Мир Кьеркегора

 

Москва. Издательство Ad Marginem, 1994

ISBN 5-88059-001-1

Мир Кьеркегора - Содержание

Предисловие

МНОГОГОЛОСИЕ И ДИАЛОГ В МИРЕ КЬЕРКЕГОРА

Философия

Йорген Лес (Орхус, Дания)
РЕЛИГИОЗНОЕ ТВОРЧЕСТВО И ФИЛОСОФИЯ

В.А.Подорога (Москва)
ЖАЛО В ПЛОТЬ. ФИЗИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ ВЕРЫ

П.С.Коноплев (Иркутск), И.А.Рву (Целиноград)
МЕСТО А.ТРЕНДЕЛЕНБУРГА В ПОПЫТКАХ ПРЕОДОЛЕНИЯ «ПРИНЦИПОМ СУБЬЕКТИВНОСТИ» С.КЬЕРКЕГОРА 

«ОБЪЕКТИВНОГО МЫШЛЕНИЯ» Г.В.Ф.ГЕГЕЛЯ

Теология и христианство

В.Е. Качалин (Москва)
СЕРЕН КЬЕРКЕГОР — «ФИЛОСОФ ЖИЗНИ»

М.А.Киссель (Москва)
ГЕГЕЛЬ И КЬЕРКЕГОР В ИХ ОТНОШЕНИИ К ХРИСТИАНСТВУ

С.А.Исаев (Москва) БОГ-ИНКОГНИТО И БОГ-АНОНИМ  В ТЕОЛОГИИ СЕРЕНА КЬЕРКЕГОРА

Литература и искусство

Финн Хауберг Мортенсен (Оденсе, Дания)
ДО КЬЕРКЕГОРА БЫЛО «СЛОВО»

И.Бибихин (Москва)
КЬЕРКЕГОР И ГОГОЛЬ

А.В.Михайлов (Москва)
ИЗ ПРЕЛЮДИЙ К МОЦАРТУ И КЬЕРКЕГОРУ

А.Фришлшн (Копенгаген)

О СЕРЕНЕ КЬЕРКЕГОРЕ И МИХАИЛЕ БАХТИНЕ
«С ПОСТОЯННОЙ ССЫЛКОЙ НА СОКРАТА.

 

 

Во-первых, вопреки экзистенциалистам, Кьеркегор отнюдь не пренебрегал эстетикой. В отличие от обычной философской практики, Кьеркегор придавал огромное значение поэтике, форме и стилю. Он глубоко интересовался вопросами эстетики, хотя и спорил с «эстетизмом» романтиков. Более того — он был, пожалуй, первым философом, который всерьез разрабатывал проблемы литературной и религиозной коммуникации и коммуникативной этики.

 

Во-вторых, в личной жизни он отнюдь не был отшельником и болезненным невротиком, а человеком огромной активности и энергии. Кьеркегор был большим ценителем искусства, особенно музыки и театра, известным в Копенгагене театральным критиком, резким публицистом, блистательным журналистом и литературоведом. Он сумел спровоцировать практически всех: правых и левых гегельянцев, священников и профессоров университета, либеральную интеллигенцию и государственную власть, обывателей и церковь. Например, он был издателем собственной газеты, в которой вел неистовую атаку на церковь, называя священников «современными людоедами». У него было, однако, немало приятелей, и жители города знали его как одетого по последней моде «денди», завсегдатая кофеен и обладающего несравнимым остроумием спорщика литературных салонов. Он жил в период «золотого века» датской культуры. Это было время Андерсена, Грундвига, Гольдшмита и Хейберга, с которыми он яростно и не всегда по-джентельменски спорил.«Его интересуют галоши счастья , — писал он об Андерсене, — а меня — ботинки, которые жмут». А Грундвига (глубокого теолога, священника и поэта) он и впрямь называл «ликующим идиотом». Необыкновенно ценным материалом для исследователя являются многотомные «Дневники» Кьеркегора.

 

Мы разочаруемся, пытаясь найти в них биографические сведения, «настоящее» лицо Кьеркегора. Дневники Кьеркегора — мастерская писателя, поле для литературных и философских экспериментов, проектов и идей. На мой взгляд, «Дневники» раскрывают нам именно художника и писателя, который на пределах литературы, на грани философии и религии создает собственный, новый и невиданный, жанр. Сегодня экзистенциализм стал историей. Однако Кьеркегор опять становится нашим современником. Не объясняется ли новая актуальность Кьеркегора неповторимым сочетанием теологической, философской, литературной, а также музыкальной и лирической восприимчивости датского гения? Я бы хотел, чтобы об этом засвидетельствовал предлагаемый читателю сборник.

 

Философский раздел сборника открывает статья профессора Йоргена Деса о взаимодействии религии и эстетики в мире Кьеркегора. Указывая на окружающий творчество Кьеркегора флер таинственности и загадочности, автор ставит под вопрос принадлежность Кьеркегора к экзистенциальной философии. Более того, Кьеркегор, по мнению автора, вообще не стремился ни к преодолению господствующей философской традиции, ни к созданию новой философии. Итак — мы видим философа, который к философии относился в лучшем случае со снисходительной иронией, а иногда с издевательством и презрением. Убежденного христианина, отчаянно борющегося с «благообразным» христианством и подрывающего идеологические основы церкви.

 

Не менее ярко проявляется иконоборчество Кьеркегора в сфере, которую он сам называл эстетической, имея в виду не только эстетику романтизма, но прежде всего определенные формы экзистенции и умозрительного мышления. Дес обращает внимание на «негативную эстетику» Кьеркегора. Она восходит к кантовской эстетике, однако не к эстетике прекрасного, а к более «опасной» категории возвышенного. Однако, можно ли тогда говорить об эстетике? В эстетическом опыте возвышенного (sublime) индивидуальное «я» перешагивается, основа уходит из-под ног и субъект устремляется к «бесконечным, вечно подвижным горизонтам». Таким образом, негативная эстетика Кьеркегора по существу своему выходит за пределы эстетики и становится феноменом религии. В отличие от Канта, Кьеркегора нельзя назвать гуманистом. Ибо «человек Кьеркегора» — отнюдь не ответственный за себя хозяин своего дома, обретающий равновесие в сфере этики.

 

В этом читатель убеждается, читая следующую статью сборника — работу Валерия Подороги о непостижимом событии Авраама, которая неожиданно перекликается с трактовкой Йоргена Деса. Новаторствостатьи — в глубоком осмыслении пути, который за Авраамом проходит читатель Кьеркегора. На примере конкретного текста автор демонстрирует нам неимоверно сложную коммуникативную стратегию Кьеркегора. Мы начинаем осознавать уникальную глубину рефлексии Кьеркегора над процессом прочтения своих текстов. Мир Кьеркегора постигается не просто. Нельзя постичь его философские идеи, не приобретая определенного опыта общения с Кьеркегором, не погружаясь в его поэтику. Именно такой опыт замедленного, проникновенного прочтения «Страха и Трепета» раскрывает нам работа Подороги. Мысль Кьеркегора неразрывно связана с формой и композицией, а выражение всегда сориентировано на различные планы коммуникации — эстетической, этической и религиозной. Поэтому автор справедливо полагает, что композиционная структура не может анализироваться без опоры на коммуникативную.

 

Конечно, можно читать Кьеркегора как «интересный текст». Однако не это было замыслом Кьеркегора. Его тексты всегда выходят за пределы текста — в пространство экзистенциального действия. Мне кажется, что этот тип литературной коммуникации прекрасно определяется понятием паралитературы, введенным Роланом Бартом. Ибо, по словам Подороги, «книга об испытании Авраама была задумана Кьеркегором не для того, чтобы быть просто прочитанной, как всякая другая. Читать? Да. Но как бы зная, что одного движения чтения недостаточно, чтобы открыть читателю путь к выражению непостижимого — самого акта веры». Итак, читатель должен сам завершить «движение от эстетической созерцательности через общезначимое этическое содержание... к границе, за которой начинается уникальный опыт субъективности...».