Гатти Хилари - Джордано Бруно и наука Ренессанса

Хилари Гатти - Джордано Бруно и наука Ренессанса

Идея о «научном» Бруно — лидере новой космологии и предтече Бэкона (который ушёл от метафизики и теологии и стал исследовать «законы природы») — оживляла посвящённую Бруно критику с тех пор, как в начале семнадцатого века «Ноланца» начали серьёзно изучать европейские учёные и философы. Этой интерпретации энергично противостояла Фрэнсис Йейтс, для которой ключ к пониманию Бруно лежал в области оккультной философии и магии — в первую очередь в корпусе текстов, известном как «Hermetica», в котором излагается духовный взгляд на обожествлённую природу, предложенный мифическим Гермесом Трисмегистом. При желании можно попытаться интегрировать «герметического» Бруно в унаследованного от девятнадцатого века «научного Бруно». Отдельные замечания Йейтс позволяют предположить, что временами она видела возможность подобного решения — например, когда она говорит о двух фазах развития, которые прошла научная революция. По её мнению, первой была «магико-анимистическая» фаза, за которой последовала фаза «математической Вселенной, управляемой законами механики». Однако основное направление её работ, как правило, отрицает подобную возможность и приводит скорее к радикальной концепции несоизмеримости между магическим и механистическим мировоззрениями. «Процессы, которыми пытался оперировать Маг, не имеют ничего общего с подлинной наукой», — писала она в книге «Джордано Бруно и Герметическая традиция» .

Йейтс опубликовала свою популярную, и, вне всяких сомнений, заслуживающую восхищения, книгу о Бруно в 1964 году. С тех пор о Бруно было написано и издано большое количество работ, что привело к существенной переоценке как Бруно, так и «научной революции» XVI и XVII веков. В наши дни полным ходом идёт пере- открытие Бруно (в первую очередь в Италии, однако отголоски этого процесса слышны во Франции, Германии и Испании). Масштаб происходящего позволяет назвать это «ренессансом Бруно». Хотя эти исследования включают в себя разные интерпретации и подходы, их общей характерной чертой является осознание необходимости пересмотреть мысль Бруно и взглянуть на него в более широком контексте европейской философии, как на последователя, так и на предшественника многого, что стало смыслообразующим в этой традиции, а не рассматривать его исключительно в контексте ренессансного оккультизма и магии. Не менее оживлённые дебаты развернулись на тему науки Ренессанса. Отправной точкой для этих дебатов в значительной степени стал тезис Йейтс, заключающийся в том, что вся наука эпохи Возрождения (а не только философия Бруно) была пронизана серьёзным влиянием герметических и оккультных текстов и доктрин. Дискуссия, однако, двинулась дальше и охватила пост-кунианскую скептическую философию науки и размышления о том, какой статус истинности может быть присвоен новой науке в контексте современных дебатов между «неокантианством» и «неогегельянством», с присущим ему радикальным релятивистским историзмом. Именно в свете этой переоценки как наследия Бруно, так и в целом науки раннего Нового времени, эта книга будет рассматривать отношения между ними.