До 1961 года олень представлялся мне как нечто среднее между крепким, покрытым густой шерстью оленем-самцом из зоопарка в Бронксе и олененком Бем-ои Уолта Диснея. В том году, в одно ясное и холодное осеннее утро в пустыне Невада, этот образ неузнаваемо и бесповоротно изменился. В то утро я сидел на крыше кабины приписанного к Министерству обороны пикапа, который с предыдущей ночи был припаркован на плоском, как стол, плато Рейнер, находящемся посреди ядерного полигона в штате Невада.
Полигон принадлежал комиссии по атомной энергии, и находился я там потому, что впервые за три года Соединенные Штаты собирались взорвать атомную бомбу. Я участвовал в деле, которое вполне можно было назвать осуществлением мечты любого либерала. Моей целью была разработка метода обнаружения эпицентра подземного ядерного взрыва. Такая методика была совершенно необходима, если Соединенные Штаты и Советский Союз всерьез собирались прийти к соглашению в деле ядерного разоружения.
Взаимное разоружение без надежно действующего договора могло легко превратиться в одностороннее, и это было бы куда опаснее для мира, чем тотальная гонка вооружений. Одним из камней преткновения на пути к заключению такого договора была система контроля: требовалось найти такой метод, который позволял бы безошибочно установить, кто из сторон, подписавших договор, нарушил его и провел секретное ядерное испытание.
Такое испытание, скорее всего, было бы подземным. Теоретически Земля может поглотить такое большое количество энергии и радиации, которое высвобождается при взрыве, что подобное испытание имеет шанс пройти незамеченным. Мои коллеги и я предполагали - и нам еще предстояло узнать - были мы правы или нет, что эпицентр такого взрыва можно найти, если удастся обнаружить тонкие изменения структуры почвы, вызванные сейсмической волной от взрыва.
Такой метод контроля был бы эффективным даже в том случае, когда вся порожденная взрывом радиация оставалась бы под землей, заключенная в громадную стеклянную сферу, которая образуется в результате расплавления скальных пород выделившимся при взрыве теплом. Поскольку моя деятельность была частью разработки поддающегося проверке договора о разоружении, я мог морально оправдать охватившее меня возбуждение от участия в ядерном испытании.
Говоря о наших делах, мы редко употребляли слова "бомба" и "взрыв". Бомба была "устройством", а взрыв "экспериментом". Наш 711-й рейс прибыл в международный аэропорт Мак-Керрана в Лас-Вегасе поздно ночью. Сияние огней мотелей, выстроившихся вдоль шоссе, которое вело к аэропорту, придавало всему месту некий фантастический вид: оно больше походило на парк развлечений, а не на город. Ощущение фантастичности происходящего не оставляло меня даже тогда, когда я стоял в очереди на получение допуска к моему шестому ядерному взрыву.
Но на этот раз мне впервые предстоял риск получить дозу, да и для многих, прилетевших со мной, это тоже было в первый раз. Получив ключи от взятого напрокат "Шевроле", я уложил в его багажник четыре мешка цемента, которые я привез с собой. Мой багаж обошелся налогоплательщикам в 400 долларов за превышение разрешенного веса, но мне был необходим именно этот цемент, поскольку я знал уровень его радиоактивности. Я измерил его несколько дней назад в "бронированной комнате" Центра исследований радиоактивности Массачусетского технологического института.
Все четыре стены, пол и потолок этой комнаты были выложены стальными листами толщиной пять дюймов, вырезанными из брони списанного линкора. Такой экран поглощал столь большую долю естественной фоновой радиации земного и космического происхождения, что можно было измерить излучение радия, содержащегося в скелете здорового человека. Мешки с цементом, которые я привез с собой, имели радиационный уровень, в четыре раза превышавший излучение от человека. Зная это, я мог посчитать влияние этой радиации на данные, которые мне предстояло собрать при испытаниях бомбы.
Чтобы добраться до входных ворот на ядерный полигон, следовало проехать 50 миль на северо-запад от Лас-Вегаса по федеральному шоссе 95. В то время это была двухрядная дорога, повторяющая контуры ландшафта. Мостов на этой дороге не было. Каждый раз, пересекая русло высохшей реки, приходилось нырять по круто спускающемуся берегу к ее бывшему ложу, временно исчезая из поля зрения приближающегося навстречу транспорта. Секундой спустя, сжав до упора рессоры, машина взлетала по крутому подъему, выскакивая перед встречным водителем, как чертик из шкатулки. Ограничений скорости на этой дороге почти не существовало.
Впоследствии мы так наловчились, что носились по ней на предельной скорости. Только там, где дорога проходила вдоль полудюжины домов поселков Индиан Спрингз и Кактус Спрингз, скорость была ограничена шестьюдесятью милями в час. Шериф каждого из этих городков разъезжал на пикапе, и через окно за его спиной всегда хорошо были видны винтовка с оптическим прицелом и охотничье ружье, укрепленные на задней стенке кабины. Здесь, в жаркой пустыне, нрав у людей был горячим и вспышки насилия не были такой уж редкостью.
После проверки пропуска на КПП на въезде на территорию полигона следовало проехать еще тридцать миль по двухполосной дороге, ведущей на плато Рейнер. Гражданским машинам нельзя было находиться на плато в период испытаний, поэтому я оставил свой "Шевроле" в базовом лагере и поехал дальше на пикапе Министерства обороны. Для этого планового испытания в массиве плато на одной трети высоты от его подножия был выкопан горизонтальный туннель длиной в несколько сот метров.
Бомба была помещена в конце туннеля, и часть его была вновь заполнена вынутой породой, чтобы основная энергия взрыва не была выброшена по туннелю наружу. Мне требовалось установить трубы для отбора газов на анализ как раз над местом, где была размещена бомба, заглубив их на 8 метров от верхней поверхности плато. Для этого нужна была буровая установка, которая могла бы пробиться сквозь выходящую на поверхность плато скальную породу, находящуюся над эпицентром запланированного эксперимента. У нас оставалась всего неделя до взрыва, так что пришлось взять хороший темп. Мне понадобилось не менее одной пятой от полной бутылки "Джек Дэниелс", чтобы побудить бурового мастера поработать сверхурочно и пробурить все нужные мне скважины.
Джеральд Л. Шредер - Шесть дней Творения и Большой Взрыв. Поиски гармонии между современной наукой и Библией
Издательство — ДААТ — 156 с.
Год выпуска — 2000
ISBN 5-86993-011-1
Джеральд Л. Шредер - Шесть дней Творения и Большой Взрыв. Поиски гармонии между современной наукой и Библией - Оглавление
- Введение
Глава 1
- Поиск
Глава 2
- Растягивая время
- Библейский календарь
- Специальная и общая теория относительности
- Растяжение времени
- Растягивая время
- Примечания
Глава 3
- Намёк на расширение
- Примечания
Глава 4
- Начала
- Важный урок истории
- Примечания
Глава 5
- Требуется большая Вселенная
- В начале сотворил Бог небо и землю
- Примечания
Глава 6
- Вечер и утро
- Энтропия: от хаоса к порядку
Глава 7
- Шансы
Глава 8
- Земля
Глава 9
- Человечество - тело плюс душа
- Недостающее звено в ископаемых находках упрямо не желает появляться
- Расшифровывая окаменелости
- Пересекая линию времён Адама
- Дыхание жизни
- Примечания
Глава 10
- Наша единая Вселенная
Глава 11
- Всемогущий Бог в ограниченной Вселенной
- Эпилог
- Словарь специальных терминов
Джеральд Л. Шредер - Шесть дней Творения и Большой Взрыв. Поиски гармонии между современной наукой и Библией - Начала
Описание начала ["Бытие" 1] суть наука о природе, но столь сложная, что она вся выражена иносказаниями. (Маймонид). К настоящему моменту предложены три теории происхождения материи, находящейся в сегодняшней Вселенной. Наиболее широко признаваемая теория получила название Стандартной модели. Эта теория, в сущности, описывает процессы, связанные с Большим Взрывом. Две другие теории предлагают нам пульсирующую Вселенную и Вселенную в стационарном состоянии. Теория пульсирующей Вселенной представляет собой модификацию Стандартной модели, С философской точки зрения эта теория, которая подобна идее Платона о вечной, но изменяющейся Вселенной, решает все агностические проблемы, связанные с существованием Вселенной.
Согласно этой теории, Вселенная существовала всегда. Вслед за Большим Взрывом энергия и материя распространяются из центральной точки Большого Взрыва, движимые его силой. Предполагается, что гравитационное притяжение масс газа, звезд и галактик расширяющейся Вселенной настолько сильно, что скорость расширения постепенно уменьшается. Через десятки миллиардов лет, благодаря этому гравитационному торможению, расширение прекращается. И под воздействием непрестанного гравитационного притяжения масс Вселенной она начинает движение вспять, по направлению к бывшему центру предыдущего Большого Взрыва. Снова проходят десятки миллиардов лет. Непрерывное движение масс внутрь снова сжимает материю в центре Вселенной.
Высокое давление и температура в ядре Вселенной превращают ее вещество из его материальной формы в энергетическую. Происходит новый Большой Взрыв, и начинается следующий цикл расширения - торможения - сжатия - и так до бесконечности. Необходимость в Творце отпадает. Теория стационарной Вселенной, предложенная Г. Бонди и Т. Голдом в 1940-х годах, напоминает аристотелев взгляд на Вселенную. Она предполагает, что Вселенная существовала всегда и будет существовать вечно в состоянии, подобном теперешнему. По мере того как галактики удаляются друг от друга, а звезды выжигают свое ядерное топливо, охлаждаются и умирают, новый водород зарождается из ничего и заполняет образовавшиеся пустоты.
Из этого водорода образуется вещество, служащее затем строительным материалом для звезд1. Теория не указывает на источник или силу, создающие новый водород, но какая-то материя присутствует всегда. Концепция эта носит сугубо гипотетический характер. Возникновение нового водорода никогда не наблюдалось. Хотя некоторые ученые продолжают сохранять верность теории стационарной Вселенной, два недавних открытия дали нам весьма убедительные свидетельства в пользу того, что некая форма Большого Взрыва с последующим расширением является частью нашей космической истории. Стационарная Вселенная с непрерывным образованием водорода и без Большого Взрыва противоречит последним космологическим открытиям.
Первое из этих двух открытий - допплеровское смещение света, излучаемого галактиками. В 1842 году Я.К. Допплер, профессор математики в Праге, описал явление, известное с тех пор как "эффект Допплера". Коротко говоря, вот его суть: любая передача энергии, излучаемой движущимся телом и имеющей волнообразный характер (как, например, звук и свет), характеризуется смещением частоты излучаемых волн, принимаемых неподвижным приемником. Вот это изменение частоты и называется эффектом Допплера. Величина смещения частоты зависит от величины и направления скорости излучателя по отношению к приемнику. Получить представление об эффекте Допплера для звуковых волн можно, стоя у края дороги и слушая звук сигнала, непрерывно издаваемого проходящим мимо автомобилем.
В этом случае излучателем является гудок движущегося автомобиля, а приемником - наши уши и мозг, находящиеся у края дороги в неподвижном состоянии. Когда автомобиль приближается, тон сигнала повышается. После того как автомобиль проходит мимо и начинает удаляться, тон сигнала понижается. Когда автомобиль приближается, звуковые волны фактически сжимаются. В тот момент, когда излучается очередная звуковая волна, автомобиль находится немного ближе к нам, чем в момент излучения предыдущей волны. Поскольку автомобиль находится ближе к нам, новая волна проходит более короткий путь, чем предыдущая, и доходит до нас за меньшее время. Это уменьшение времени фактически равносильно увеличению частоты (числа колебаний в секунду) волн, достигающих наших ушей.
Увеличение частоты воспринимается как повышение тона. Когда автомобиль удаляется от нас, происходит обратное. Длина волны увеличивается, волна растягивается. Частота звука становится меньше, то есть тон понижается. То же самое явление, хотя его и невозможно уловить невооруженным специальными приборами глазом, происходит и со световыми волнами. Спектрометр показывает, что свет, излучаемый объектом, который движется по направлению к нам, смещается к синему концу спектра. Синий цвет характеризуется более короткой длиной волны, то есть большей частотой. Свет, излучаемый объектом, который удаляется от нас, смещается к красному концу спектра, то есть по направлению к более низким частотам и большей длине волны.
Величина смещения является мерой скорости объекта относительно наблюдателя (рис. 3). В начале 1800-х годов Йосеф фон Фраунгофер, оптик из Мюнхена, обнаружил, что если пропустить сквозь призму тонкий луч солнечного света, образовавшийся спектр прерывается сотнями черных линий. Эти линии были найдены также в солнечном свете, отраженном от Луны, и в свете звезд. Они являются результатом избирательного поглощения определенных частот света, проходящего от поверхности звезды сквозь более холодные газы в ее внешней атмосфере. Тщательное сравнение спектров поглощения для разных звезд показывает, что эти линии часто оказываются расположены в их спектрах не совсем одинаково.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
Комментарии
блестящий труд физика