Карташев - Церковь - История - Россия

Карташев занимает особое и видное место среди вождей русского религиозного возрождения XX века. Он был единственным из них, кто вышел из крестьянской среды, не принадлежал к ордену интеллигенции и сыграл значительную роль в государственной жизни России, будучи последним прокурором Синода. В его же заслугу входит упразднение этого поста и созыв Всероссийского Собора 1917 — 1918 гг.

 

Антон Владимирович Карташев родился 11 июля 1875 года в Кыштиме на Урале. Его дед был крепостным рабочим на горном заводе, который благодаря своим способностям и упорному труду стал управителем завода. Отец, родившийся в 1845 году, оставался крепостным до 16 лет. После освобождения он быстро пошел в гору, стал волостным писарем, земским гласным и кончил жизнь членом земской управы. Семья переехала в Екатеринбург, стала горожанами.

 

Карташевы были туляки, вывезенные на Урал для работы в рудниках. Они принадлежали к тем крепким, даровитым русским людям, которых не могло сломить даже крепостное право. На них созидалось российское государство. Это они строили восхитительные деревянные церкви русского севера, ценили и заказывали высокохудожественные иконы, понимали и свято хранили ту московскую культуру, которую загнал в подполье царь-маньяк Петр Алексеевич.

 

Однако Карташевы не были старообрядцами. Они упорно хотели «выйти в люди», понимали ценность образования, вместе с тем они не отрывались от родной почвы, оставаясь патриархальной, православной семьей, чтившей Царя-Освободителя и преданной монархии.

 

Юный Карташев, как и его предки, был зачарован красотой церковных служб. В возрасте 8 лет он был посвящен в стихарь и до конца своей жизни оставался исключительным знатоком православного богослужения и всегда пел на клиросе. В 1894 году он блестяще окончил Пермскую семинарию и был отправлен на казенный счет в Петербургскую духовную академию. В 1899 году он был оставлен при Академии для подготовки к профессорскому званию при кафедре по русской церковной истории. Через год на него было возложено все бремя преподавания по этому предмету. Он нес его до 1905 года.

 

 

Издательство "пробел" Москва, 1996 г.

ISBN 5-89346-001-4

 

 

От издателей
Н. Зернов. А. В. Карташев
Епископ Кассиан. Антон Владимирович Карташев
Свобода научно-богословских исследований и церковный авторитет
Православие в его отношении к историческому процессу
Вселенские соборы и соборность
IV Вселенский собор
Св. Великий князь Владимир — отец русской культуры
Судьбы «Святой Руси»
Русское христианство
Русская Церковь периода империи
Реформа, реформация и исполнение Церкви
Церковь и государство
Церковь как фактор социального оздоровления России
Церковь и национальность
Пути единения     
Соединение Церквей в свете истории

 

 

Вселенский собор! — это не радует, а пугает многих в русском верующем обществе. Так отвыкли думать о его возможности. Тысячелетняя соборная летаргия приучила смотреть на вселенский собор, как на что-то будто бы неповторимое, вроде чуда Пятидесятницы или апостольских писаний. Тут вскрывается и смиренная психология вечного ученичества в вере, характерная для русских. Русские веру только хранили, но не творили. По крайней мере, таково было субъективное осознание нашей добродетели веры. Несколько иным было и остается сознание наших учителей — греков, несмотря на эпохи их крайнего национального и культурного умаления. Греки сознают, что апостолы учили и писали на их языке, в их отечественных странах; что святые отцы, творцы богословия, соборов и всего культа, были их единокровные праотцы; что они — их дети, с теми же правами и обязанностями в церкви. Это сознание свободных сынов Сарры, а не Агари.

 

Они хозяева в доме церковном, а не домочадцы и наемники. Если нужно в нем что-то делать и обновлять, то они дерзают на это,не задумываясь над правом, с полным хозяйским самосознанием,при условии, разумеется, «не передвигать пределов вечных, отцами поставленных. Их «золотая грамота дворянства» — наследие святоотеческого богословия и каноники — хотя и покрылась пылью и паутиной времени, но ощущается ими как их собственное наследие, данное в их живое пользование и распоряжение; как талант не для закапывания, а для приращения.Не случайно поэтому — помимо общеизвестных обстоятельств момента, — что от греков и исходит сейчас призыв к благородному дерзанию устроения вселенского собора. Отсутствие такого дерзания века тяготеет над русской богословской мыслью и замедляет ее грядущий, неизбежный, по всем признакам, расцвет. Творя бессознательно благочестивую жизнь и несравненной красоты исполнение культа,русские уже раз споткнулись на путях богословского творчества,породив болезнь старообрядчества, и не гарантированы от опасности повторить ее вновь по поводу новых запросов церковной жизни, в новейших формах. Этот своеобразный богословский «агностицизм» — наше слабое место перед лицом неотложных требований времени.

 

Смотря на вселенские соборы чисто археологически, ставят вопросы якобы недоуменные. Например: кто теперь имеет право созвать такой собор? Бесспорно, что все прежние семь вселенских соборов созывались православными императорами в силу их сакрального права, включенного и в действовавшее каноническое право церкви. Это общеизвестно. Даже папы, завоевавшие себе обычное право некоторого дополнительного признания соборов под предлогом утверждения голоса своих легатов, никогда не осмеливались на созыв вселенского собора, хотя не раз хотели иметь его у себя на территории Запада, но всегда испрашивали созыва у императоров. Да и самое имя «вселенских соборов» (oikoumenikos synodos) выражает эту внешнюю черту соборов: их созыв императорским указом, в границах подвластной императорам империи и с превращением их определений в закон общеимперского значения, ибо «икумени» — синоним «империи», [т. е.] вселенский —имперский. Если бы не эта государственная черта вселенских соборов, то скорее к ним должно было бы прирасти чисто церковное наименование «кафолический», как это и случилось с титулом патриархов за границами ромейской империи. Патриархи армянские, грузинские, сирские прозвались католикосами. А патриарх Константинополя, от империи получивший свои преимущества и объем власти, прослыл как oikoumenikos — «вселенский», в смысле «имперский».

 

Но вселенские — имперские соборы, с легкой руки Константина Великого вошедшие в обычай церковный, приобрели в опыте церкви не одно имперское,а гораздо более глубокое и широкое, универсальное в церковном смысле, т. е. кафолическое значение. И мыслятся церковью, в сущности, не как икуменические, а как кафолические соборы. Империя преходяща, и она исчезла. Церковь вечна, и она живет вне империи. Икуменическое в соборах сохранилось лишь как археологическая оболочка. Осталось кафолическое. С  исчезновением икуменических императоров отпало от кафолического существа соборов и привходящее извне икуменическое —имперское право. Осталось одно право — церковно-кафолическое. Римская церковь, выпавшая из границ ромейской икумены, инстинктивно верно продолжала собирать свои consilia денег alia и universalia, не справляясь с инициативой гражданской власти в прежнем стиле. Так и мы — восточные — пред необходимостью созыва вселенского собора нимало не стеснены внешним образом бывших «имперских» соборов. Мы живем вне единой империи как сумма отдельных народов и автокефальных церквей. Нам в действительности дано лишь идеальное единство под председательством старейшего из иерархов. Он и созовет собор, который будет уже не икуменическим, а чисто кафолическим.