Гностицизм, захвативший с половины II века широкие круги христианского общества и угрожавший христианству полным разложением, вызвал к жизни богатую полемическую литературу. Против него выступали писатели Иустин Мученик, Мелитон, Феофил Антиохийский, Егезипп, Родон, Филипп Гартинский, Модест, Ириней Лионский. Сочинения всех перечисленных писателей, за исключением святого Иринея, или всецело утрачены, или сохранились в незначительных отрывках. Таким образом, единственным представителем этого отдела христианской литературы является святой Ириней Лионский.
Данная книга сформировалась на основании материала, собранного и проанализированного автором в процессе подготовки лекций по Сравнительному богословию, которые автор читал на протяжении десяти лет в Самарской Духовной Семинарии.
Встречи в изгнании русских богословов с христианами Запада открыли римским католикам, англиканам и протестантам прежде малоизвестный им мир современной православной мысли. Эти встречи помогли также и русским яснее понять роль собственной традиции в рамках экуменического христианства.
Нам, восточным, близок фатализм. В ответственных делах мы склонны все возлагать «на волю Божию», не ставя на первое место напряжение до предела своей собственной воли и своей ответственности в ожидании уже на них Божия благословения, или неблагословения. А потому и лозунг «воссоздания» склонны скорее понимать в смысле пассивном, как терпеливую оборону, а не наступление.
Последнее десятилетие было отмечено определенным положительным сдвигом в развитии отечественной церковно-исторической науки. Безусловным ее достижением явилось то, что прежняя страстность и проистекающая от нее необъективность, характерная для многих конфессиональных историков рубежа XX-XXI столетий, постепенно уступает место более взвешенным оценкам.
История вселенских соборов христианской церкви, начиная со знаменитого Никейского (325 г.), принявшего общехристианский Символ веры, и кончая Парижским (825 г.), – это одна из самых интересных и в то же время самых сложных тем для исследования.
Книга Катасонова В. Н. «О границах науки» посвящена актуальной теме природы современной науки, выступающей в образе математического естествознания. Успехи последнего приводят к тому, что даже и многие гуманитарные науки с завистью поглядывают на физику, химию, биологию и т.д., стараются и внутри самих себя начать применять математические методы.
Есть одна область душевной жизни, где эстетическое и нравственно-религиозное особенно тесно соприкасаются, даже сливаются друг с другом. Это — то, что с одной стороны мы называем захваченностью, покоренностью некоторым превозмогающим победным избытком жизни, а с другой стороны некое искание наше, некое томление по все большему избытку, по все большей Полноте Красоты, Полноте Бытия, все большей захваченности ею.
Связь психологии и духовного образования присутствовала издавна. Психологию преподавали как обязательный предмет еще в Киево-Могилянской академии, сохранились до наших дней рукописи этих курсов (1639 г., 1645 г., 1687 г., 1693 г.). Комментируя данный факт, Ю. М. Зенько пишет, что «даже в советское время вынуждены были признавать, что эти "киевские ученые" (а фактически богословы, священники и монахи) внесли значительный вклад в развитие психологической мысли и что они разрабатывали вопросы психологии на уровне тогдашней западноевропейской науки».
Любая болезнь приносит с собой страдания. Большинство заболеваний заставляют нас страдать физически и морально; но абсолютно все они приносят страдания духовные, поскольку демонстрируют нам — и порой довольно жестоко — нашу беззащитность: они напоминают нам, что физическое здоровье преходяще, земная жизнь недолговечна, а наше тело бренно и ему суждено постепенно ослабнуть, состариться и наконец умереть.
Таким образом, болезни вызывают у нас неизбежные вопросы: «Зачем? Почему я? Почему сейчас? Надолго ли? Что со мной будет дальше?».
Эта работа – одна из попыток внести лепту в сохранение и восстановление памяти о тысячах православных христиан, пострадавших за веру от богоборческого коммунистического режима. Не претендуя на всесторонность и завершенность, работа сознательно названа «Конспект по истории…». В ней, по мере возможности, законспектированы воспоминания очевидцев, авторские наблюдения, а также труды других исследователей, работавших над этой темой. Выводы автора здесь сознательно сведены до минимума, дабы читатель мог самостоятельно разобраться в происходивших событиях.
Наш мир необыкновенно сложно и премудро устроен. Одна клетка человеческого тела содержит информации больше, чем во всех тридцати томах энциклопедии «Британика». Когда мы видим какой-то предмет или объект, сделанный руками людей, мы сразу представляем себе, сколько труда, сил и разума вложено в него. Даже очень простая вещь — стол или стул — не может возникнуть сама собой, без приложения сил извне, не говоря уже о более сложных предметах. Например, жилой дом. Чтобы построить его, трудятся сотни людей: архитекторы, проектировщики, строители.
Наша работа посвящена одной из важных и интересных страниц истории отношений России и Христианского Востока в XVII столетии — неоднократным попыткам введения на русской почве изучения греческого языка, различным опытам создания в Москве греко-славянских школ и, наконец, основанию первого правильно устроенного греко-славянского училища среднего уровня — Типографской школы, ставшей, в свою очередь, предшественницей первого высшего учебного заведения России - Славяно-греко-латинской академии Лихудов.
Весна 1958 года. Я — на третьем курсе Истфака МГУ, на кафедре истории Древнего мира. По программе специализация начинается как раз с третьего курса, но, благодаря Елене Борисовне Веселаго, к которой я попал в группу латинского языка в сентябре 1955 года, я начал изучать античность на два года раньше. Увидев мой интерес к латыни, желание изучать культуру Греции и Рима, Елена Борисовна буквально через 2—3 недели после наших первых занятий предложила мне присоединиться к ее группе античников третьего курса, где она только что начала преподавать древнегреческий язык.
Один автор не без горькой едкости как-то заметил: «Мы странные люди — русские люди. Я не говорю, что мы не уважаем науки, а все-таки, когда кто-нибудь плюнет на науку — плюнет, может быть, невзначай, но так что брызги все-таки осквернят ее светлый и чистый лик — мы смолчим. Нигде нет такой безграмотности, как у нас в России. Но ни у кого нет такой смелости, как у русских людей. Сколько у нас произносится речей, и каких смелых речей!
Враг нашего спасения не любит отпускать от себя человеческую душу и каждого, встающего на путь спасения, стремится удержать в своих сетях. Он воздвигает неожиданные препятствия, и внешние, и внутренние, он ополчается всяческими соблазнами, он повергает в бездны падения. Он строит самые невероятные козни.
«Красота есть сияние истины», - говорил Платон, и это утверждение гений греческого языка закрепил одним словом калокагатия, соединив доброе и прекрасное, как два склона одной горы. На вершине этого синтеза, в Библии, доброе и прекрасное становятся предметом созерцания, их живой симбиоз выражает полноту бытия и порождает красоту.
Настоящая монография — это первое систематическое исследование по проблеме науки и религии в перспективе православного христианства на русском языке. Проблема науки и религии широко обсуждается в Западной Европе, Северной Америке и за их пределами.
История православного монашества на Востоке, изданная всего один раз, в середине ХIХвека, и долгое время бывший библиографической редкостью, ныне вновь выходит в свет, причем в дополненном виде, становясь наконец доступным широкому кругу православных читателей.
Эта книга — незаменимое руководство к познанию жизни и подвигов иноков первых веков христианства, написана на основе большого числа достоверных источников.
Капитальный труд профессора Московской Духовной академии Петра Симоновича Казанского (1819-1878).
Книга «Византийское христианство» вышла в 1923 году, на очередном крутом вираже в творчестве Хуго Балла (1886—1927). Она явилась полной неожиданностью для почитателей автора. К тому времени он был достаточно широко известен как видный немецкий авангардист (собственно говоря, немецко-швейцарский, потому что большую часть своей творческой жизни провел в Швейцарии, где и умер). Авангард — слово расплывчатое, но точнее в данном случае и не скажешь, потому что у Балла каких только не было ипостасей.
Золотая серия сайта Эсхатос
