Арсеньев - О красоте в мире

Есть одна область душевной жизни, где эстетическое и нравственно-религиозное особенно тесно соприкасаются, даже сливаются друг с другом. Это — то, что с одной стороны мы называем захваченностью, покоренностью некоторым превозмогающим победным избытком жизни, а с другой стороны некое искание наше, некое томление по все большему избытку, по все большей Полноте Красоты, Полноте Бытия, все большей захваченности ею.

 

Динамизм Красоты. Этот будящий, «зовущий» нас характер Красоты ощущали и ощущают многие поэты и художники, многие мыслители и любители искусства и красоты Природы, старавшиеся осмыслить себе ее конечный, решающий смысл, и особенно ряд религиозных созерцателей. Переживание одновременно и некой «насыщенности» и вместе с тем какой-то «запредельности», какого-то «переливающегося избытка» не вмещающегося вполне в рамки данного опыта, но зовущего дальше, манящего и уводящего вглубь — вот черты, связанные часто с ощущением красоты у художников и поэтов к у мистически настроенных мыслителей и созерцателей.

 

Эта так сказать «полярность» в переживании Красоты находила себе выражение напр, в Платоновском учении о «Лествице Красоты», по которой душа восходит от красоты отдельных разрозненных явлений мира к Красоте Изначальной. И в представлении мистиков о некой Встрече, Она происходит между душой, томящейся по подлинной Реальности и самой Красотой Божественной, что зажигает душу томлением по Себе, и что открывается внезапно душе, то вдруг как бы скрывается от нее и зовет ее в даль и в глубь — в неизведанные глубины Преизбыточествующей Жизни. Характерна при этом — повторяю — сила томления по Высшему и Запредельному, которая вдруг охватывает душу. О ней говорят и говорили многие мистики и поэты.

 

Инициатива исходит — так говорят они — от самой Красоты Изначальной. Она окружает нас, она стучится в двери нашего сердца, она требует ответа, она вызывает в нас ответный динамизм — томление по ней.

 

(сборник статей)

Мадрид, 1974

 

Предисловие

 

1

Какое значение Красоты в наши дни? «Утешительное»? «Отвлекающее»? Да, конечно. Но и еще одно — особенно важное — нужно прибавить: будящее. Будящее к чему? К тому, чтобы глаза на жизнь, на богатство жизни, были у нас открыты или открылись. В смысле что-ли более богатой осведомленности, с точки зрения более обширной информации? Если хотите да, но тогда не в смысле той, несколько «вульгаризованной», шумливой, стремящейся к сенсанционности информации, к которой стремятся как к высшей цели и высшему смыслу своей деятельности, почти как к венцу бытия, некоторые, (напр, американские) газеты.

 

Нет: в смысле измененного, просветленного, расширенного подхода к жизни — в смысле «взора, уходящего в глубь», в глубины жизни или по крайней мере жаждущего найти их и погрузиться в них — в эти глубины жизни, более того — увлекаемого в эти глубины, Но в некие особые глубины, о которых мы забыли, но которые питают жизнь! В глубины Красоты. Намеки на это, неумелые, часто многословные, иногда чересчур «ученые» (или желающие быть таковыми), а иногда, может быть и скучные, слишком эмоциональные или примитивно поучающие... вы найдете, может быть, в очерках, собранных в этой книжке, написанных в разное время.

 

2

Ибо время наше требует этой темы, даже в такой случайной, несовершенной, беглой, незрелой ее постановке, которую вы как раз встретите в этих статьях. Красота, м. б., не «спасет» мира, но она стучится из мира — еще не вполне испорченного нашей грубой и меркантильной и жесткой цивилизацией — в окошки нашего «я» и зовет в глубины мира, обступающие нас и говорящие нам со всех сторон и зовущие в еще более отдаленные и основные глубины бытия. И молодежь в разных странах мира опять — после однобокого увлечения бензином и механикой (даже и в поэзии современной! Даже и рельсами и шпалами некоторые поэты увлекаются) — ищет красоты и силы и свежести и непосредственности и неиспорченности жизни. Перекликается на эту тему молодежь из разных стран — и северно-итальянская и фламандская и некоторые в Англии и скандинавских странах и в России и в Средней Европе и даже (и ее немало) американская. Идет как-бы новая «мода». Это подымается волна («течение встречное»?) — за чистоту, непосредственность и духовную силу. Опять становится для многих понятен этот волнующий порыв пушкинских слов:

 

«Бежит он, дикий и суровый,

И звуков и смятенья полн...»

 

и Лермонтовское:

 

«Ночь тиха. Пустыня — внемлет Богу...»

 

Ищут «пустыни», «молчаливой музыки» и «звучного уединения» Хуана де ла Крус. Ищут опять прикоснуться к той области жизни духовной, где бьют, может быть, источники воды живой.

 

3

Такими напр, искателями и провозвестителями истинной свободы духа через служение Красоте являются напр, в своей деятельности знаменитейший ныне в мире скрипач-виртуоз и вместе с тем руководитель замечательных концертов (на очень высоком артистическом духовном уровне) Иегуди Менухин, или напр, сравнительно в тени живущий, в эмиграции, крупный русский лирический поэт Д. Кленовский, полный лирического горения. Или скончавшийся в 1971 г. (также живший в эмиграции) большой русский писатель Борис Зайцев, или сравнительно недавно перед тем скончавшийся Рахманинов и целый ряд других служителей художественной Красоты в разных странах мира, у разных народов. И наконец — неумирающие художественные произведения из прошлых времен в различных областях.

 

Вот, напр, сценка только что мною (в июне 1973 года) пережитая в северо-восточной Италии — в Падуе. Две группы молодежи (подростки, кончающие гимназию и молодые студенты — юноши и девушки): одна группа итальянская, другая интернациональная — в знаменитой капелле dei Scrovegni перед лучшими из всех фресок Джиотто, творениями необычайной силы и покоряющей чистоты и красоты вдохновения. Эти мальчики и девушки 17-19 лет сидели подолгу в глубоком молчании в деревянных креслах против этих поразительных сияющих и благоухающих сдержанной красотой и свежестью красок подлинных жемчужин искусства, всматриваясь подолгу в каждую из них — в молчании... Никто их не заставлял так смотреть. Это была встреча. Я был поражен и величием Джиотто и очаровательной восприимчивостью этой молодежи.

 

И такие встречи — между нынешней нашей молодежью и великими творениями красоты — происходят в гораздо большем масштабе —- а м. б. и на гораздо большей глубине, чем мы себе представляем. Вспоминаю аналогичную сцену несколько лет тому назад: 16-17-летняя (м. б. и 18-летняя молодежь — из высших классов средней школы, и притом сотни их!) в Metropolitan Museum в Нью-Йорке перед привезенными на выставку из Италии творениями сиеннских мастеров, спасенными от наводнения. То же молчание и внимательное, тщательное разсматривание этих итальянских картин 14-го века.

Встречи с Красотой? Прорывы из буден в некие глубины жизненной ткани?

 

4

А Природа в Советской России разве не постоит в конце концов за себя? Ведется война на истребление между Красотой и благообразием жизни как человека, так и окружающей природы и растлевающим, разрушающим (духовно, но прежде всего физически) центрами советской системы. Механическими и химическими отбросами в невороятном количестве запружены и загажены почти девственные дотоле воды многих озер в России, заражено Байкальское море, гибнет массами рыба в Волге, безумная авантюра с «целиной» обесплодила и обесценила огромные пространства лесов и пастбищ, уничтожены в гигантски катастрофических размерах вековые леса ценою рабского труда миллионов людей, чтобы этим, по дешевке и при том хищнически, срубленным лесом затопить и заполонить мировой рынок. И т. д. и т. д. Но Природа все же еще сильна и ее вольная, здоровая, почти первобытная жизнь — особенно в лесах Сибири — занимает еще огромные пространства и говорит сердцу человека, особенно попавшим в ее лесные святилища изумительной, своеобразной жизни.

 

Об этом конфликте между вольной, могучей природой и убийственной механизацией жизни, распространяющейся из городских центров, говорила еще в 1926 году талантливая повесть «Чертухинский балакирь» молодого еще и многообещающего тогда писателя Клычкова (погибшего потом в одном из штрафных лагерей рабского труда). Но природа все еще жива и может говорить человеку, иногда преодолевая все преграды и даже беззаконно хищнические старания «растабарить» и уничтожить ее красоту (последнее, конечно, касается далеко не только Сов. Союза, но и многих других стран, особенно Соед. Штатов Сев. Америки, гделюди часто безжалостны к жизни, и красоте и величию природы и портят ее ненужными образом в гигантских размерах из-за жажды наживы).

 

5

Итак и Природа и красота творений великих художников и мир музыкальных звуков и лирическое вдохновение продолжают — даже в обостренных условиях нашего механизованного и духовно отравленного времени — продолжают бороться за нас, за свободу человеческой души, за этот, не рабски подчиненный, не механизованный мир: свободно растущей и «расправляющей свои плечи», свои «крылья» души человека.

 

Каков будет исход этой борьбы? Она требует длительных усилий и все более растущего чувства нашей ответственности за мир человека и мир природы. Одно однако уже ясно: на сторону Красоты и сохранения чистоты и не истребления а мирного развития и расцвета окружающей Природы, на защиту этой питающей нашу жизнь Красоты и творческой мощи, уже становятся, уже стали широкие круги молодежи. Отсюда напр, и любовь многих из молодежи к тем великим художественным творениям, что сумели запечатлеть эту красоту: к «Запискам Охотника» Тургенева, к лирике Тютчева, к деревенским фонам и просторам (иногда в немногих беглых словах или картинках, но какой силы и свежести!) у Льва Толстого, к лесной жизни в очерках Пришвина, к тому в Природе, что захватывает и покоряет душу.

 

Но опасность идет не только от бесстыдного и беспощадно зверского убивания и растления духа и всякой творческой красоты и святыни в коммунизме, но и от волн дикого зверино-разнузданного хаоса — массового сладострастия и наркомании — в разных странах свободного мира, так напр, в Соединенных Штатах. Мир опять — в искании и духовном борении, и притом в гораздо большей степени, чем мы думаем. Не примкнем ли и мы к этому совместному исканию, не прикоснемся ли к этому служению, к этой жажде? К жажде по духовному благообразию, по зовущей нас, но говорящей нам — уже теперь, с самых разных сторон, из разных явлений и закоулков жизни — обновляющей Силе и Красоте? Не в «ручейке» дело, а в обновляющей, умиряющей, неискоренимой победной силе Творческой Жизни.

 

«Сзади и спереди Ты объемлешь меня и полагаешь на меня руку Свою».