Научные и богословские парадигмы

Эпистемология была и остается полем диалога между наукой и религией, наукой и богословием. Проблема веры и знания, многократно трансформировавшаяся на разных этапах развития культуры, никогда не устаревала,но, наполняясь новыми смыслами, постоянно находилась в фокусе мировоззренческих споров.

 

Если говорить о культуре как о пространстве ценностей, то параметры этого пространства (сегодня не менее, чем в прошлом) зависят от того, как ставится, обсуждается и решается эта проблема.

 

О состоянии культуры, ее самочувствии и самосознании, можно судить по тому, на каких позициях стоят участники диалога, разделены ли эти позиции завалами и полосами отчуждения, или же общими усилиями эти преграды устраняются.

 

Главным пунктом диалога является вопрос об основаниях и образцах, какими руководствуются богословие и наука – представители веры и знания, претендующие на адекватное выражение сущности этих двух важнейших форм человеческой духовности.

 

Образцы складывались исторически, история же (прежде всего история духовного становления человечества) наделяла их особыми полномочиями, которые, впрочем, исторически же менялись и пересматривались.

 

Быстрота изменений – показатель динамичности культуры. Важна и обратная зависимость: преобладанием тех или иных образцов богословского и научного рассуждения и исследования во многом определяется темп и направленность культурного развития. Проблема сопоставления и исследования взаимовлияния богословских и научных парадигм есть, по сути, проблема выяснения внутренних движущих сил культуры.

 

Она особенно остра в периоды культурных кризисов, когда актуальна альтернатива: найдет ли культура в себе силы для продолжения восходящего развития или угаснет, запутавшись во внутренних противоречиях и ослабев под напором внешних разрушительных факторов. Наше время, похоже, именно таково.

 

 

 

Библейско‑богословский институт св. апостола Андрея, 2009.

ISBN 5‑89647‑130‑0

 

 

От редактора
    Нэнси Мерфи. Христианское богословие, научный натурализм и естественные науки: опыт эпистемологического осмысления
            Макинтайр о природе и сопоставлении традиций
            Современная натуралистическая традиция
            Кризис христианских традиций
               Эпистемологическая проблема
               Развитие современной науки
               Наука, богословие и современный натурализм
    Григорий Гутнер. Социальные практики и границы парадигм
    Кейт Уорд. Связь между эпистемологическими парадигмами науки и богословия
    Алексей Нестерук. «Трансценденция-в-имманентности»: новый феноменологический поворот диалога богословия и космологии
            Предпосылки поворота
            Контуры поворота: «трансцендентное в имманентном» в богословии и науке
            Трансценденция-в-имманентности в космологии?
            Вселенная как «насыщенный феномен»?
            Рациональность космологии в рубриках веры
            Вместо заключения
    Владимир Порус. Наука и богословие: от проблем методологии к проблемам философии культуры
            Богословие в век науки?
            Могут ли научные идеи быть аргументами pro et contra для богословия?
            Продуктивны ли усилия по «методологическому сближению» науки и богословия?
            Удержание культуры – совместная ответственность науки и богословия
    Вадим Розин. Вера и рациональное знание: обособление и взаимопроникновение дискурсов
    Адриан Лемени. Тайна рациональности: к вопросу о диалоге между богословским и научным познанием
            Патристические основания диалога между богословием и наукой
            Логика сопричастности и цельность богословского знания
               Значение всеобъемлющего патристического опыта для диалога богословия и науки
               Соборное познание: логика сопричастности
            Значение квантовой физики для эпистемологии. Пределы познания
               Принцип Гейзенберга и его значение для теории познания
               Прерывность (дискретность) как принцип квантовой физики
               Методологические границы науки, постулируемые квантовой физикой
            Заключение
    Михаэль Велкер. Реализм и эпистемологические парадигмы богословия и естественных наук (две трактовки творения)
            Внутреннее устроение «сообщества искателей истины»
            Образ реальности и эпистемологические парадигмы: научная и сциентистская трактовки творения
            Образ реальности и эпистемологическая парадигма: библейско-богословская трактовка творения
    Виталий Даренский. Категории «причинность» и «достоверность» в научном и богословском дискурсах
    Протоиерей Кирилл Копейкин. В поисках новой эпистемологической парадигмы: σύμβολ’изм φυσι’ческого и ψυχή’ческого
    Татьяна Себар. Способность воображения в теоцентрической и антропоцентрической эпистемологических парадигмах
            Общие установки в философском и религиозном понимании познавательных способностей человека
            Различия в философском и религиозном понимании познавательных способностей человека
            Сакральные аспекты способности продуктивного воображения в теоцентрических религиозно-философских концепциях
               Проблема имя-творчества в религиозно-философской традиции
               Аксиологическая направленность способности воображения в религиозно-философской теоцентрической парадигме
               Аннигиляция способности воображения в «умном делании» как мистической практике Восточной христианской церкви
    Елена Калмыкова. Эпистемологические парадигмы богословия и науки: возможен ли синтез?
            • 1. Основные модели синтеза теологии и науки
            • 2. Эпистемологические особенности науки
            • 3. Эпистемологические особенности теологии
            • 4. Современное состояние и перспективы объединения парадигм теологии и науки
    Игорь Кирсберг. Как возможна научная «религиоведческая феноменология»?
    Александр Шевченко. Концепция тождества биологического и когнитивного в медицине и православном предании
            • 1. Диалог медицины и религии: аргументы против
            • 2. Современная эпистемология и биологическое знание
            • 3. Особенности православной эпистемологии
            • 4. Проблема человеческой природы в медицине
    Владимир Шкода. О религиозном и научном размышлении
    Дарья Зиборова. Событие и эпистемология: богословие как пространство диалога
            Парадигма первая: Время и сознание
            Парадигма вторая: Время и Другой
            Бергсон и Левинас: взаимоотношение парадигм?
            Эпистемология события
            Богословие как пространство диалога
    Евгений Лебедь. Бремя картины мира
    Об авторах

 

 

До сих пор я употребляла слово «традиция» в обыденном, расширительном смысле. Теперь же мне хотелось бы ввести более узкое, философское определение этого понятия, которое предлагает Макинтайр. При том, что он сам категорически отказывается считать себя эпистемологом, именно ему, на мой взгляд, удалось наиболее точно и всесторонне описать природу человеческого разума. Однако моих собеседников чаще всего подобные заверения не убеждают. Возможно, их смущает невразумительность моих текстов или отпугивают увесистые макинтайровы тома, но, если говорить серьезно, вся значимость этого мыслителя обнаруживается только в более общем контексте философских исканий 70‑х годов XX века. Можно сказать, что эпистемологическая линия в творчестве Макинтайра была намечена уже его ранней, опубликованной в 1977 году статьей «Эпистемологический кризис, драматический нарратив и философия науки», в которой он полемизировал с философскими построениями Томаса Куна и критиковал Имре Лакатоса, пытавшегося «усовершенствовать» куновскую теорию. Но об этом речь впереди.

 

Меня же побудили обратиться к эпистемологическим воззрениям Макинтайра его работы по философской этике, а точнее, книга «После добродетели», в которой он, в частности, утверждал, что никакая нравственная позиция не может быть осмыслена в отрыве от всей совокупности этических традиций. Вместе с тем, не умея рационально обосновать первенство одной традиции над другими, мы неизбежно провоцируем нравственный релятивизм. Понятие традиции он разрабатывает в двух последующих книгах, где, кроме прочего, на примерах показывает возможность их оценочного сопоставления.

 

Итак, традиция зиждется на определенном авторитете; как правило, это текст или корпус текстов (достаточно вспомнить, какая роль отводится классическим текстам в парадигме Куна). Она развивается за счет удачных попыток эти тексты истолковать и применить к определенной ситуации. Последний шаг необходим: традиция запечатлевается в жизни принадлежащих к ней людей и сообществ, в социальных установлениях и практиках (опять же вспомним рассуждения Куна о «стандартных жизненных практиках», «нормальной науке» и роли научного сообщества). Кроме того, универсальные традиции, как уже говорилось, непосредственно влияют на складывающиеся в их рамках критерии познания. В качестве примера Макинтайр приводит различие между августинианской и томистской традициями: так, учение Августина о первородном грехе восходит к платоновской эпистемологии, тогда как томизм, по большей части, «вышел» из Аристотеля. Наконец, традиция создает основу для мировоззрения и неизбежно включает в себя образ высшей реальности, который, в свою очередь, обусловливает представления о смысле жизни и задает нравственные установки.

 

Макинтайр, в отличие от мыслителей эпохи Просвещения, которую он называет «традицией отрекшегося от традиций разума» (tradition of the traditionless reason), убежден, что вся рациональность, по существу своему, «традиционна». Вне всей совокупности традиций личность нравственно, а также интеллектуально несостоятельна. Но возникает вопрос: не ведет ли такая убежденность к радикальному релятивизму? Где основания для иерархии традиций? И здесь самое время вернуться к Макинтайру и современной ему философии науки.

 

Книгу Томаса Куна «Структура научных переворотов» немало критиковали за иррационализм. Имре Лакатос попытался предложить, на его взгляд, «более рациональную» методологию науки. По его мнению, выбор между научными подходами следует делать в пользу того, который в настоящее время представляется более «современным» и «прогрессивным». Однако, как показал П. Фейерабенд, этот критерий нельзя считать удовлетворительным, поскольку нередко объявленные «устаревшими» или «отсталыми» методологии неожиданно доказывают свою научную состоятельность и жизнеспособность, так что рационально определить «срок годности» тех или иных подходов вряд ли возможно. Убедительных контраргументов Лакатос не нашел.