Секты и ереси на Руси

Начиная со второй половины XIV столетия жизнь русского народа вдруг делает порывистые скачки вперед, словно силясь наверстать проведенные в тяжелом полусне годы мрачной татарщины. Начинает повсюду пробуждаться здоровое чувство национального самосознания, выразившееся в ярком историческом факте освобождения от позорных узханов-завоевателей и постепенном стягиваний самостоятельных мелких государственных единиц к центральному ядру - Москве.

 

Русские люди сперва робко, а потом все смелее и смелее оглядываются вокруг себя, ежеминутно натыкаясь на неустройства, нагроможденные за период полнейшей умственной спячки, зачастую даже поддерживавшейся извне чисто искусственными мерами. На Руси начинается брожение, сперва совершенно лишенное определенных очертаний и внутренней формы, неясное, без обозначенной цели, но затем оно как-то инстинктивно выбирается на ровный путь и бурною волною катится вперед, всюду подмывая устои косности и мертвенного отношения к дивнейшему свойству человека - способности веровать и молиться, т.е. хранить в душе источник вечного утешения и надежды.

 

[Сост. А.Р. Андреев]

М.. Крафт+, 2013. 368 с.

ISBN 978-5-93675-204-9

 

От составителя

 

Н. Руднев - Рассуждение о ересях и расколах, бывших в русской церкви со времен Владимира Великого до Иоанна Грозного

В. Андерсон - Старообрядчество и сектантство. Исторический очерк русского разномыслия

Примечания

Н. Руднев. Рассуждение о ересях и расколах

В. Андерсон. Старообрядчество и сектантство

 

 

В Никоновской летописи и Степенной книге очень рано упоминается о еретиках в русской церкви. В 1004 г. явился в Киеве некто Адриан, монах, скопец, и начал хулить церковь и уставы ее, также священников и иноков. Митрополит Леонтий восстал против него с пастырскою ревностью. Еретик был обличен, отлучен от церкви, заключен в темницу и пришел, наконец, в раскаяние. Таким образом, зло уничтожено в самом начале. Вот первое лицо с характером еретика в истории русской церкви, не отличенное, однако, в летописи названием еретика, вероятно, потому, что еретик раскаялся и перестал быть еретиком!

 

В 1123 г., по указанию Никоновского летописца, является другой еретик - Дмитр. На этот раз летописец не говорит нам, в чем состояла ересь Дмитра, и только называет его злым еретиком. Татищев замечает, что Дмитр отвергал церковные уставы. Митрополит киевский Никита послал Дмитра в заточение в город Синелец.

 

Вот какие известия сообщаются нам о первых еретиках, являвшихся в русской церкви!  Из сих известий, если притом верить Татищеву, видно, что Адриан и Дмитр держались некоторых общих мнений, но отсюда нельзя еще заключать, из какого начала развивались они и какая система верования заменяла отвергаемое учение церкви. Глубже вникая в предмет, мы находим, что это начало, эта система не могли принадлежать собственно членам русской церкви. В земле русской в XI в. могли явиться враги всех церковных учреждений, но только из язычников, а не из христиан. Притом Адриан и Дмитр восставали против уставов церкви, а в первом возрасте христианства в народе русском скорее могли явиться ревнители, нежели враги церковной внешности; чувство простое - любить внешность, и народ русский любил ее.

 

Такое положение русской церкви невольно заставляет нас искать начала мнений, каких держались Адриан и Дмитр, не в России, а в какой-нибудь из тех стран христианских, с которыми русская церковь находилась в тесных сношениях. От церкви греческой церковь русская получила как внутреннее, так и внешнее образование. Митрополиты-греки приносили с собою в Россию греческие правила. Константинопольские патриархи, распространяя и на русов право, предоставленное им Халкидонским собором [451 г.], передавали нам свои решения; но из православной страны вслед за блюстителями православия могли приходить в Россию люди и с мнениями неправославными. В тесной связи российская церковь находилась и с церковью болгарскою. Сия связь скреплялась сколько единством вероисповедания и языка, столько же смежностью границ земель болгарской и русской. Посему естественно было современным движениям, происходившим в греческой и болгарской церквах, в большей или меньшей силе повторяться и в русской, особенно когда русская церковь по самому возрасту своему преимущественно способна была принимать посторонние впечатления.

 

В греческой церкви с VII до XIII в. известна была обширная и страшная своею силою секта павликиан, отрасль сирийских маркионитов. Принимая два начала мира, начало доброе и начало злое, отвергая Ветхий Завет как порождение начала злого и из новозаветных книг уважая преимущественно послания апостола Павла, павликиане с ожесточением восставали против священноначалия церковного и учреждения богослужения, отвергали даже таинства крещения и причащения. Императоры константинопольские VIII и X столетий неоднократно вооружались против сих еретиков. Иоанн Цимисхий [969-976] придумал сделать из них выгодное для империи употребление - значительную часть их с востока переселил во Фракию, на границы Болгарии, чтобы противопоставить их силу болгарам и русам, нападавшим на Константинополь. Юная церковь болгарская была, таким образом, поставлена в очевидную опасность. Павликиане, ревностно заботившиеся о распространении своего учения, не замедлили посеять в ней семена своих мнений.

 

В XII и XIII вв. в южных областях Европы бродили еретики, по своим мнениям похожие на павликиан, под именем булгар, хазар, выходцев из Болгарии, из земли Казарской, т.е. из мест, с юга облегавших Россию. В то самое время, как у нас судили Дмитра, в болгарском городе Менглине едва не все жители сделались жертвою заблуждений павликианских, и сам князь едва не отступил от православия. Менглинский епископ Илларион мужественно препирался с еретиками и успел обратить некоторых к православию. В то же время в Болгарии мы находим еретиков, сходных с павликианами, под особым туземным названием богомилов. В Константинополе богомилы являются при императоре Алексее Комнине [имп. 1081-1118]; здесь тогда же начали преследовать их. Василий Богомил, глава секты, после 52-летнего странствования по Болгарии и Востоку по приказанию императора Алексея Комнина был сожжен. В Болгарии богомилы существовали ранее.

 

Козьма, пресвитер болгарский, говорит, что поп Богумил явился в земле болгарской в лета православного царя Петра; он же говорит, что «поп по имени Богумил, а поистине рещи Богу не мил, первее нача учиши ересь в земле Болгарстей». Самое имя Богомил показывает, что ересь богомилов возникла первоначально в Болгарии. По этим обстоятельствам надобно заключить, что богомилы в Болгарии явились при первом царе Петре Болгарском, в X столетии [893-927], а не при втором Петре. Богомилы рассеивали учение богохульное, противное не только Откровению, но и самому естественному здравому смыслу. Они ниспровергали учением своим истинное, святое понятие о Боге - едином Творце мира и Законодателе,

 

о вечном и личном бытии Сына Божьего и Духа Святого, о воплощении Сына Божьего, о значении земной жизни и деле Спасителя, о силе таинств и священных обрядов. Мощный дух, учили богомилы, за возмущение низверженный с высоты, из соревнования Богу создал второе небо, вторую землю и избрал ее в жилище себе и соучастникам своего падения. Он покушался создать и человека: создал тело, но не смог дать ему жизни и души, и просил о том Бога, и Бог послал в тело дыхание Свое. Обещавшись прежде владеть человеком вместе с Богом, Сатанаил потом старался приобрести себе как можно более людей и успел. Он дал, по нечестивому учению богомилов, закон Моисею.

 

Люди гибли. Наконец Бог-Отец, сжалившись над душою, которую Он вдохнул в человека, чрез 5500 лет от создания мира отрыгнул от сердца своего Слово. То был, говорили богомилы, великого совета ангел - архангел Михаил, который, нисшед с высоты, облекся в Деве плотью, по-видимому, вещественною, а в самом деле невещественною, так, что Дева совсем и не ощутила Его в себе. Видимо, совершив на земле служение, Иисус Христос запер Сатанаила в бездну, отнял от его имени священное окончание ил и присоединил к своему (доселе он назывался Миха), возвратился на небо и разрешился паки в Отца, во чреве Которого вначале был заключен, а с ним возвратился и Дух святой, вместе с ним сошедший из Отца и успевший родить духовно двенадцать апостолов. Признавая все внешнее, земное нечистым, богопротивным, богомилы не хотели верить чудесам, которые Спаситель совершал над телом и над видимою природою.

 

Сказания о чудесах Его, говорили они, надлежит понимать духовно. В Евангелии говорится, что Он накормил пять тысяч народа пятью хлебами: эти пять хлебов суть не что иное, как четыре Евангелия и пятый - Апостол. Вследствие того же начала богомилы отвергали брак, употребление в пищу мяса и проч. Представляя все действия Иисуса Христа только духовными, церковь, какую видели в империи Константинопольской, они почитали чем-то средним между иудейством и истинной внутренней церковью, к которой думали принадлежать сами; отвергали все таинства церковные. Крещение водою, говорили, есть крещение Иоанново; крещение Христово есть духовное и состоит в воздержании, молитвах, песнопениях: сии последние действия заключаемы были у них всеобщим возложением рук и Евангелия Иоаннова на крещаемого. Литургии, евхаристии [причащения], говорили они, Иисус Христос совсем не учреждал. Хлеб приобщения есть молитва «Отче наш»; чаша приобщения - завет, упоминаемый в Евангелии; Тайная вечеря - не что иное, как приобщение обоих.

 

После того почитание изображений и мощей святых казалось им идолослужением; поклонение кресту - поруганием над Иисусом Христом; чудеса, чрез иконы совершаемые, - прельщением демонским. Храмы, по их мнению, - жилища злых духов, сообщников того сатаны, которого Иисус Христос приходил связать. Богомилы не хотели знать никаких молитв, кроме молитвы Господней; не наблюдали праздников церковных; поносили иерархию и монашество. Так как Иисуса Христа не почитали действительно и в собственном смысле воплотившимся от Девы, то не чтили и Деву Марию. Вот какие понятия заключала в себе ересь богомилов, соединявших с восточным дуализмом стремление к преобразованию церкви! Для простого взора, каким смотрит на события народ, всего прежде заметна несообразность мнений, касающихся до жизни внешней; внутренние начала сих мнений или совсем остаются недоступными для него, или мало обращают на себя его внимание. Это замечание следует приложить к болгарскому обличителю богомилов.

 

Ученый цареградец Зигабен занимается преимущественно изложением догматических оснований ереси; Козьма, уступая ему в образовании и притом говоря к народу, указывает и нападает более на видимые практические следствия, выходящие из основной мысли богомилов. Замечание сие может нам служить и к объяснению того, почему наши летописцы, упоминая об Адриане и Дмитре, замечают более отступления их от внешнего церковного благоустройства; и оно же сближает нас с тою мыслью, что Адриан и Дмитр принадлежали к богомилам. Такое мнение о сих русских еретиках оправдывается тем, что сказано теперь об учении богомилов и о мнениях наших еретиков.

 

У летописцев немного сказано о мнениях Адриана и Дмитра, но это немногое совершенно сходно с тем, что видим у богомилов. Адриан и Дмитр порицают всю внешность церковную - главная черта богомилов, хотя внешняя только, а не внутренняя. В подкрепление нашего заключения о богомильстве Адриана и Дмитра служат и другие обстоятельства: 1) ересь богомилов распространялась преимущественно между монахами; Адриан был монахом; 2) от давних времен сохранились у нас памятники некогда бывших на Руси богомилов. Сюда принадлежат: слово Козьмы, пресвитера болгарского, против богомилов, басня об отсечении окончания от имени Сатанаила и приложении его к имени архангела Михаила; помещенное в древней нашей Кормчей известие о попе Богомиле.

 

В рукописных правилах русского перевода XVI в. сочли нужным заметить время и мнение Богомила о кресте; в другой Кормчей, писанной в XV или XVI в., изображены все пункты учения Богомила без многословия, но довольно определенно. Присовокупляя к сим обстоятельствам кочующую жизнь богомилов и тесную связь церкви русской с болгарскою и греческою, мы получаем твердое основание для того, чтобы видеть в Адриане и Дмитре богомилов. Что касается до успехов богомилов в нашей церкви, то можно полагать, что высшая церковная власть поставила ее успехам у нас сильные препятствия. Наши митрополиты, по большей части греки или воспитанные в духе греческой церкви, естественно, не могли терпеть такого учения, которое греческая церковь отвергала, а империя даже преследовала с оружием в руках; они, конечно, передали это чувство и тем, души которых были вверены им. Таким образом, развитие ереси остановлено было в самом начале. Участь Адриана и Дмитра подтверждает сию мысль.