Недавно М. Ю. Парамонова, оценивая направленность работ, посвященных почитанию князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, резюмировала: «Изучение культа Бориса и Глеба пользовалось приоритетным вниманием в российской медиевистике, отчасти благодаря особенностям соответствующих агиографических источников. Культ стал самым ранним случаем официально установленного почитания святых русского происхождения и породил обширную и богатую литературную традицию. Наиболее выдающиеся российские филологи, текстологи и историки были вовлечены в дискуссии об источниках текстов, принадлежащих к Борисоглебскому циклу. Долгое время проблема происхождения культа обыкновенно сводилась к вопросу о происхождении, датировке и авторстве индивидуальных текстов.
И только в течение последних десятилетий культ начал рассматриваться как сложный феномен, который развивался в системе различных и переплетенных между собой (intricate) факторов, включая христианскую практику почитания святых, дохристианские (или нехристианские) верования и практики, взаимодействие между церковным и светским обществами (communities) и более широкий контекст европейских династических и королевских культов. В связи со специфическим историческим контекстом, в котором культ двух святых князей возник в Киевской Руси, также рождается вопрос о возможных внешних влияниях на этот процесс». В этих строках весьма точно отмечены основные тенденции и линии развития в изучении как почитания святых братьев, так и посвященных им текстов.
Ранчин Андрей Михайлович - Памятники Борисоглебского цикла: текстология, поэтика, религиозно-культурный контекст
М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2017. 512 с.
ISBN 978-5-91244-205-6
Ранчин Андрей Михайлович - Памятники Борисоглебского цикла: текстология, поэтика, религиозно-культурный контекст - Содержание
Предисловие
- Глава первая. К вопросу о текстологии Борисоглебского цикла
- Глава вторая. К вопросу об истории текста летописной повести о Борисе и Глебе
- Глава третья. Сказание и Чтение о Борисе и Глебе в составе Великих Миней Четиих митрополита Макария
- Глава четвертая. Пространственная структура в летописных повестях 1015 и 1019 гг. и в житиях святых Бориса и Глеба
- Глава пятая. Поэтика антитез и повторов в Сказании о Борисе и Глебе
- Глава шестая. К интерпретации историко-богословского введения в Чтении о Борисе и Глебе преподобного Нестора: семантический архетип житий Бориса и Глеба и образцы для почитания
- Глава седьмая. Некоторые наблюдения над функциями реминисценций из Священного Писания в памятниках Борисоглебского цикла
- Глава восьмая. Библейская цитата-топос в Сказании о Борисе и Глебе: традиционное и индивидуальное в древнерусской словесности
- Глава девятая. Об одном странном сравнении в Сказании о Борисе и Глебе
- Глава десятая. Формирование культа святых князей Бориса и Глеба: мотивы канонизации
- Глава одиннадцатая. Памятники Борисоглебского цикла в славянском и западноевропейском контексте: инвариантный сюжет убиения невинного правителя
- Глава двенадцатая. Святость Бориса и Глеба на фоне культов правителей-страстотерпцев: языческие реликты и христианская интерпретация
ПРИЛОЖЕНИЯ
- 1. Святополк Окаянный: установление отцовства
- 2. К вопросам о формировании почитания святых Бориса и Глеба, о времени их канонизации и о достоверности посвященных им текстов
Вместо послесловия
Список сокращений
Библиография
Указатель имен
Ранчин Андрей Михайлович - Памятники Борисоглебского цикла: текстология, поэтика, религиозно-культурный контекст - Вместо послесловия
Как заметил Лермонтов в предисловии ко второму изданию "Героя нашего времени": "Во всякой книге предисловие естьпервая и вместе с тем последняя вещь; оно и служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики. Но обыкновенно читателям дела нет до нравственной цели и до журнальных нападок, и потому они не читают предисловий».
В моем случае лишним оказывается не предисловие, а послесловие: все, что хотел сказать автор, содержится в главах книги. Делать же какие-либо общие выводы не только излишне, но и преждевременно, ибо изучение памятников Борисоглебского цикла продолжается, а многие заключения автора книги скорее имеют характер осознанных гипотез, нежели претендуют на бесспорную истину. Тем не менее все же выскажу некоторые соображения общего характера.
Текстологическое изучение памятников Борисоглебского цикла приводит меня (не меня первого) к заключению, что взаимоотношения между произведениями, посвященными святым братьям, значительно более сложны, чем простое влияние одних (одного) на другие (другой). Можно предположить, что история сложения этих памятников была более прихотливой и интригующей, чем обычно думается. Каковы были причины этого? Гадательно можно допустить, что это объясняется, например, какими-то политическими причинами, своего рода цензурой, вызванной, к примеру, изначально бытовавшими в не дошедших до нас произведениях упоминаниями о десигнации Бориса отцом, а возможно, и какими-то другими известиями, неблагоприятными для Ярослава Мудрого. (Но точно не известиями о причастности к этой трагедии самого Ярослава; таких известий попросту быть не могло — версия о нем как об убийце одного или обоих братьев несостоятельна.)
Прославление Бориса и Глеба, по-видимому, относится к правлению Ярослава Мудрого, причем не исключено, что ко времени несколько более раннему, чем 1039 г. Почитание Бориса и Глеба сформировалось не как «политический» культ, доминирующими были собственно религиозные мотивы. При этом представление о «вольной жертве» в подражание Христу наслоилось на богатую дохристианскую основу, как это происходило и в случае с культами других правителей или представителей правящих династий, оказавшихся жертвами в борьбе за власть.
Борис и Глеб, несомненно, не воплощают в себе некую чисто русскую святость — подобные святые многочисленны в новокрещеных христианских странах. Однако в их почитании и в их житийных образах есть особый акцент на кротости и готовности с любовью прощать своих врагов. Церковное почитание и трактовка подвига братьев в их житиях осмысляется посредством многочисленных аналогий из Ветхого Завета и, конечно же, в свете христоподобия святых. Подвиг Бориса и Глеба был воспринят на Руси как событие исключительное, равное по своей значимости событиям Священной истории.
При этом летописные и агиографические памятники о братьях-страстотерпцах образуют единую традицию; на латинском Западе, где формировалось почитание невинноубиенных королей и конунгов, историографическая (хроники и саги) и житийная линии далеко не всегда сближались, порой они радикально расходились в оценках и трактовках. Воздействие и крещения, и страстотерпчества Бориса и Глеба на сознание древнерусского правящего слоя оказалось неизмеримо более глубоким, чем аналогичные события в Франкском государстве или в Скандинавии: в Киевской Руси убийства князьями соперников в борьбе за власть после 1015 г. сходят на нет. Таковы некоторые предварительные итоги — выводы, частично совпавшие с тем, что было написано до меня.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
