Коплстон - Аквинат

Аквинат был университетским профессором, преподавателем, и стиль его сочинений, объективный и лишенный каких-либо личных пристрастий, соответствовал его профессии. Его жизненный путь не отмечен внешним драматизмом, в его жизни не было каких-то трагических событий, сравнимых с драмой Сократа. Не был он  также одной из тех странных, одиноких фигур, вроде Ницше,  личность которых всегда привлекает внимание биографов и  психологов. Поэтому главные события его жизни можно изложить очень кратко.

 

Точная дата рождения Аквината неизвестна, хотя, по всей  вероятности, он родился в 1225 г. или около того. Родом он был из  Ломбардии и родился в замке Роккасекка вблизи маленького городка Аквино, расположенного между Неаполем и Римом. В раннем  детстве его отправили в аббатство Монте Кассино, где он получил  начальное образование, а в 1239 г. он стал студентом университета в Неаполе, основанного императором Фридрихом II в 1224 г. В Неаполе он вступил в Доминиканский орден. Этот поступок его семьей был встречен враждебно, в течение некоторого времени его  держали дома под надзором. Получив свободу, он отправился на  север продолжить свое обучение у Альберта Великого, также  доминиканца, в Париже и потом в Кельне.

 

По возвращении из Кельна в Париж в 1252 г. он читал лекции, в согласии с обычаем сначала по св. Писанию — с 1252 г. по 1254 г., а затем по «Сентенциям» Петра Ломбардского — с 1254 г. по 1256 г. В практике средневековых  университетов объяснение и комментирование текста играло важную роль, a Libri quattuor sententiarum (Четыре книги сентенций) —  теологическое сочинение, составленное Петром Ломбардским в XII веке, — оставались учебным пособием вплоть до конца XVI века. Ведущие теологи и философы XIII и XIV столетий, включая Аквината, Дунса Скота и Уильяма Оккама, читали по ним лекции и писали к ним комментарии. 

 

 

(Перевод В. П. Гайденко) 

Вестком Долгопрудный 1999 г. 270 стр.

ISBN 5-9200-0002-3

 

 

Предварительные замечания

Библиографическая справка 

 

 

Вряд ли кто станет утверждать, что, изучая развитие  политического устройства европейского общества, целесообразно вообще не рассматривать средние века. Ясно ведь, что средние века были важным формообразующим периодом в этом развитии и его по-настоящему невозможно понять без обращения к  средневековью. Я думаю, сейчас достаточно осведомленный человек не отрицал бы, что аналогичное утверждение может быть  высказано и относительно роли средневековой философии в общем развитии европейской философской мысли. Конечно, было бы весьма неразумно утверждать, что между философией  средневековья, Ренессанса и послеренессансной философией существует непрерывная последовательность, не разрываемая появлением новых факторов. Общекультурный переход от средневекового мира к постсредневековому отозвался по-своему и в философии; становление науки в эпоху Ренессанса было мощным толчком, стимулировавшим новые способы мышления. Но хотя,  несомненно, были новшества, все же существовала и непрерывность.

 

Большая ошибка принимать за чистую монету высказывания тех  писателей, кто, подобно Декарту, заявлял о решительном разрыве с прошлым и о начале совершенно новой философской эры. И  привычно оскорбительные намеки на последователей Аристотеля и схоластов, довольно частые в сочинениях мыслителей эпохи  Ренессанса, могут ввести в заблуждение, если понять их в том  мысле, что действительно в это время возникает нечто абсолютно новое, без всякой связи с предшествующим. Конечно, философия Декарта служит для нас предостережением, чтобы мы, находя у позднейших мыслителей термины, встречающиеся в  средневековой философии, не считали, что эти термины  употребляются в том же самом значении; и тем не менее справедливо, что таких писателей, как Декарт и Локк, нельзя понять до конца без знания средневековой философии. Например, чтобы правильно понимать учение Локка о естественном законе морали и о  естественном праве, необходимо не только учитывать то, что оно отчасти, через Хукера, восходит к средневековой доктрине, но и разобраться, в чем его отличие от учения такого философа, как Аквинат. Если даже кто-то предпочитает видеть в средневековой философии не более чем подготовительный этап в развитии  европейской мысли, это все же этап, причем важный, и его  влияние сказывается далеко за пределами средневековья.

 

Действительно, историческое значение средневековой  философии признано теперь в Англии гораздо более широко. Признан не только сам факт существования средневековой философии, но также и то, что в средние века были разнообразные  философские воззрения и идеи, диапазон которых весьма широк: от  глубокомысленной метафизической спекуляции до эмпиристской критики метафизики и от духовного постижения высокого  предназначения философии до преимущественного внимания к  тонкостям логического анализа. Уже по крайней мере два  британских университета, — один из которых Оксфорд, важный центр философской мысли в средние века, — ввели преподавание  средневековой философии. Признается, во всяком случае, что этот предмет — законная область исторического исследования и  способен дать материал для докторской диссертации.

 

В то же время, по-видимому, все еще считается разумной практика, когда студент, изучающий европейскую философию, должен перепрыгивать от Аристотеля, умершего в 322 г. до Р. X., к Фрэнсису Бэкону и Декарту, родившимся соответственно в 1561 г. и в 1596 г. И я полагаю, что глубинной причиной  живучести пренебрежительного отношения к средневековой  философии является убеждение, явное или неявное, что средневековые философы не могут предложить нам ничего ценного. Правда, не отрицают, что многие из них — люди выдающегося ума и  дарований. Но распространено мнение, что их мировоззрение и  общепринятые тогда способы мышления о мире устарели и что их философские системы прекратили свое существование вместе с культурой, к которой они принадлежали. А так как некоторые читатели могут подходить к книге об Аквинате со скрытым  недоверием, сомневаясь, что в сочинениях средневекового  философа можно найти что-то, способное внести значимый вклад в нынешние философские дискуссии, то я и хочу высказать в этой главе некоторые общие замечания, которые, возможно,  сделают таких читателей более расположенными прислушаться к Аквинату.

 

В рамках этой книги я, конечно, не могу подробно  обсуждать различные представления о природе и назначении  философии. Не могу я также в книге, посвященной конкретно  Аквинату, предпринять защиту средневековой философии вообще. Это уж во всяком случае было бы бессмысленным  предприятием. Ибо одновременно защищать позиции, скажем, Дунса  Скота и Николая из Отрекура столь же трудно, как защищать в одно и то же время философские воззрения Ф. Г. Брэдли и  Рудольфа Карнапа. Более того, даже «защита»'Аквината не  является главной моей задачей. Я не придерживаюсь мнения, что философия Аквината представляет собой корпус истинных  утверждений, которые можно сообщить и заучить, как таблицу умножения; согласится ли читатель с идеями Аквината или нет — это решать ему самому. Но в то же время я убежден, что большая часть того, что хотел сказать Аквинат, имеет  непреходящее значение; и моей целью было сделать все возможное, чтобы читателю легче было отнестись с симпатией к его стилю философствования и его объяснению мира.