Бонецкая Наталья - Русский экзистенциализм

Если, самым грубым образом, религиозную мысль Серебряного века представить в виде двух течений, — это метафизика, тяготеющая к платонизму, и философия существования индивида, — то именно второе из них, русский экзистенциализм, до сего дня сохраняет для нас вдохновляющий интерес. Метафизические учения софиологического типа — прежде всего П. Флоренского и С. Булгакова — требуют от современного человека, помимо прочной укорененности в православной традиции (без чего в них проникнуть невозможно), принятия на веру множества мифологических и фантастических представлений. Но кому дано пробиться к главному их них — к истокам мифа о Софии, у всех ли есть столь великая любовь к Вл. Соловьёву, основоположнику русской софиологии, что безо всяких подозрений и осуждения соловьёвские мистико-эротические видения покажутся реальными? Тем не менее вера в гипотетическую Софию — это фундамент русской метафизики, которая рассыплется, как карточный домик, если из основания вынуть хоть один камень.

Экзистенциализм же — это совсем другое дело. Его русские — субъективистские изводы, скрытые или явные «я-дискурсы», вовлекающие читателя в сам процесс философствования, благодаря именно этому расширяют и обогащают новым глубинным опытом наше «нищее духом» существование. Мы, даром, приобретаем сокровенное знание тех, кто, подобно звездам, сияет на небосводе интеллектуальной элиты России. И здесь тайна слова и существа «я», которое одно и то же у меня и философских гениев. Чтение текстов Льва Шестова и Бердяева, даже и М. Бахтина всегда бывает духовным событием — отождествлением с субъектом философствования и приобщением к его прозрениям. Это касается и религиозных постижений, и опыта общения, также восприятия искусства и природы, — вместе и жизненных просветления и отчаяния, страха смерти и великой надежды, часто бунта и почти никогда — смирения.

«Философское направление, получившее название экзистенциализма, появилось в России едва ли не раньше, чем на Западе», — совершенно справедливо замечает наш ведущий историк философии П. П. Гайденко . Но родиной экзистенциализма Россию вряд ли можно считать. Я имею в виду не только то, что общепризнанным «отцом» направления является С. Кьеркегор. Русский экзистенциализм отчасти был рефлексией великой отечественной литературы XIX века, — прежде всего творчества Достоевского. Однако главный и мощнейший импульс он получил от Ницше, который и есть его подлинный родоначальник. Сыграл свою роль и тот историко-философский факт, который впоследствии обозначали как «поворот к бытию»: русская мысль совершила его вслед за Соловьёвым, раскритиковавшим «отвлечённые начала» западных неокантианства и позитивизма и взявшим установку на «цельное знание», конципирующее новые — софийные бытийственные интуиции.

Вместе с тем русские экзистенциалисты резко противопоставили себя Соловьёву. И хотя Бердяев сохранил для себя Софию (истолковав ее, правда, не по Соловьёву, а в духе Я. Бёме), его мысль устремилась по субъективистскому, и не объективистскому, как в случае Соловьёва, пути. В русской софиологии обрело новую жизнь подзабытое слово теодицея — оправдание Бога: оно было включено П. Флоренским в подзаголовок его книги «Столп и утверждение Истины» (1914). Бог Троица, по Флоренскому, оправдывается в глазах человека созданием Церкви, в которой верующие приобщаются к благодатной жизни. Но вот Бердяев, хорошо знакомый со «Столпом...», навстречу проекту Флоренского выдвинул задачу «оправдания человека» и в основу своей апологии положил творчество, превращающее человека, в его учении, в богоподобное вечное существо. Делу антроподицеи Бердяев посвятил всю свою жизнь в философии. При этом бердяевская антроподицея неуклонно тендировала в сторону радикального субъективизма, так что, в пределе, философствование, в его субъективной актуальности, должно было вытеснить философию как общезначимый результат исканий мыслителя.