Историк культуры периодически сталкивается с овладевающим представителями той или иной эпохи ощущением: творчества достаточно и больше не нужно, намного важнее инвентаризировать и сделать понятными и доступными те сокровища, которые мы уже имеем. Часто он и сам поддается ему. Прообразом такого подхода стала эпоха эллинизма — зарождение научной филологии и создание первых библиотек в полном смысле этого слова. (Хотел написать «в Европе» или «на европейской почве» — и воспротивилась география: важнейшим научным центром эллинистического мира стала Александрия Египетская, вторым по значению — Пергам в Малой Азии. Но оговорка нужна, речь идет именно о греко-римском мире, и я ничуть не настаиваю на правомерности своих обобщений для Китая или, скажем, доколумбовой Америки.) Тогда крупнейшим поэтом была высказана мысль, приобретающая на наших глазах зловещую актуальность: «Большая книга — большое зло» (или, если угодно, большое несчастье). Именно в такие эпохи притязает на универсальность странная, страшная и расплывчатая категория вкуса.
Я, разумеется, не могу знать, насколько распространено мое ощущение сейчас. Возможно, я одинок в своем отсутствии интереса к современному литературному делу, а вокруг расцветает словесность, колосятся шедевры и рукоплещет довольная публика. Возможно, она глотает, тщательно разжевывая, большие книги и напитывается в этом процессе мудростью и добродетелью. Но мне трудно на основании соображений о таких возможностях отказаться от своего восприятия, а оно таково, каково есть.
Итак, эпохи инвентаризации должны быть и филологическими эпохами. Но в нашем мире с приходом массового общества что-то изменилось. Филология оказывается столь же дефицитной, как и творчество, и в понимании того, чем мы все-таки владеем, прогресс осуществляется ну очень медленными шажками.
Если рассматривать заблуждения об изящной словесности с точки зрения их вредоносности, первое место займет едва ли не всеобщее в наше время мнение, будто литература — отражение жизни и в силу этого участник борьбы (можно даже конкретизировать, общественно- политической борьбы). То, что противостоит этой ереси в моем сознании, имеет вид квазисиллогизма.
Любжин Алексей Игоревич - Мертвый Белинский, живой Мерзляков - Заметки консерватора о литературе и ее врагах
Μ.: Common Place, 2022. — 288 с.
ISBN 978-999999-1-84-1
Любжин Алексей Игоревич - Мертвый Белинский, живой Мерзляков – Содержание
Наша эпоха могла бы стать еще одной александрийской. Вместо предисловия
I. Quaestiones
- «Развитие русского стиха остановилось в середине XIX века»: интервью с Алексеем Любжиным
- Почему современная литература так измельчала и что с этим делать
- Книга как форма посмертной жизни, или Зачем изучать библиотеки тех, кто давно уже умер
- Как обустроить дома интеллектуальное кладбище
- Как переводить стихи
IL Personae
- Шувалов: круг чтения русского интеллектуала XVIII века
- Херасков: взлет и падение русского Гомера
- Мерзляков: система в сердце
- Белинский: мертвец из могилы
- Ушинский: бочка дегтя
III. Carmina epica
- Как читать Овидия
- Как читать «Энеиду» Вергилия
- Как читать «Фарсалию» Лукана
- Почему вы никогда не прочитаете эпическую поэму Силия Италика «О пунической войне»
- О «Приключениях Телемаха» — знаменитом забытом романе XVIII века
- IV. Addendum. Две статьи Алексея Мерзлякова
- О геній, объ изученіи поета, о высокомъ и прекрасномъ
- О талантахъ стихотворца
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
