Бачинин - Девиантология и теология

Владислав Бачинин - Девиантология и теология
Девиантология выделилась в отдельную научную отрасль в эпоху модерна, одну из самых драматических в мировой истории, когда вот-вот должен был появиться новый геополитический сверхсубъект - «ядерное человечество».
 
Дисциплинарная легитимация девиантологии стала, в некотором роде, ответом на вызовы «цивилизации смерти», готовящейся погрузиться в пучину глобальных войн, невиданных форм террора и геноцида, опрокинувших все прежние представления о должном и запретном, о нормах и отклонениях от них.
 
Это был также ответ на возникновение массовых воззрений и солидарных с ними новых социогуманитарных концепций, в которых отклонения от традиционных норм цивилизованного общежития, т. е. девиации, считались нормами, не просто допустимыми, но потребными и желанными.
 
Подобные смещения ориентиров, ценностные подмены, аберрации смыслов вводили в заблуждение не только массового обывателя, но и высокообразованных интеллектуалов.
 
И в этих условиях девиантология принимает на себя задачу целенаправленного, сосредоточенного исследования природы, причин возникновения, механизмов распространения всех видов антропосоциальных девиаций.
 
 

Владислав Бачинин - Девиантология и теология - От Библии к Достоевскому

LAP LAMBERT Academic Publishing
Напечатано в России, 2012
ISBN: 978-3-659-13619-1
 

Владислав Бачинин - Девиантология и теология - От Библии к Достоевскому - Содержание

ВВЕДЕНИЕ
  • 1. ДЕВИАНТОЛОГИЧЕСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ В ИСТОРИЧЕСКОМ ВРЕМЕНИ
  • 1.1. Фундаментальная девиантологи
  • 1.2. «Девиантоцентризм» аналитического мышления
  • 1.3. Секулярная почва под древом девиантологии
  • 1.4.Секулярное ирелигиозное в девиантологическом дискурсе
2. БИБЛЕЙСКАЯ ТЕОЛОГИЯ НОРМАТИВНОСТИ И ДЕВИАНТНОСТИ
  • 2.1. Авторитетный текст
  • 2.2. Библейский интертекст - культурно-историческое основание девиантологического дискурса
  • 2.3. Бог и библейская нормативность
  • 2.4. Второзаконие - нормативный кодекс на все времена
  • 2.5. Понятие греха: семантика и аксиология
  • 2.6. Теология греха
  • 2.7. Библейский подтекст теории ресентимента
  • 2.8. Хам - библейский архетип «человека девиантного»
  • 2.9. Библейские основания семейной девиантологии
  • 2.10. Беззаконие в свете библейской и секулярной девиантологии
  • 2.11. Общественные грехи - макросоциальные девиации - девиантные макросистемы
3. ДОСТОЕВСКИЙ КАК ВВЕДЕНИЕ В РУССКУЮ ДЕВИАНТОЛОГИЮ
 
  • 3.1. Фрейд ипиДостоевский: две стратегии девиантологического мышления
  • 3.2. Отец русской экзистенциальной девиантологии
  • З.З.Девиантологема «подполья»
  • 3.4. Социальное «подполье» и девиантологический поворот
4. ДЕВИАНТОЛОГИИ В ПОСТСЕКУЛЯРНОМ МИРЕ
 
  • 4.1.Девиантность не делится наразум без остатка
  • 4.2. Методологические ресурсы секулярной девиантологии
  • 4.3.Деконструирование - стратегия девиантологизации сущего и должного
  • 4.4. Интерес к трансцендентному
  • 4.5. Трансцендентные основания девиаций
  • 4.6. Притча о плевелах
  • 4.7. Наука и теология
  • 4.8. Теология и девиантология
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА

Владислав Бачинин - Девиантология и теология - От Библии к Достоевскому - 1.4. Секулярное и религиозное в дееиантологическом дискурсе

 
Эпоха постмодерна предоставляет богатейший материал для девиантологической рефлексии, позволяет обладателям как атеистических, так и религиозных взглядов высказываться по поводу всевозможных социокультурных отклонений, выдвигать собственные версии их объяснений. Так складывается характерное своей противоречивостью отдельное пространство интеллектуальных поисков и интерпретаций -девиантологический дискурс.
 
Преобладающая часть аналитиков-постмодернистов склонны рассуждать о всевозможных девиациях при посредстве секулярных категорий. Они, как правило, убеждены в самодостаточности своего словаря. Но их при этом временами настигают некоторые неожиданности. Так, например, французский постмодернист-семиотик Ролан Барт, которого трудно заподозрить в симпатиях к религии, вдруг вводит в свой методологический тезаурус понятие «бесовской текстуры». Полагая, что большинство современных текстов не подчиняются требованиям строгой структурности, а напоминают образчики неких локальных микро-хаосов, он ссылается на исходное латинское значение слова «текст», буквально означающее «переплетение нитей».
 
Он же указывает на то, что в тексте переплетаются между собой разные смысловые и ценностные линии и возникает нечто особое, далеко отклонившееся от норм истинного порядка, от принципов внутренней гармоничности. По его мнению, суть такого текста раскрывается благодаря известному месту из Евангелия от Марка, где Иисус обращается к духу нечистому с требованием назвать свое имя, и тот отвечает: «Легион имя мне, потому что нас много» (Мк. 5, 9).
 
В данном случае сам факт использования авангардным аналитиком религиозной метафоры служит красноречивым свидетельством того, что современное секулярное мышление не имеет особой предубежденности против использования в своей работе отнюдь не секулярных понятий, оборотов и образов.
 
Практически во всех случаях затянутости девиантологического дискурса в жесткий корсет методологического секуляризма постмодернистское сознание всё равно вынуждено помнить о традиционных религиозно-теологических смыслах, отталкиваться от них, полемизировать, состязаться с ними. От них невозможно избавиться, они продолжают присутствовать на концептуальной строительной площадке помимо чьей бы то ни было воли в виде то дискурсивного фона, то отдаленного смыслового горизонта.
 
То, что постмоденист изгонял в двери, возвращалось через окна. Жилю Делёзу, например, Бог и душа представлялись фикциями, поскольку человек, по его мнению, не располагает опытом, подтверждающим их существование. Однако, заявляет он, современная философская мысль вполне имеет право прилагать к человеку всю полноту тех признаков и свойств, которые ранее приписывались Богу. Так происходит редукция теологии в антропологию. Библейское родословие неожиданно проникает в антропологии и избавиться от него нет никакой возможности. Будь человек хоть тысячу раз атеистом, но он не может устранить из антропологических структур следы божественной генетики. Черты «образа и подобия Божия» всё равно проступают на человеческом лице, даже если это лицо поклонника Чарльза Дарвина.
 
Разумеется, Делез предпринимал усилия, чтобы вытеснить мешающего ему Бога из дискурсивного пространства, отправить Его на периферию гуманитарного сознания. Ему хотелось оперировать не понятиями порядка и рациональности, а категориями беспорядка, безумия и интеллектуального номадизма с его апологеттикой спонтанных блужданий бродячей мысли. Мечтая об абсолютной свободе, эта «номадическая» мысль, никем и ничем не сдерживаемая, движется «без руля и без ветрил», не видит ориентиров, дрейфует от предмета к предмету.
 
Если для классической мысли организующим центром и главным ориентиром был Бог, то кочующее мышление не регулируется никаким высшим началом, а растекается по миру, ни к чему не привязываясь и вбирая любой опыт, попадающийся на пути, независимо от того, положительный он или негативный, приятный или отвратительный. Оно ведет себя как безумец или дитя, готовое не только взять в руки, но и положить себе в рот что угодно, даже если это невообразимая мерзость, к которой нормальный, здравомыслящий человек не в состоянии прикоснуться. При этом оно не придает никакого значения тому обстоятельству, что, избрав явно девиантную траекторию интеллектуального движения, тем самым само превращается в предмет девиантологии.
 

 

 

Категории: 

Благодарю сайт за публикацию: 

Ваша оценка: Нет Average: 9.8 (4 votes)
Аватар пользователя Discurs