Живов - Из церковной истории времен Петра Великого

Хотя церковная политика в царствование Петра сравнительно неплохо изучена (во всяком случае, в период после смерти патриарха Адриана) и большинство документов опубликовано, общая картина оказывается слишком однозначной и в своей однозначности несколько тенденциозной.

 

Она составлена из реформаторских усилий Петра и пассивного сопротивления различных социальных групп, приверженных прошлому, но не обнаруживающих никакой собственной инициативы. Если, однако, взглянуть на известную совокупность фактов из иной перспективы, из перспективы последнего и обреченного на неудачу протеста Яворского, мозаика складывается в несколько иной рисунок.

 

Он вполне отчетливо проступает, например, в деятельности Стефана Яворского, оппозиционной Петру, целенаправленной и достаточно последовательной. Можно вообще считать, что, во-первых, сопротивление не было пассивным, а во-вторых, что оно не было униформным, развивающим некую единую традицию «старой культуры». Сопротивление исходило из различных культурных установок: в своем генезисе они могли быть враждебны друг другу, однако же они вступали в сложное взаимодействие, оказавшись в обороне перед лицом сильного и жестокого противника.

 

Одним из основных было политическое противостояние, противостояние светской и духовной власти. Своей кульминации этот конфликт достиг, конечно, в 1650—1660-е годы, в столкновении царя Алексея Михайловича и патриарха Никона, и победа, как известно, осталась за царем. Однако это была неполная победа, ради низложения Никона Алексею Михайловичу пришлось идти на компромиссы и сдавать позиции (например, уничтожить Монастырский приказ). Понятно, что, удерживая инструменты власти, Алексей Михайлович и при этих компромиссах сохранял контроль над церковными делами. Однако инструменты власти, не сложившиеся в устойчивые институты, не переходят по наследству автоматически, и у наследников царя в их отношениях с духовной властью были тяжелые проблемы. После смерти Алексея Михайловича патриарх Иоаким становится одной из фигур, доминирующих в московской политике.

 

Церковно-политические приоритеты в деятельности Иоаки-ма остаются не вполне изученными, однако очевидно, что в их число входило укрепление духовной власти и обеспечение в разумных пределах ее независимости от власти светской. Именно Иоаким, как выясняется во второй части настоящего исследования, в самом начале царствования Федора Алексеевича отстраняет царя от выборов епархиальных архиереев. Этот весьма значимый шаг показывает, что укрепление церковной автономии было целью Иоакима практически с самого начала его деятельности. Не менее показательно, что и в конце царствования Федора, когда царю и его окружению удается до определенной степени консолидировать власть и начать осуществление ряда важных преобразований (например, отмену местничества), предлагаемые им церковные реформы успешно саботируются Иоакимом и составленным из его единомышленников епископатом.

 

Имею в виду проекты реформы епархиального управления, предполагавшие существенное увеличение числа епархий и первоначально связанные с учреждением наместничеств. По поводу учреждения наместничеств «св. Иоаким патриарх, аще и многую трудность име от хотящих тому быти палацких подустителей, но никакоже попусти и возбрани всеконечно сие творити» (Архив Ю.-З. России, V, № CLV, с. 442; ср.: Соловьева 1978). Как первый проект царя, предполагавший умножение кафедр до семидесяти двух и устройство двенадцати митрополичьих округов, по которым эти кафедры распределялись бы, так и его компромиссный проект, в котором о митрополичьих округах больше речь не шла и число новообразуемых кафедр сокращалось до тридцати четырех, были отвергнуты духовенством — сначала на предсоборном совещании у царя в сентябре 1681 г., а затем на соборе 1682 г. (см.: Виноградский 1899; Полознев 1996, 483—487).

 

Хотя немногочисленность российских епархий при их чрезвычайной обширности во второй половине XVII в. начала восприниматься как аномалия — особенно при сравнении с православным Востоком, но вместе с тем и ввиду тех задач религиозного дисциплинирован™, которые ставило перед собою высшее духовенство, — их умножение неизбежно вело за собой уменьшение архиерейской власти и сокращение епархиальных доходов (поскольку новые епархии должны были выкраиваться из старых). Вопрос о власти, о сохранении традиционных отношений между могущественным и располагающим значительными средствами епархиальным архиереем и подчиненным ему духовенством представлялся более значимым, чем вопрос о религиозной дисциплине, и Иоаким оказался в отстаивании высокого положения архиереев (а отсюда и патриарха) сильнее царя.

 

О том, как могла бы развиваться эта ситуация, если бы в ход были пущены разнообразные инструменты светской власти, остается только гадать, так как царь Федор умер в том же году, когда состоялся закрепивший победу Иоакима собор. В последовавшей после смерти царя смуте и стрелецком восстании 1682 г. Иоаким получил новые преимущества в отношениях со светской властью. В то время как гражданское противостояние еще продолжалось, сопутствовавший ей религиозный бунт был подавлен почти сразу же. Если завершением стрелецкого восстания можно считать казнь Хованских 17 сентября 1682 г., то победа над раскольниками была одержана во время прений с ними в Грановитой палате в июле того же года и в результате последовавшей за этим казни наиболее влиятельного старообрядческого полемиста Никиты Добрынина (Пустосвята).

 

Правда, победа в прениях о вере была достигнута совместными усилиями патриарха Иоакима и царевны Софии (каков был вклад каждой из сторон, трудно определить, поскольку источники тенденциозны), однако, восстановив свой авторитет у стрельцов, патриарх мог затем играть роль арбитра и посредника, что несомненно укрепляло его позиции. Когда царевна София и другие члены правящей династии удалились из Москвы и стали собирать силы в Троице-Сергиевом монастыре, патриарх оставался в Москве, и его деятельность не в малой мере способствовала прекращению мятежа. После казни Хованских именно к нему приходят стрельцы с челобитьем о возвращении царей в Москву, и с этим челобитьем патриарх посылает к Троице чудовского архимандрита Адриана (будущего патриарха). С депутацией стрельцов к Софии патриарх — по челобитью стрельцов — отправляет суздальского митрополита Илариона, а 8 октября после обедни в Успенском соборе именно Иоаким приводит стрельцов к присяге, когда они, целуя Евангелие и руку апостола Андрея Первозванного, торжественно принимают поставленные Софией условия (см.: Соловьев, XIII, стб. 911-927).