Франк - Непрочитанное

Чем больше всматриваешься в ход русской революции, тем яснее выступает как ее основная черта - стихийность, чистая инстинктивность ее осуществления, ничтожность роли, которую играют в ней принципы, продуманные идеи, глубоко осознанные и ясно определенные верования.

 

Русская революция никем не была подготовлена; она осуществилась как-то чисто рефлекторно; ее совершили не люди, а инстинкт народной души. Могучее, судорожное движение народного организма, низвергшее старую власть, не нуждалось для своего осуществления ни в каких рассуждениях, идеях, принципах. Когда живое существо поперхнется и чувствует опасность задохнуться или когда в желудок его попадает отрава, ему нет надобности думать, чтобы бороться с этой опасностью: органический инстинкт, бессознательная живая сила организма рефлекторно, одним порывом, реагирует на угрозу и извергает из себя чужеродное тело. Так было и с русским национальным организмом в великие дни свержения старого строя. И восстановление нормальных функций организма, нарушенных этим внезапным кризисом острой национальной болезни, вплоть до сегодняшнего дня идет в значительной мере так же инстинктивно, чисто органически.

 

Москва, Московская школа политических исследований, 2001 год - 592 с.

ISBN 5-93895-013-9

 

Предисловие (АА. Гапоненков, Ю.П. Сенокосов)

СТАТЬИ

ПИСЬМА. ФИЛОСОФСКИЙ ДНЕВНИК

ВОСПОМИНАНИЯ О П.Б. СТРУВЕ

Именной указатель

 

 

С тех пор, как существует так называемый "социальный вопрос", - с тех пор, как примерно сто лет тому назад у европейского человечества открьтись глаза и пробудилась совесть в отношении нищеты, материальной нужды широких слоев трудящегося народа, - существуют и многообразные попытки занять христианскую позицию в этом вопросе, разрешить его с точки зрения христианской веры; в многообразных формах, которые мы не можем здесь перечислять и оценивать, существует так называемый "христианский социализм". По меньшей мере отдельные люди или группы людей сознают, что равнодушие, пассивное отношение христиан к горькой нужде множества ближних есть великий грех христианского мира; в католической церкви это сознание было официально возвещено и церковно санкционировано в известных энцикликах пап Льва XIII и Пия XI.

 

Люди, желающие быть христианами, начинают чаще и острее ощущать, что было бы невыносимым фарисейством предаваться молитве или богословскому умозрению, упражняться в христианских добродетелях - и не испытывать при этом беспокойства о том, что за стенами церкви или нашего дома миллионы людей - в том числе старики, женщины, дети - голодают и гибнут от хозяйственной нужды. Если по завету Христову, прежде чем приблизиться к алтарю, нужно примириться с ближним, который чувствует себя обиженным нами - то можно ли оставаться равнодушным к тому, что миллионы нуждающихся живут с чувством горького озлобления против материально привилегированных членов общества, спокойно обрекающих их на голод? Правда, в церкви всегда проповедуют милосердие, заботу о бедных, раздачу милостыни. Но ни для кого не секрет, что христианское благотворение в его обычной распространенной форме есть дело весьма дешевое, подача грошей, нечувствительная для дающего и не стоящая ни в каком отношении к нужде ближнего; такое "благотворение" совершается по общему правилу без истинной любви к ближнему, без малейшей воли к жертвенности; оно легко совмещается с холодностью, равнодушием и даже жестокостью к бедным во всей остальной, "внецерковной" нашей жизни и в особенности в наших "деловых" отношениях к ним; чаще всего такое дешевое благотворение есть само вид фарисейства. Но даже в самом лучшем случае такого рода благотворительность касается немногих отдельных людей, почему-либо нам близких или случайно нам встретившихся; то, что за этими пределами есть еще бесконечное количество нужды и нищеты, обычно мало беспокоит христианина; от укоров совести он обычно отделывается легкой бессердечной мыслью, что "нельзя жепомочь всем".

 

Может по праву почитаться истинным скандалом для христианского мира, что в противоположность этому распространенному в нем равнодушию к судьбе обездоленных, подлинная, горячая забота о ней становится часто привилегией людей неверующих и противников христианства. Как совершенно справедливо заметил Н.А. Бердяев, успех и притягательная сила идей атеистического социализма и его самой крайней формы - материалистического коммунизма - в первую очередь определены историческими грехами христианского мира, его равнодушием к социальной нужде. И социалист, и коммунист пользуются этим положением, чтобы доказывать, что христианская проповедь смирения, терпения и равнодушия к земным благам служит только целью удержать бедных от их стремления к достойному человеческому существованию и охранять бесстыдный эгоизм имущих классов. И к стыду христианского мира приходится признать, что это утверждение содержит долю бесспорной истины: люди, именующие себя христианами, - служители церкви и миряне, - действительно часто пользовались священными заветами христианской веры, чтобы охранять привилегии имущих и препятствовать улучшению быта нуждающихся.