на представления о посмертной участи в раннем иудаизме четыре соприкасавшиеся с ним культуры, а именно культуры Ирана, Египта, Греции и Рима.

Далее в книге (глава 3) помещено исследование ряда иудейских апокрифов от II века до н. э. вплоть до начала II века н. э., когда уже обнаруживаются спорадические христианские интерполяции. После рассмотрения обильной и богатой смыслами апокрифической литературы я обращаюсь к книгам Нового Завета (глава 4), где порой намечаются тенденции, которым вскоре предстоит перерасти в полнокровный иудейский — и не только иудейский — гностицизм. В главе 5 я собираю воедино существенные для нашей темы тексты из ранней иудейской литературы, в том числе из свитков Мертвого моря, сочинений Филона Александрийского, Иосифа Флавия, учитываю раввинистические труды и относящиеся к той же теме выражения из эпитафий. Затем (глава 6) рассматриваются первые христианские тексты за пределами Нового Завета (Дидахе, послания Игнатия Антиохийского, Поликарпа Смирнского, творения Папия, Ерма, Послание к Диогнету, Послание Варнавы, Климента Римского и Псевдо-Климента, труды Юстина Мученика и Оды Соломона). В этих сочинениях мы находим ценное свидетельство того, как христианская мысль прорастала из несомненно иудейских корней.

Эсхатология, учение о конце света, — трудный предмет для исследователей, и ученые применяют при работе с ним самые разные методы, рассматривают его с разных точек зрения и в разных контекстах. Каждый, кто берется за такое исследование, должен прежде всего сформулировать свою основную тему, будь то личное спасение или же осуждение отдельного человека, судьба конкретных групп или целых народов или даже всеобщая, мировых масштабов, гибель. Собранные мной тексты затрагивают все эти вопросы, и, хотя в большинстве случаев я стараюсь рассматривать каждую идею в отдельности, на самом деле они часто переплетаются.

Примененный здесь метод нельзя назвать критическим, ни даже аналитическим, поскольку я хотел, чтобы тексты сами говорили за себя и таким образом читатели, с помощью перекрестных ссылок, имели возможность сами сопоставлять эти высказывания. Это, как я надеюсь, даст читателям возможность проследить эволюцию представлений о смерти и загробной жизни в разные периоды и в большом разнообразии литературных жанров. Организация и последовательность текстов в книге должна поспособствовать такому сопоставлению.

Пау Фигерас Университет имени Бен-Гуриона, Негев

Август 2017

Глява 1 КАНОНИЧЕСКИЕ И НЕКАНОНИЧЕСКИЕ КНИГИ ВЕТХОГО ЗАВЕТА

Мало что так вдохновляет при исследовании идей Ветхого Завета, как подтверждение их постоянного развития. Взявшись за тему эсхатологии, загробного существования и воскресения, мы сталкиваемся с проблемами революционного характера. К вопросам жизни и смерти обращались и пророки, и авторы исторических книг Библии и литературы Премудрости. Хотя их подход всегда был теоретическим, ответы на эти вопросы заметно отличаются от автора к автору. Сказывались и местные, и иноземные влияния; исторические события также воздействовали на умы народа Израиля. Хотя не существует раз и навсегда неизменного откровения, мы постараемся на последующих страницах этой книги проследить восходящую линию эсхатологии в ходе библейской истории: от тьмы Шеола к вечному свету у Бога.

Концепция «жизни»

С самого раннего периода концепция «жизни» была цельной, она объединяла и физические аспекты жизни, и то, что мы могли бы назвать жизнью духовной или интеллектуальной. Человек — в полном смысле слова «душа живая» (ГРП Быт 2:7). Это соответствует концепции человека как единого целого. Четкое разграничение души и тела — плод эллинистической мысли. В то время как («душа») — это конкретная форма, в которой жизнь проявляет себя в человеке, 2"N («жизнь») — скорее жизненная сила, которая может выражаться в разных формах. Более того, жизнь — дар Божий (Пс 20:5; 4 Цар 20:1-7; Ис 38:1-20). Только Господь «умерщвляет и оживляет» (1 Цар 2:6). Умереть — значит оказаться вдали от Бога.

Смерть и древо жизни

В Быт 3:22 вечная жизнь увязана с определенным деревом, растущим посреди рая или среди древ рая (ср. 3:3). Это дерево, судя по употреблению определенного артикля (□’’’’ПЛ уу), хорошо знакомо читателям; поэтические намеки на него встречаются и в других текстах (Притч 3:18; 11:30; 13:12; 15:4)1.

Другая традиция сообщает нам о еще одном дереве — «познания добра и зла» (2:17). Адам и Ева могли получить такое знание, съев плод с этого дерева, так что Бог опасался, как бы человек теперь «не взял также от дерева жизни и не стал жить вечно» (Быт 3:22).

Поскольку человек не умер в тот самый день, когда отведал плод запретного дерева (Быт 2:17; 3:6), предостережение «смертью умрешь», видимо, означало, что нарушитель лишится возможности когда-либо отведать плод «древа жизни», то есть обрести бессмертие (Быт 3:22).

Смерть как явление

Об умершем говорят, что он «приложился к народу своему» (Быт 25:8; Втор 32:50) или «к отцам своим» (4 Цар 22:20). Умирая, человек не исчезает. «Завтра, — говорит призрак Самуила Саулу, — ты и сыны твои будете со мною» (1 Цар 28:19). То, что уцелеет, безусловно, не может быть WD1, поскольку мы часто встречаем выражение Лй в значении «умерший»

или «труп» (Лев 19:28; 21:1; 22:4; Чис 5:2; 6:6; ср. Агг 2:13)1 . Древние израильтяне, как и их соседи по Месопотамии, с которыми у них имелись культурные связи, считали, что человек продолжает существовать после смерти, однако в совершенно другой форме бытия, и это не часть человека, но скорее «тень цельного человека». В тех случаях, когда душа возвращается в мертвое тело (3 Цар 17:21-22), это не что иное, как семитская конкретизация концепции индивидуальной жизни. умирает вместе с телом (ср. Чис 23:10; 16:30).

Только у Екклесиаста (12:7) мы находим четкое определение того, что происходит в результате смерти: человеческая цельность распадается.