Что такое «метафизика, могущая возникнуть в качестве науки» о Достоевском? Метафизика до Достоевского питалась романтическими представлениями об Абсолюте: П. Я. Чаадаев, масоны, славянофилы, любомудры. Лучшее, что можно было ждать от контуров такой философии, это 1) эстетизованные формы запечатления опыта в духе той традиции, что суммировали немецкая мистика и Шеллинг;
2) явленная в импрессионизме лирического образа (С. Бобров, В. Жуковский) поэтика переживания «тайн бытия»; 3) трагическая персонология и натурфилософия в литературе классического романтизма в его сложном сплетении с барокко (Ф. Тютчев); 4) катастрофизм с примесью полумасонского мистицизма, которые русская мысль пыталась интегрировать то в «картину мира человека» (по названию трактата А. И. Галича, читанного Макаром Девушкиным), то в «апокалиптический синтез» (последняя фраза последнего из «Философических писем» П. Я. Чаадаева), то в программы энциклопедического гнозиса, в котором «инстинктуальное» (душевное) начало органично слито с универсальным знанием и «способностью критического суждения» (В. Ф. Одоевский); последняя позиция в философско-религиозном плане полемично дополнилась организмической идеологией собор ности (А. С. Хомяков; почвенники).
С Достоевским метафизика определилась как 1) род особого качествования бытия и, соответственно, некая программа описания его ирреальных состояний («языки» онтологии); 2) область не очевидного знания и не верифицируемого опыта («языки» гносеологии); 3) проблематизация мотивов поведения человека («языки» этики и философии истории) и, наконец, как 4) философия творчества и шире — персоналистский проект самоосмысления «я» и «мы» своего креативного соприсутствия красоте Божьего мира («языки» эстетики).
Поскольку в мире Достоевского мы имеем дело с вопросами человеческого существования в Божьем мире, его авторская метафизика но - ситонтологический характер: человек предстоит Богу и миру как вопрос — ответу. Этот тип метафизики внятен современному читателю с появлением в его кругозоре трудов М. Хайдеггера, определением которого мы не слишком корректно воспользуемся. «Метафизика в собственном смысле слова, — говорит он в лекции 1929 г., — принадлежит к “природе человека”. Она не есть ни раздел школьной философии, ни область прихотливых интуиций.
Метафизика есть основное событие в человеческом бытии. Она и есть само человеческое бытие». Не следует тешить себя надеждой, что метафизика в роли теории бытия в себе и формы философского знания может быть извлечена из текстов Достоевского в готовом виде, как алхимический камень из реторты. Подобно тому как камень алхимиков — никакой не камень, а искомая вслепую универсальная химическая формула-рецепт превращения неблагородных металлов в благородные, так и метафизика на территории художественной прозы и публицистики писателя — не приведенная в систему гносеологическая инструкция.
Константин Исупов – Судьбы классического наследия и философско-эстетическая культура Серебряного века
Издательство – «Русская христианская гуманитарная академия» – 592 с.
Санкт-Петербург – 2010 г.
ISBN 978-5-88812-365-2
Константин Исупов – Судьбы классического наследия и философско-эстетическая культура Серебряного века – Содержание
- От автора
НАСЛЕДИЕ И НАСЛЕДНИКИ
- Метафизика Достоевского (онтология и теология)
- Метафизика Достоевского (антропология)
- Взыскание читателя
- Возрождение Достоевского в русском религиозно - философском ренессансе
- Компетентное присутствие (Достоевский и Серебряный век)
- Ф. И. Тютчев: Поэтическая онтология и эстетика истории
- Чары троянского наследия: Лев Толстой в пространстве Серебряного века
- Н. Ф. Фёдоров: заклятие смертисредствами философского дискурса
- В. Н. Ильин: Между Аполлоном и Дионисом
- Франциск из Ассизи в памяти русской культуры
ПРОБЛЕМАТИЗАЦИИ
- Третий путь (о русском тейяризме)
- Русский Антей
- Мифологические и культурные архетипы преемства в исторической тяжбе поколений
- Культурный концепт «учитель/ученик» на фоне русской «правды»
- Путь в лабиринте
- Преступное состояние мира
- Вненаходимость комментатора
ЭСТЕТИКА И ПОЭТИКА
- Комическое и трагическое в аспектах исторической эстетики
- Странник и паломник на фоне ландшафта
- Поэтика non finito
- Поэтика «ложной памяти»
- Ряса и сюртук (Религиозно философские собрания как тип риторического поведения)
- Эстеты на «Башне»
- О. Шпенглер и Вяч. Иванов
- Андрей Платонов: Философия исторического творчества
- М. М. Бахтин и советская культура
Константин Исупов – Судьбы классического наследия и философско-эстетическая культура Серебряного века – Метафизика Достоевского
Что значит говорить о некоей метафизике в мире изображенном, придуманном и несуществующем? Не в том ли смысле, что она имеет приманку — шанс стать если не конкретной метафизикой бытия и общения, то хотя бы ее утопическим проектом? Если так, мы призваны отнестись к художественным мирам Достоевского, пренебрегая категорией условности, памятуя, однако, что безусловно в них только одно: то, что писатель определил как непрерывное открывание, а не открытие жизни.
Материя человеческих отношений ткется у Достоевского из вещей невесомых: зова и отклика, призыва и оглядки, доверительных жестов и встреч на предельной высоте взыскующего духа, но те же нити общей ткани бытия протянуты в самую глубину языческого мирочувствия, в живое хтоническое тело родной почвы, языка, крови и круговой породненности. Сколь ни хрупка и прихотлива в своих извивах духовная архитектоника общения, она прочерчена тем же творческим резцом, которым отделены в Шестоднев свет от тьмы, твердь от воды, а вода от суши. Метафизика Достоевского глубоко онтологична.
Об онтологических основаниях метафизики Достоевского писалось не раз. В гегельянском этюде Б. М. Энгельгардта отстаивается та мысль, что в картине мира писателя развертывает себя онтологическая триада: «среда» (мир механической причинности) — «почва» (органика народного духа) — «земля» (высшая реальность подлинной свободы). «Сумма метафизики» Достоевского состоялась в мире общения героев. Писатель, который верил в преображение человека физически здесь, на земле, мог воспринимать человека-современника только в состоянии последнего кризиса и избытка, на последнем напряжении сил, в пароксизме эмоций, в отчаянном стремлении выскользнуть из бытия, когда самоубийство уже и не самоубийство только, как и убийство не только убийство в свете запроса: какая, собственно, разница, кто кого убьет и зачем в последний историчес кий день этого мира?
Человек дан во всех своих возможностях и сразу, он торопится проявиться, все шансы и «все встречи у него — последние» (Н. Бердяев). Тем сильнее поэтика укрупнения всякой мелочной ерунды, как бывает при прощании с жизнью. Но столь же неважной ерунда оказывается там, где могла б она сломать жизнь героя. Так, улики, оставленные Раскольниковым, не сработали на следствие, зато изобличили его состояние души и возможность ее владельца свершить то, что свершено. Общение Порфирия Петровича и Раскольникова — взаимная игра на опознавание таких вещей, которые не опознаются в уликах внешнего мира. Улика теряет предметную доказательность, потому что она твердит о типичном поведении (здесь: преступника), а мы имеем дело с уникальным, для типичного мира неопознаваемым.
И, хотя «улика» и связана с «ликом» и «личностью», она в мире обстоятельств внешнего действия имеет отношение лишь в овнешненному, социализован ному человеку в плане прошлого (он нечто совершил, оставил след и пр.) и ничего не способна сказать о «я» героя, который уже не там и не здесь, но в состоянии прорыва в будущее. М. Бубер и Э. Левинас полагали, что время экзистенции возникает только в связи с разрывом одиночества и в диалоге с Другим. У Достоевского одинокий герой переживает время стремительно. Но в метафизических точках общения, в контексте вечного, время останавливается, оно добытийно и дано даже не как время «Авраама и стад его», а еще более раннее — как мифологическое.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию: