Ильин - Вавилон и Иерусалим

Владимир Ильин - Вавилон и Иерусалим - Демоническое и святое в литературе
Вряд ли необходимо доказывать, что «мировой процесс», выражаясь в терминах Эдуарда Гартманна, как происходящий во времени и в пространстве — процесс эволюционный и мутационный, носит на себе все черты так наз. «истории». И вообще, поскольку мы живем и существуем, мы, наравне со всем существующим, принадлежим истории. Всей нашей реально сущей экзистенцией мы входим в историю.
 
Выйти из истории — это значит или в разных смыслах умереть, погибнуть, или же войти в совершенно иной план бытия и существования, план, имеющей с нынешним мало общего или же совсем не имеющий с ним никаких точек соприкосновения. Но и обратно: все что принадлежит временно-пространственному плану, т. е. вся так наз. «реальность» принадлежит также истории, историческому процессу, потоку бывания, экзистенции. И это независимо от длительности во времени и протяжения в пространстве: то и другое характеризует в своем сочетании исторический план бытия, его временно-пространственный аспект. 
 

Владимир Ильин - Вавилон и Иерусалим - Демоническое и святое в литературе 

Санкт-Петербург «Русский Миръ» 2011, 720 стр.
ISBN 978-5-904088-03-3 
 

Владимир Ильин - Вавилон и Иерусалим - Демоническое и святое в литературе - Содержание

Вавилон и Иерусалим: демоническое и святое в литературе. Ответственость литератора за слово 
  • О «вавилонской блуднице» 
  • Памяти Николая Оцупа 
  • Мастер и Маргарита 
  • Иночество как основа русской культуры 
  • Религия и искусство 
  • Аскеза и творчество 
  • Эстетический и богословско-литургический смысл колокольного звона 
Русский космос у Пушкина 
  • Аполлон и Дионис в творчестве Пушкина 
  • Пушкин и его судьба (к исполнившемуся 130-летию со дня смерти Пушкина) 
  • Мудрость скуки и раскаяния (о последней тайне земной жизни)
  • «Чудак печальный и опасный» 
  • Патриотизм Пушкина (диалоги о любви к отечеству и народной гордости в отрывке «Рославлев») 
  • Пушкин и Петр Великий (к 250-летней годовщине Полтавской битвы) 
  • Арап Петра Великого 
  • Митрофанушка Простаков, Петруша Гринев, Ильюша Обломов и Русская империя (глава из трудной апологии) 
  • Судьба Сальери (трагедия дружбы и метафизика зависти) 
Трагическая апофатика в русской литературе. Демонизм Лермонтова. Видения ада у Гоголя. Метапсихизм Тургенева 
  • Тайновидение у Лермонтова
  • Адский холод Гоголя 
  • «Мертвые души» Гоголя и проблема греха
  • Оккультизм Тургенева 
В вавилонском плену отрицания: Герцен, Салтыков-Щедрин
  • Александр Иванович Герцен — загадка русской мысли и русского слова
  • Салтыков-Щедрин — Свифт и Гришка Кутерьма русской литературы (1825—1889) 
Богоискательство и богоборчество Л. Толстого 
  • Возвращение Льва Толстого в церковь 
  • Стихийность и национализм Льва Толстого (опыт введения в науку о творчестве Л. Н. Толстого) 
  • Проблематика Льва Толстого 
  • Толстой и древо жизни (дионисическое начало в произведениях Льва Толстого) 
Аполлоновское и дионисийское в русской литературе 
  • Аполлон Григорьев, страждущий русский Дионис 
  • Бунин и злая жизнь 
Пророк катастрофы 
  • Леонид Андреев и линия Эдгара По в русской литературе. Тартар тоски кромешной
Прозрение в праформы бытия. Гете и Ибсен 
  • Гете как мудрец 
  • Фауст и Пер Гюнт (к столетней годовщине Гете) 
Сохранить лицо в истории
  • Карл Ясперс и философия истории 
  • К кончине Карла Ясперса 
  • Вячеслав Иванов 
  • Карл Юнг (1875—1961). В связи с историей и судьбами на- уки о душе 
  • Альберт Швейцер — врач, богослов, философ, писатель, му- зыколог, органист-виртуоз (1875—1965) 
  • Лейбниц и русская философия (к 250-летию со дня смерти великого ученого) 
  • Лейбниц и русская философия (статья вторая) 

Владимир Ильин - Вавилон и Иерусалим - Демоническое и святое в литературе - Возвращение Льва Толстого в Церковь

 
Одним из самых странных парадоксов «толстовского вопроса» является то, что против вполне законного и обоснованного отлучения Толстого от Церкви восстали люди, не только ничего общего с Церковью не имевшие, но решительно ничего в ней не смыслившие, не знающие в ней ни аза; темные дикие невежды всего, что касается религии. Этот парадокс отметил и И. А. Бунин в своей превосходной книге «Освобождение Толстого»... Очевидно, дело здесь совсем не в «отлучении», смысл которого был и остался этим господам (и «товарищам» — большевикам) совершенно недоступным. Тот же Бунин также объясняет весь этот шум тем, что «шумевшие» просто смотрели и поныне смотрят на Л. Толстого, как на простое орудие разрушения ненавидимой им Церкви, в которой они чувствуют нечто себе прямо противоположное... именно глухо чувствуют, утробно по-зверски рыча и скаля зубы, но ровно ничего не смысля. В сущности это то же самое, что их поход на искусство, на метафизику, ненависть к красоте, к любви, вообще к высшим духовным ценностям, и притом ко всем без исключения. Особенно характерно здесь новоизобретенное бранное слово — «вкусизм». В этом отвратительно звучащем слове поносится хороший вкус — типичный плод высшей культуры, предмет истребительной ненависти «товарищей» — от нигилистов 60-х годов до нашего времени включительно. 
 
Итак — одно из двух: или Церковь не имеет никакого значения, есть плод суеверия и невежества —тогда отлучение от нее равно ничего не значит, или же, если отлучение от Церкви есть нечто значительное, великое событие, пусть печальное, — но тогда это значит, что сама Церковь есть нечто значительное и при этом — высокоположительное — великая ценность, раз отлучение от нее считается оскорблением, неправдой (в случае, если оно не заслужено), несчастьем и т. п. Тому, кто внимательно прочел интегральный текст романа «Воскресение», самого слабого из всего того, что написал Л. Толстой (и «Критику догматического богословия»), тот вынесет от этого чтения смешанное чувство. С одной стороны, он признает, что бранно-понос- ное-кощунственное отвержение основ христианского вероучения вполне обосновывает отлучение автора от Церкви, которое фактически оказывается самоотлуче- нием, и где Церковь лишь констатирует факт ухода Л. Толстого из Церкви (с хлопаньем дверью), — но, с другой стороны — горячность, бранчивость, даже злоба и гнев показывают, что гениальный автор «Анны Карениной» был отнюдь не равнодушен к Церкви и к ее учению и что его никак нельзя обвинить в том, что Иоаннов Апокалипсис именует «теплохладностью» и что Слово Божие считает признаком духовной смерти и единственным поводом настоящего и подлинного потустороннего осуждения׳. «Знаю твои дела — ты ни холоден, ни горяч; о, если б ты был холоден или горяч, но так как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст моих» (Откр. 14, 15). 
 

Категории: 

Благодарю сайт за публикацию: 

Ваша оценка: Нет Average: 10 (2 votes)
Аватар пользователя otec Vyacheslav