Колесова - Сейте разумное

От автора. Открытий особых в моих записях нет. Просто мы возвращаемся к тому, что знал и знает весь цивилизованный мир — к Евангелию. К словам Христа.

 

К вечным истинам, которые не стареют, а тем более не исчезают, даже если в одной отдельно взятой стране и заявляют, что Бога нет, что Пушкин был безбожник, что Достоевский — душевнобольной, как и Гоголь, что Толстой вообще не интересовался Евангелием, а только был вегетарианцем, что Катерина из «Грозы» Островского была революционеркой, что счастье женщины — в эмансипации, блуде и хрустальных детских домах (четвертый сон Веры Павловны из романа Чернышевского «Что делать?») и так далее.

 

Вспоминаю свои школьные уроки, нашего любимого и талантливого учителя литературы и его брезгливое выражение лица: в кого превратилась Наташа Ростова — в самку, рожающую детей! Женщина должна делать революцию, а не рожать детей, и тем более не восторгаться замаранной пеленкой. Глаза у нас горели. Никаких детей, никаких пеленок! Вперед, за Павкой Корчагиным или, на худой конец, за Катериной — в Волгу, навстречу свободе, долой Кабаниху и домостроевщину!

 

Вы скажете: то литература, вымысел. Но русская литература, русские писатели всегда занимали особое место в общественном мнении, им всегда предназначалась роль пророков и властителей дум.

Надеюсь, что эта небольшая книжечка побудит вас — кто бы вы ни были, пожилой человек или старшеклассник, — взять и перечитать заново что–то из классики. Надеюсь и на то, что вам захочется раскрыть Евангелие, подумать над тем, о чем столько размышляли великие русские писатели, — о Боге, о душе, о смысле жизни человека на земле…

 

Повторяю, перед вами — не литературоведческая монография, а всего лишь беседы, доверительный разговор, поэтому не удивляйтесь, что порой здесь встречаются конспективность, повторы, фрагментарность, — это своего рода «вешки», ориентиры, факты, говорящие сами за себя. Да и возможно разве охватить все, сказать обо всем подробно, когда речь идет, например, о таком гиганте мысли, как Лев Толстой?

 

СПб.: Библия для всех, 1996. — 136 с.

 

Предисловие
Сказки
«Домострой»
Александр Сергеевич Пушкин
Михаил Юрьевич Лермонтов
Николай Васильевич Гоголь
Николай Алексеевич Некрасов
Иван Сергеевич Тургенев
Лев Николаевич Толстой
Федор Михайлович Достоевский
Михаил Афанасьевич Булгаков
Борис Леонидович Пастернак

 

Список рекомендуемой литературы

Об А.С. Пушкине
О М. Ю Лермонтове
О Н.В. Гоголе
О Н.А. Некрасове
О Л.Н. Толстом
О Ф.М. Достоевском
О М.А. Булгакове
О Б.Л. Пастернаке

 

 

Очень трудно говорить о Лермонтове, судить о том, в какой мере он сам был христианином. Примирилась ли его душа с Господом — с Творцом, с Тем, с Кем он спорил всю свою короткую жизнь, — когда он упал, сраженный пулей? Отношения с Богом беспокоили его постоянно.

 

Лермонтов всячески лелеял и облагораживал демонизм, с «небом гордую вражду», ту вражду, которая была подхвачена нигилистами, народовольцами, а позже — революционерами и последующим советским атеизмом. Как совместить демонизм и ту открытость Богу, то божественное, чем напоены его многие прекрасные стихотворения? Неужели оказалась бессильной постоянная ходатайственная молитва бабушки Мишеля, Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, за своего обожаемого и единственного внука?

 

Поэзия Лермонтова густо заселена жителями неба — ангелами, демонами. В редком стихе не вспоминает он так или иначе, прямо или косвенно, имени Бога. Поэт постоянно упрекает Творца в том, что он, поэт, глубоко несчастен. Постоянная концентрация на собственном л, жалость к себе, губительная для каждой человеческой души, разъедает все, что есть еще живого.

 

За все, за все Тебя благодарю я:

За тайные мучения страстей…

Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне

Недолго я еще благодарил…

 

* * *

Всесильный Бог,

Ты знал: я долее терпеть не мог…

Пусть буду мучиться, я рад, я рад…

Но только дальше, дальше от людей.

 

Мотив желанной смерти распространен в мировой поэзии: где–то любование самим собой, где–то поза, дань красному словцу. Но вот — вопль души услышан, жизнь поэта насильственно прерывается в 27 лет, на десять лет раньше Пушкина, прерывается тогда, когда, по наблюдению Белинского, посетившего Лермонтова на гауптвахте в Петербурге незадолго до гибели поэта, душа его стала отстаиваться, «в душе пробуждалась жажда труда и деятельности, а орлиный взор спокойнее стал вглядываться в глубь жизни.

 

Уже затевал он в уме, утомленном суетою жизни, создания зрелые», задумывал три романа из трех эпох русского общества, сохранились наброски поэмы о мучениках — первых христианах… Поэт как бы перебродил, перекипел страстями молодости.

 

Как складывалась короткая и столь трагическая жизнь поэта? Смерть матери, когда мальчику было три года. Постоянная взаимная вражда между любимой бабушкой и любимым отцом, страдание мальчика за бедность, униженность отца. Смерть отца, когда Лермонтову было 16 лет, его постоянное чувство вины за судьбу отца. Но как он любил бабушку, своего единственного близкого человека!

 

Трогательно слушался ее — почитайте его писы, нежные, ласковые. И как он к ней всегда приезжал, что ы получить благословение, напутственную молитву. Всегда надеялся, что бабушка выручит, когда его арестовывали и ссылали — то за дерзость в сочинениях, то за мальчишескую шалость…