Тоталитаризм и вероисповедание - Дмитрий Поспеловский

В постсоветский мир религиозной свободы Церковь вошла неподготовленной — почти без богословских школ, с мизерным количеством духовенства и храмов. Из гонимой Церковь вдруг стала «модной», принадлежать к Церкви «вдруг» стало почетно, удобно и даже «выгодно». Если для думающего и ищущего человека обращение к вере, а тем более к определенно структурированной Церкви, такой как православие, — процесс очень нелегкий, то для конформиста — а ведь советская власть создавала миллионы конформистов все 70 лет! — это дело простое.

Итак, вчерашние комсомольцы запросто сделались «православными». Из-за острой нехватки священников тысячи таких скороспелок православия были рукоположены в священники без соответствующего богословского образования. Другие заполнили богословские школы, создавая в них особый болезненный климат нетерпимости к людям думающим, сомневающимся, ищущим, в частности, ищущим подход к воцерковлению современного человека.

Будучи конформистами по натуре и воспитанию, ожидая во всем готовых формул, которые они находят в дореволюционных богословских учебниках и памфлетах вроде «Троицких листков», восприняли их догматически и набросились на тех священников, которые понимают, что вчерашний день не действует сегодня, да и в свое время он не очень действовал, а то не было бы революции. Все это создает атмосферу злобы, нетерпимости, далеких от Христова призыва к любви и прощению друг друга.

К тому же больно людям, воспитанным на «величии и непобедимости Советского Союза», признать, что система развалилась, как карточный домик, потому что прогнила изнутри. А еще труднее смириться с тем, что один из самых преступных режимов в истории человечества зародился и «процветал» на «святой» Руси и что твой народ был не только жертвой, но и палачом. Гораздо легче жить, свалив вину на «козла отпущения» — евреев, жидо-масонский или американский заговоры.

Вот эти наблюдения состояния сегодняшней России и убедили меня в необходимости предлагаемого труда — книги, которая, надеюсь, поможет разобраться в истоках тоталитаризма, в подлинных истоках бед России и ряда других стран в XX—XXI столетиях. Хочется мерить, что этот далеко не совершенный труд кому-то поможет взять на себя смелость и признать: «Да, я, каждый из нас россиян, повинен и в прошлом, и в настоящем моей страны». Все мы виноваты во всем, как говорил Достоевский. И нее мы должны каяться в содеянном. Только, осознанав свою вину и духом но очистившись от нее покаянием, мы получаем право надеяться на Божью помощь в воссоздании свободной России.

Дмирий Поспеловский - Тоталитаризм и вероисповедание

Научное издание

М. : Библ.-богосл. ин-т св. ап. Андрея, 2003. - 655 с.

История Церкви

ISBN 5-87507-005-3

Дмирий Поспеловский - Тоталитаризм и вероисповедание - Содержание

Общее предисловие

Часть I Теории и идеи

Глава 1. Введение в тему
- Роль идеологии в тоталитаризме
- Террор и единомыслие
- Тоталитаризм и религия
Глава 2. Попытки установления тоталитарных режимов от древности до Великой французской революции
Глава 3. Корпоративизм
- Социальный католицизм или католический «социализм» / солидаризм
- Монархический социализм
Глава 4.Тоталитаризм как продукт современного государства и урбанизации

Часть II Протототалитарная культура

Глава 5. Предреволюционное столетие в России
Глава 6. Революционное брожение, государство, церковь и интеллигенция
Глава 7. Первая мировая война как катализатор тоталитаризма
Глава 8. Большевистский переворот и Гражданская война

Часть III От мечты о тоталитаризме до ее реализации в межвоенной Европе

Глава 9. Провал идеи классовой революции и фашистская трансформация марксизма
Глава 10. Природа и зарождение германского нацизма
Глава 11. Муссолини и его власть
- Мечта о власти
- Вхождение во власть
- Муссолини у руля власти
Глава 12. Нацизм у власти
- Гитлер-вождь
- Социальная и экономическая политика
- Внешняя политика и дипломатия
- Гитлер и церковь
- Гитлер, армия и оппозиция

Часть IV Распространение фашизма в довоенном мире

Глава 13. Вместо предисловия
Глава 14. Межвоенная Япония и тоталитаризм
Глава 15. Восточная Европа
- Австрия
- Венгрия
- Румыния
- Заключение
Глава 16. Западная Европа
- Франция
- Пиренейский полуостров
Глава 17. Партия тоталитаризма
- Смерть Ленина и спор «наследников» об индустриализации
- Советская религиозная политика (церковь и государство) — от Гражданской войны до конца НЭПа
Глава 18. СССР — тоталитарное государство
Глава 19. Советский марксистско-ленинский тоталитаризм и религия
Глава 20. Коминтерн и внешняя политика Советского Союза до вступления во Вторую мировую войну
Глава 21. «Дружба» великих и установление коммунистических режимов в послевоенной Европе
Глава 22. Холодная война как идеология

Часть V Послевоенные национал-коммунизмы, их характер и природа

Введение
Глава 23. Югославия
- Итоги
Глава 24. Китай и его версия коммунистического тоталитаризма
- Исторический очерк революционности и коммунизма в Китае
- Марксизм—маоизм как идеология и система власти
Глава 25. Кубинский национал-коммунизм
- Переворот Кастро и ранний период его власти
- Сталинизм с человеческим лицом

Часть VI Тоталитаризм в мусульманском мире

Глава 26. Партия «Баас» на подступах к тоталитаризму
Глава 27. Ислам и тоталитаризм
- Ислам в историческом разрезе
- Антизападнический фундаментализм: его зарождение, развитие, стратегия, цели
Глава 28. Шиизм и тоталитаризм
- Шииты и политика: шииты, современный мир и Хомейни
Глава 29. Мусульманский тоталитаризм афганского Талибана
- Предшественник Талибана
- Восстановление династии
- Афганская республика
- Исламизм, моджахеды и коммунизм в Афганистане
- Талибы

Часть VII Вместо заключения

Глава 30. Постсоветская Россия: трагедия несвободного мышления — соблазны тоталитаризма в Церкви и в миру

Дмирий Поспеловский - Тоталитаризм и вероисповедание - Постсоветская Россия: трагедия несвободного мышления — соблазны тоталитаризма в Церкви и в миру

«...Отрицание свободы... влечет за собой отрицание моральной ответственности, и, следовательно, делает человека существом морально невменяемым.

Тогда лишается своей почвы всякая мораль».

С. А. Левицкий «Трагедия свободы»

Известный зарубежный русский философ-солидарист, ныне покойный, Сергей Александрович Левицкий посвятил свою последнюю и самую глубокую книгу философско-богословской проблеме взаимоотношения всемогущества Бога, а следовательно, и Его свободы, со свободой человека, неспроста назвав эту книгу «Трагедия свободы». Тут не место излагать суть книги, можно лишь рекомендовать любознательному читателю самостоятельно ознакомиться с ней. Но коротко: трагедия свободы в том, что человек, будучи созданным Богом свободным, несет колоссальную ответственность за свои поведение, решения и дела. Как существо свободное, он свободен и от Бога. Иными словами, он волен быть сотрудником Бога или не признавать Его и идти против Бога, быть богоборцем. Ряд западных богословов — от Блаженного Августина до Лютера и особенно Кальвина — фактически отрицают свободу человека, исповедуя божественный детерминизм. Мол, всемогущий и всеведущий Бог, выражаясь современным нам языком, «программирует» человека и его судьбу. Лютер прямо отрицал человеческую свободу, предполагая ее несовместимость со всеведением Бога. Свободу воли он признавал только за Богом. Но до крайности божественного детерминизма дошел Кальвин, утверждавший, что Бог чуть ли еще не до рождения человека определяет его судьбу и в земной жизни, и в посмертной, вне зависимости от его образа жизни. А успех человека в этой жизни, в том числе и материальный, является признаком Божьего благоволения, и наоборот: неуспех свидетельствует об отказе Бога от этого человека. Из этого следует, что все усилия человека: добродетель, благотворительность, любовь к ближнему не играют никакой роли в деле спасения или отвержения его Богом. Что касается латинской ветви христианства, то там самый влиятельный западный богослов тогда еще неразделенной Церкви, Блаженный Августин, а за ним и основоположники главных течений протестантизма («вылупившегося» из католичества), вместо богоданной свободы, развивали учения о Божественном предопределении, то есть отрицали изначальную свободу человека.

Православие не приемлет такого механического детерминизма. Вслед за апостолом Павлом и особенно за св. Григорием Паламой православие учит о синергизме, то есть о творческом сотрудничестве человека (созданного по образу и подобию Божьему) с Богом. Но о каком сотрудничестве, казалось бы, может идти речь между всемогущим Богом и весьма ограниченным человеком, о какой свободе, если Бог, так сказать, одним махом может перевернуть все творчество человека?! Левицкий, опираясь на авторитет ряда отцов Церкви, христианских мыслителей, православных богословов — от Оригена и св. Григоря Паламы до Николая Лосского — говорит: «Всемогущество [Бога] и свобода [человека] примиримы лишь при условии, что Бог согласился свободно ограничить свое всемогущество ради сотворения свободных существ». Тут можно добавить, что Христос учит о Боге, бесконечно любящем и прощающем, а любить созданные тобою автоматы невозможно. В свою очередь, абсолютная свобода есть часть всемогущества. И вот Всемогущий Бог, наделяет созданного им человека свободой, самоустраняясь от этой свободы, чтобы человек мог ею пользоваться и распоряжаться, как он сочтет нужным. Только в этих условиях могут быть как отношения любви — гармонии между Богом и человеком, так и свободный бунт человека против Бога, богоборчество и самоуничтожение человека. Из вышесказанного следует, что Бог собственной волей ограничивает Свою свободу и Свое всеведение, чтобы сотворенный Им человек был свободен.

Теперь же наблюдается любопытный парадокс: и в католической, и в лютеранской (да, пожалуй, и в кальвинистской) религиях предоставляется несравнимо более широкая свобода религиозного и богословского поиска, чем в современной Русской православной церкви, где любая попытка священнослужителя или церковной общины идти навстречу современному человеку, сделать богослужение и религиозную жизнь более понятной, хотя бы частично заменить непонятный подавляющему большинству современных россиян устаревший и окаменевший на уровне XVII века, церковно-славянский язык общерусским, воспринимается как ересь. Так в книге «Богослужебный язык Русской церкви», изданной в 1999 году под редакцией архимандрита Тихона (Шевкунова), решительно осуждаются любые попытки приблизить богослужебный язык к литературно-русскому, славянский язык возводится в плоскость богословия, называется священным (с. 48), то есть налицо языковое идолопоклонство (языкобесие), ибо язык есть средство, а средство не может быть абсолютом. Вспоминается предупреждение покойного отца Александра Шмемана, что и служение литургии может превратиться в идолопоклонство при абсолютизации обряда, ритуалов, внешней стороны богослужения. Догматизация языка, тем более такого, на котором никто не говорит да и не служит почти никто в православном мире, кроме россиян, способствует самоизоляции, отключению от всего мира и недоверию к нему, развитию некой гордыни: мы, мол, последние могикане, единственные верные, окруженные еретиками. Не случайно поэтому заключительная статья сборника направлена против Библейских обществ, то есть фактически против распространения Священного Писания на современных языках, против новых переводов, которые облегчают современному читателю восприятие Священного Писания, против межхристианского общения и обогащения христиан опытом друг друга, — иными словами, против христианского миссионерства, что в корне противоречит завету Христа апостолам — идти в мир и обращать в христианство народы. Не может способствовать распространению и внедрению христианства богослужение на непонятном языке. А известный православный мыслитель и защитник веры советских времен С. Фудель, расплатившийся за веру в Бога десятилетиями ссылок и концлагерей, писал, что для современного русского человека славянский язык почти также непонятен, как латынь.

И вот священники, одаренные миссионерским призванием, привлекающие в Церковь духовно ищущую интеллигенцию, шли ей навстречу, русифицируя богослужебные тексты. Вокруг таких священников образовываются общины неофитов, в основном из интеллигенции, идет туда и немало молодежи. При таких приходах создаются курсы подготовки к сознательному крещению. Развивается кипучая миссионерская деятельность. В 1990-е годы, особенно вначале, крещение взрослых было массовым и повсеместным. В большинстве храмов, однако, оно проводилось без какой-либо подготовки крещаемых, без предварительного оглашения. И результат налицо: где сегодня те миллионы массово крещенных в 1990-е годы? Известно из статистических опросов, что, если формально крещенных в России сегодня около 70 % населения, сохраняют связь с Церковью (посещают богослужения не реже одного раза в месяц) менее 3% населения, то есть примерно 5 % из состава крещеных россиян. А вот в тех общинах, в которых практикуется серьезная подготовка к крещению, почти все крещаемые становятся активными прихожанами. В богослужениях таких приходов практикуется всеобщее пение, ведомое хором, чтение Священного Писания на русском языке (так было до недавней волны гонения на русский язык) и обращение чтеца лицом к верующим (как в Греческой и Антиохийской церквах), чтение «Тайных» молитв во всеуслышание (как, учил о. Александр Шмеман, а император Юстиниан приказывал делать это еще в VI веке). В некоторых из этих храмов после молитвы об оглашенных всем некрещеным и неверующим предлагается покинуть храм — литургия верных совершается для верных, как это и было в ранней Церкви. Вообще это церковное «обновление» является на самом деле возвращением к истокам,291 но с применением к современности, использованием современных идиом в учении и обращении к миру.

Казалось бы, следовало приветствовать этот опыт, изучать его, перенимать его лучшие стороны. Вместо этого началась травля таких общин и их священников. Причин здесь много. Учитывая размеры этих общин, их миссионерскую, педагогическую и благотворительную деятельность, требующую — при недостатке священников, способных к такой деятельности, — колоссальных затрат энергии, личного аскетизма, труда, одобрение ее поставило бы основную массу священников-требоисполнителей в очень невыгодное положение, ибо миссионерство требует от священника-миссионера большой работы над собой, способности быть всем — для всех, по словам апостола Павла, который с эллинами был эллином, а с иудеями — иудеем. Это значит нести христианство людям в понятных для них идиомах, на языке понятий и культуры данного человека, уметь идти навстречу современному человеку, а не ждать, когда современный постсоветский человек сам разберется с атеизмом, материализмом и христианством и придет к священнику «готовеньким».

Среди обвинений, выставляемых творческим священникам-миссионерам, упреки в том, что, помимо прихода или в составе его, они создают общины, которые якобы существовали только в первобытном христианстве и противоречат приходской структуре. При этом забывают об общине, например, недавно канонизированного о. Алексия Мечёва, унаследованной после его смерти в 1924 году его сыном — иереем Сергием, расстрелянным большевиками в 1941 году. Но в современной РПЦ как раз в консервативных приходах подлинных приходов и приходской жизни почти нигде нет. Ни «двадцатка», ни «десятка» приходом не является, хотя большинство священников да и церковное начальство именно «двадцатку» считают приходом. При такой системе основная масса верующих в жизни своей церкви не участвует и является просто «захожанами» или «прохожанами». При такой системе развивается чуждый православию клерикализм, образуется пропасть между мирянами и духовенством, в то время как понятие приходской общины предполагает тесное сотрудничество духовенства и мирян. В нормальной церковной структуре прихожане несут материальную ответственность за свой храм и берут на себя обязанности по содержанию храма и причта. Даже в самой богатой стране — Соединенных Штатах Америки — для нормальной жизни прихода требуется, чтобы приходская семья или община состояла по крайней мере из 30-40 обеспеченных семей. В современной же России содержание прихода вряд ли под силу группе численностью менее 500 человек. Приход является основной ячейкой Церкви, состоящей из мирян и духовенства в единой общине. Совместно они и управляют приходской жизнью. Приходские собрания, состоящие из всех молящихся, взявших на себя ответственность за церковь (а не только из «двадцатки»), выбирают церковный совет или правление, которое, как и настоятель, подотчетны приходскому собранию. Такое практикуется в современной России лишь в нескольких приходах, на которые наши ультраконсерваторы немедленно наклеивают ярлык — «обновленцы»!

Хотя во всех храмах возносятся молитвы за воссоединение Церквей, наши ультраконсерваторы (вместе с их карловацкими собратьями) боятся любого шага к сближению не только с западными христианами, но даже с нашими восточно-православными собратьями — коптами, эфиопами, армяно-григорианами, малабарскими христианами. Им невдомек, что богословие коптов признано вполне православным, и в большинстве православных церквей коптов и прочих так называемых «монофиситов» причащают ровно так же, как и прочих православных. Делает это уже давно и митрополит Московской патриархии Антоний Сурожский. Упрекают консерваторы миссионерствующих современных священников в том, что они чаще ссылаются на православных богословов и мыслителей нашего времени, чем на отцов Церкви. Даже если это так, то тут нет ничего зазорного. Естественно, для современного читателя понятнее писания своих современников (от Флоренского до Шмемана, от Афанасьева до Мейендорфа), чем вещи, написанные тысячу и более лет назад авторами, окруженными совершенно иной культурой и иными понятиями.

О восстановлении церковной общины мечтал о. Александр Шмеман и проводил это в жизнь в приходе Свято-Владимирской духовной академии, ректором и профессором литургического богословия которой он был. Он же и другие современные нам православные богословы настаивали на частом принятии Святых таинств. Все это раздражает наших консерваторов прежде всего потому, что этого не было в дореволюционной России, которая для них остается эталоном для подражания во всем, забывая, чем окончились «предания» императорской России и в каком духовно плачевном состоянии была Церковь в императорской России, какой был упадок религиозности в народе накануне революции.