Лидов - Иконы - Мир святых образов в Византии и Древней Руси

Последние двадцать лет формируется новый взгляд на икону, который существенно отличается от привычного. Можно сказать, что многовековая теория иконы получила, новый им пульс к развитию, а традиция русской религиозной философии рубежа веков —новое осмысление. Было сформулировано важнейшее понятие «иконичности», которое вывело икону из резервации «традиционная религиозная живопись», и убедительно показано, что категория «иконичности» может быть применена к самым разным сферам духовной культуры. 

 

В те же годы, и совершенно не зависимо, мне пришлось много размышлять над проблемой иконического и иконического сознания в связи с исследовательскими проектами о чудотворных иконах, реликвиях и иконостасах. Результатом этих размышлений стала теория иеротопии и концепция «пространственной иконы». Иеротопия напрямую связана с понятием иконического, которое близко иконичности, но не совпадает с ним, поскольку речь идет именно о пространственных смыслах иконного образа.

Предлагаемая вниманию читателя книга посвящена иконам и храмовой иконографии. Речь идет о святых образах, создававших целый мир, в котором жили люди Византии и Древней Руси. Этот мир не сводился к религиозным изображениям на досках, с которым обыденное сознание часто связывает представление об иконе. Византийское понятие «икона» предполагало не только все виды священных изображений на стенах, дереве, камне, тканях, металле, керамике и других «носителях», но и особый тип восприятия мира, который можно назвать «иконическим». Он предполагал, что видимое есть только образ невидимого — посредник, позволяющий перейти в иную реальность. Осознание пространственной природы иконного образа, соединяющего миры, позволило сформулировать концепцию иеротопии и связанную с нею категорию «пространственных икон».

 

Этому явлению была посвящена моя предыдущая книга «Иеротопия. Пространственные иконы и образы-парадигмы в византийской культуре», которая пять лет назад открыла данную серию «Пространство культуры / культура пространства», инициированную издательством «Феория». Согласно издательскому замыслу, книги «Икона» и «Иеротопия» должны были выйти в виде двухтомника. Строго говоря, «Икона» должна была бы появиться даже раньше, поскольку отражает более ранний, «до-иеротопический» период исследований. Однако по многим, в том числе и чисто практическим, причинам «Иеротопии» был отдан приоритет, и у ее читателей сейчас появляется возможность проследить становление новой теории из развития иконографического метода.

 

Подход, доминирующий в настоящей книге, сам автор когда-то назвал «интерпретационной иконографией», в отличие от «иконографии дескриптивной», доминировавшей в науке XIX в., самым ярким представителем которой был Н. П. Кондаков. Новая иконография не сводится к описанию изобразительных схем и определению проиллюстрированных ими богословских догматов. Суть «интерпретационной иконографии» состоит в выделении наиболее характерных индивидуальных особенностей изображения и дальнейшей их интерпретации вбогословском, литургическом и историческом контексте эпохи с учетом всех обстоятельств конкретного заказа.

 

В развитии этого метода впрошлом веке огромную роль сыграли Андрей Николаевич Грабар, его ученик Кристофер Уолтер, Герберт Кесслер, Ханс Бельтинг, Генри Мэгвайр и другие исследователи, которых автор этой книги почитает среди своих неформальных учителей. Важным достижением интерпретационной иконографии было системное рассмотрение иконных образов, «взаимодействующих» в одном пространстве. Именно выявление подобных изобразительных структур, сочетающих универсальные принципы и индивидуальную специфику, позволило описать важнейшие иконографические проекты, сопоставимые по значению с самыми крупными явлениями культуры восточнохристианского мира. Стало понятным, что, вопреки распространенному мнению, византийская храмовая иконография не была застывшим явлением, не менявшимся на протяжении столетий. Напротив, она вполне динамично развивалась, отражая большие и малые реформы, напрямую связанные с идейной борьбой своего времени, изменениями в богословской мысли, литургической практике или актуальной церковной политике. Реконструкция таких иконографических проектов, иногда только на основе сохранившихся художественных памятников, представляет собой одну из наиболее увлекательных задач в медиевистике, позволяя ввести в науку новые «духовные тексты».

Заметим, что эта книга не является ни традиционной монографией, предполагающей создание тематического каталога, ни реферативным обзором по отдельной проблеме, или тем и другим вместе. При этом она не является и просто сборником статей, хотя и основывается на разновременных исследованиях автора, опубликованных за последние двадцать лет. Как кажется, можно говорить о некоем синкретическом жанре «авторской монографии», в которой минимум реферативного, а главное — в собирании оригинальных идей, объединенных поиском конкретного исследователя. В каждой из 12 главок предлагается новая гипотеза, так или иначе связанная с основной темой «Икона и храмовая иконография». Некоторые статьи были существенно переработаны и дополнены для настоящего издания, другие оставлены почти без изменений.

 

Книга состоит из четырех больших разделов, отражающих основные проблемы, о которых автору было интересно думать на протяжении всех двадцати лет: «Икона и иконическое», «Небесный Иерусалим», «Храмовая иконография и византийское богословие», «Происхождение иконостаса». Показателен в этом отношении первый раздел «Икона ииконическое», объединивший два совершенно разных текста: теоретическую обобщающую статью о пространственных смыслах иконного образа и тщательное источниковедческое исследование первоиконы и реликвии «Спаса Нерукотворного». Однако обе работы при всей полярности подходов отражают исследовательский диапазон и общую сферу интересов, в центре которых лежит явление «иконы».

Надо сказать, что в книгу, по причине ограниченного объема, не попали еще несколько больших тем, занимавших меня в течение длительного времени и воплотившихся в ряде публикаций. Это, в первую очередь, «Чудотворные иконы и реликвии» и «Византийские иконы света», но, возможно, этим текстам суждено другое издание. Кроме того, процесс размышления над явлением «иконы» продолжается иданная книга никак не должна рассматриваться как некий итог. Скорее, это дань уважения прошлому и желание удовлетворить потенциальных читателей, давно просивших собрать труднодоступные тексты под одной обложкой.