Ухтомский - Андрей, архиепископ Уфимский - Труды - Quadrivium

 

человека, в лице которого единоверие как интенция достигло своего осуществления, первого и единственного епархиального (не викарного) архиерея единоверца и вместе с тем одного из крупнейших официальных миссионеров за весь синодальный период, неколебимого тихоновца староцерковника и вместе с тем, одного из учредителей катакомбной иерархии и протестного богословия ИПХ —

 

издавая, говорю, труды столь многогранного автора, невольно задаешься вопросом об ответственности за полноту и беспристрастность своего изложения.

 

Ведь совершенно ясно, что не только анализируя, но и просто излагая его воззрения, всякий исследователь подвергается жестокому искушению встать на какую-то одну, частную точку зрения, опустив или перетолковав другие в связи с ней и в зависимости от нее.

 

Санкт-Петербург: Свое издательство, 2013 г. — 1284 с.

ISBN 978-5-4386-0120-3

 

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

ПУБЛИКАЦИИ В ЖУРНАЛЕ «ДЕЯТЕЛЬ» 1902-1908

БРОШЮРЫ 1901-1906

ПУБЛИКАЦИИ В ЖУРНАЛЕ «ИЗВЕСТИЯ ПО КАЗАНСКОЙ ЕПАРХИИ» 1905-1911

«СОТРУДНИК БРАТСТВА СВЯТИТЕЛЯ ГУРИЯ» 1909-1911

ПУБЛИКАЦИИ В ЖУРНАЛЕ «СОТРУДНИК ЗАКАВКАЗСКОЙ МИССИИ» 1912-1914

ПУБЛИКАЦИИ В ЖУРНАЛЕ «УФИМСКИЕ ЕПАРХИАЛЬНЫЕ ВЕДОМОСТИ» 1914-1917

ПУБЛИКАЦИИ В ЖУРНАЛЕ «ЗАВОЛЖСКИЙ ЛЕТОПИСЕЦ» 1916-1918

ДОКУМЕНТЫ ИЗ РАЗНЫХ ИСТОЧНИКОВ, ПИСЬМА 1918-1936

ПРИЛОЖЕНИЕ I. ЕДИНОВЕРЧЕСКИЙ АРХИВ

ПРИЛОЖЕНИЕ II. И. И. ИЛЬМИНСКИЙ. ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ III. А. А. ПАПКОВ. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ

ПРИЛОЖЕНИЕ IY. И. П. АКСАКОВ. ОБ ИЗБРАНИИ ЕПИСКОПОВ В ДРЕВНЕЙ ХРИСТИАНСКОЙ ЦЕРКВИ

Т. Г. СИДАШ. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ЖИЗНИ И БОГОСЛОВИИ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА АНДРЕЯ, НОВООБРЯДЧЕСКОГО АРХИЕПИСКОПА УФИМСКОГО И МАМАДЫШСКОГО, ЕДИНОВЕРЧЕСКОГО ЕПИСКОПА САТКИНСКОГО

Т. Г. СИДАШ. ВСЕРОССИЙСКИЕ (ПОМЕСТНЫЕ) СЪЕЗДЫ (СОБОРЫ)

ПРИСТЯЖЕНИЕ. ИЗБРАННЫЕ СТАТЬИ О. ИОАННА ВЕРХОВСКОГО

 

 

И в нынешние времена, очень бедные талантами и чем-нибудь хотя бы просто оригинальным, можно встретить натуры, которые, так сказать, неизмеримы, — нет такой мерки, с которой можно было бы подойти к этому человеку без боязни ошибиться: как-то все обычное, житейское не похоже на то содержание душевное, которым живут подобные люди... Не припомнит ли читатель из жизни святых угодников Божиих таких случаев, от которых он приходил в смущение, недоумевая, чем эти святые руководились в жизни своей. Вот один раздает бедным богатство свое и тем разоряет свою семью; вот другой покидает свою новобрачную жену и дом родителей своих и приговаривает себя к вечной нищете; вот третий, как будто совершенно случайно зайдя в монастырь и как будто тоже случайно выслушав совет старца, оставляет престарелых родителей беспомощными и остается в монастыре... Кто судья всем им? Кто может понять их? Кто из обычных людей дерзнет прикоснуться к душе этих страдальцев земли?

 

Неужели слава (молва) человеческая может быть меркой жизни для тех, кто отказался от нее и искал славы только от Единаго Бога? — Эта-то всецелая погруженность в некую неземную жизнь и делает их мало понятными земле. На самом же деле они — очень просты своею собственной — небесной простотой; даже если всмотреться ближе в их душевное содержание, то окажется, что как будто сложность их натуры является совершенно кажущейся и в такой степени, что малейшая неровность их характера или ничтожная личная привычка, искусно скрываемые другими людьми и у них малозаметные за множеством этих привычек и неровностей, — у этих людей — всегда явно выступают наружу и делают часто их в глазах «мipa» безответными. Внимательнее же всмотревшись в их душевную жизнь, можно скорее определить и то содержание души, которое занимает в ней главенствующее положение; аскеты советуют всякому, выступающему на путь самоиспытания, отыскать главенствующий грех, который прежде всего ему нужно побороть в себе, — так и у праведников есть особая, главенствующая добродетель, которая проникает все другие их стремления и нестроения. Все это хотелось нам сказать ранее, чем начнем говорить о святителе Казанском Владимире по поводу пятилетия со дня его кончины.

 

Действительно, это был человек по нашему времени исключительный, редкий по своей самобытности и душевным качествам. Замечательна черта его характера, невольно обращающая на себя внимание при воспоминании о нем; всякий раз как мысль касается почившего архиепископа, вспоминается весь он со всей его величавой простотой — ив разговоре, и в привычке держать себя в обществе, и в его кротких карих, удивительно выразительных больших глазах, за которыми как будто не видно было всего лица. Думается, что это происходило у него потому, что во всех обстоятельствах жизни он был всегда один и тот же, живущий своей собственной жизнью и очень мало думавший о том, что будут о нем говорить люди. И для этого ему не нужно было делать над собою усилия, совершать подвиг, — нет, у него было все совершенно естественно, свободно: во внешней жизни проявлялось то, что было содержанием внутренней.

 

Когда он был ребенком, он вместе с меньшим братом заблудился в поле во время страшной вьюги и мороза; он совершенно естественно — как старший — собою загородил младшего, решив первым замерзнуть. Потом, когда Божия воля определилась, и он должен был перестать быть инспектором столичной Академии и уйти в центральную Азию на положение полуразрушенного миссионерского дела, он задумался только о том, как бы ему достать преданных помощников. — И далее, когда через 18 лет служения св. Церкви в сане архимандрита, он был призван к епископскому служению, он накануне рукоположения молился Богу о том, чтобы Он послал ему скорейшую смерть, лишь бы его епископство не послужило на погибель чью-либо...