Серия — «История и память»
В воскресенье 24 августа 1997 г. сотни тысяч слушателей собрались в окрестностях Парижа на проповедь папы Иоанна Павла II, посвященную 425-й годовщине Варфоломеевской ночи. Для современного западного сознания это событие выходит за рамки ординарных исторических дат, являясь важной вехой в становлении новоевропейской цивилизации. Для российской культуры Варфоломеевская ночь важна и по другой причине.
Она входит в тот весьма ограниченный набор событий, что образуют собой каркас массовых исторических представлений о всеобщей истории. И пусть мало кто из наших соотечественников сможет назвать ее точную дату и вписать ее в контекст Религиозных войн во Франции (а многие и не знают, что таковые вообще имели место), но для всех Варфоломеевская ночь остается знаком, символом религиозного фанатизма, коварства, слепого насилия.
Этому событию не грозит девальвация в массовом отечественном историческом сознании, что бывает крайне редко; ведь из коллективной памяти ушли такие события “чужой” истории, как, например, день Парижской Коммуны, убийство Розы Люксембург или сражение под Верденом. Конечно, между массовым историческим сознанием и научной историей складываются достаточно сложные отношения.
Никто теперь не ожидает, чтобы общество сразу воспринимало все достижения современной исторической науки. Высказанные новаторские или даже ере- тические теории поначалу должны устояться, обрести академическую солидность, попасть в учебники, сперва в университетские, а затем и в школьные, завоевывая признание извечно консервативной преподавательской аудитории. Параллельно новые идеи могут попасть на страницы художественных произведений и на экраны.
И, наконец, стереотипы массового исторического сознания начинают медленно трансформироваться (разумеется, если здесь не задействованы напрямую политические интересы и механизмы культурной самоидентификации населения — в таком случае изменения могут происходить и совсем в ином ритме). Итак, в целом можно говорить о некоем принципиальном, хотя и отстающем по фазе, соответствии элементов массового исторического сознания и исследований профессиональных историков. Однако в отношении Варфоломеевской ночи ситуация иная.
В нашей стране за последние годы образ этого события подвергся интенсивному воздействию. Огромную популярность снискал вышедший в 1995 г. на наши экраны фильм Патриса Шеро “Королева Марго”. Свой вариант экранизации истории Религиозных войн во Франции предложило и отечественное телевидение, запу- стившее внушительные сериалы “Королева Марго” и “Графиня де Монсоро”, а сила воздействия “мыльных опер” (мы употребляем этот термин без всякого пежоративного значения) на отечественную телеаудиторию общеизвестна.
Это означает, что в массовом сознании на порядок усиливается версия Варфоломеевской ночи, предложенная Александром Дюма, чья популярность в нашей стране и без того гораздо выше, чем во Франции. Но ведь с XIX в. историческая наука успела обновить свои представления о событии 24 августа 1572 г., важность которого никем не оспаривается, однако по поводу его трактовки историки ведут споры, по своему драматизму ничуть не уступающие романам Дюма. Вся эта полемика оставалась абсолютно недоступной не только широким кругам российской общественности, но и нашим преподавателям, историкам-популяризаторам или иным творцам массового исторического сознания, которые продолжают питаться стереотипами полуторавековой давности.
Может быть, судьба образа столь отдаленного события не стоила того, чтобы заниматься этим вопросом специально, если бы речь не шла об одном из опорных столпов, поддерживающих всю систему представлений о все- общей истории. Неудивительно, что именно Институт всеобщей истории РАН попытался хоть как-то исправить создавшуюся ситуацию, выступив инициатором проведения коллоквиума “Событие, память и история. Споры вокруг Варфоломеевской ночи”, который состоялся 19—21 мая 1997 г. в Москве. На него были приглашены наиболее авторитетные специалисты, посвятившие свои труды этому событию.
У оргкомитета не было возможности привлечь участников ни особо комфортными условиями, ни экзотической культурной программой, тем не менее большинство из приглашенных согласились принять участие в коллоквиуме. Как представляется, это произошло оттого, что организаторы, желая дать отечественной аудитории представление об основных современных конкурирующих подходах к этому событию, предоставили специалистам достаточно редкую возможность вступить в прямую дискуссию друг с другом на ограниченном поле конкретной истории.
По замыслу организаторов от большинства форумов историков данный коллоквиум должно было отличать стремление сузить его проблематику и оставить дискуссию в рамках событийной истории. Подобная сугубо конкретная почва дает хорошую возможность показать отечественной публике многообразие подходов и уровней интерпретации одного и того же события. Для начала вспомним, что происходило во Франции в тот период. Правительство Екатерины Медичи и Карла IX, не сумев предотвратить гражданские войны, начавшиеся в 1562 г., старалось лавировать между “партиями” гугенотов и католиков.
Варфоломеевская ночь - Событие и споры
Сборник статей
Научное издание
Российская академия наук Институт всеобщей истории
Издательство — Российский Государственный Гуманитарный Университет — 250 c.
Москва — 2001 г.
ISBN 5-7281-0316-2
Варфоломеевская ночь - Событие и споры - Содержание
- П.Ю. Уваров (Москва) Новые версии старого преступления
- Р. Кнехт (Бирмингем) Екатерина Медичи: святая или грешница? (Перевод Д. Г. Федосова)
- В.В. Шишкин (Санкт-Петербург) Маргарита де Валуа. Путь к кровавой свадьбе
- O. В. Дмитриева (Москва) Варфоломеевская ночь и перспективы англо-французского союза
- М.П. Холт (Ферфакс, Вирджиния) Почему избиений не было больше? Пример Дижона (Перевод Д. Г. Федосова)
- Б. Дифендорф (Бостон) Варфоломеевская ночь и парижская буржуазия (Перевод Д. Г. Федосова)
- Д. Крузе (Париж) Монархическая власть и таинство смысла: сообщение о Варфоломеевской резне (Перевод С. К. Цатуровой, П.Ю. Уварова)
- P.Десимон (Париж) Варфоломеевская ночь и парижская “ритуальная революция” (Перевод П.Ю. Уварова)
- И.Я. Эльфонд (Саратов) Варфоломеевская ночь: рождение мифа
- М. Слуховски (Иерусалим) Совращение и бойня: “Королева Марго” Патриса Шеро (Перевод Д. Г. Федосова)
- М.С. Бобкова (Москва) История, жизнь, игра? (Об экранизации романа А. Дюма ״Графиня де Монсоро ” в России)
- Н.В. Иванова (Москва) О религии в Религиозных войнах (Обзор дискуссии в журнале "Французские исторические исследования ”)
- П.Ю. Уваров (Москва) Новые оценки старых версий
- Н.И. Басовская (Москва)
- Вместо заключения
Варфоломеевская ночь - Событие и споры - История, жизнь, игра?
В 1993 г. в России была задумана экранизация трилогии Александра Дюма “Королева Марго”, “Графиня де Монсоро” и “Сорок пять”. Это не первый опыт обращения отечественного кинематографа к произведениям Дюма. Вероятно, все помнят мьюзикл с Михаилом Боярским в роли д’Артаньяна по мотивам романа “Четыре мушкетера”, который никакого отношения к реальной истории Франции XVII в. не имеет. Почему в России конца XX в. обратились к истории Франции XVI? Сергей Жигунов, продюсер всего проекта, в своем интервью журналу “Огонек” в октябре 1996 г. на вопрос, почему именно Дюма выбрали для первой масштабной мыльной оперы в России, ответил: “Беспроигрышность. Такая драматургия хороша для невдумчивого просмотра вечерочком.
Задача была очень простая - сделать достаточно успешную развлекательную картину с русской командой”. Эта задача оказалась невыполнимой ни для “Королевы Марго” (режиссер Александр Муратов) с ее звездным актерским составом, ни для “Графини де Монсоро” (режиссер Владимир Попков). И изначально не могла быть выполнена: видимо, продюсер плохо представлял себе, с какой исторической эпохой ему предстоит иметь дело и что разыграть комедию на фоне проливающихся потоков крови и слез не удастся. Думается, что причины обращения к истории Религиозных войн во Франции и судьбам людей того времени определялись потребностью самосознания современного общества в саморефлексии.
В этой статье я не ставлю своей задачей проанализировать с научной точки зрения киносериал “Графиня де Монсоро”, состоящий из 26 частей, а, может быть, просто поделюсь тем скромным опытом (вероятно, это получится довольно сумбурно), который у меня есть, уж коль скоро я работала консультантом над этой экранизацией романа Дюма. Примеров антиисторических фильмов на исторические сюжеты больше, чем тех, которые хотя бы не раздражали профессиональных историков. Только на одних антиисторизмах “исторических” картин поставлен прекрасный, наполненный сарказмом фильм в двух частях “Всемирная история” (режиссер-постановщик Т. Голди). Блестящий пример работы историка в экранизации истории Мартена Герра показала Натали Земон Дэвис (режиссер Даниэль Вин).
Уже после окончания съемок она призналась: «Парадоксально, но чем больше увлекала работа над фильмом, тем сильнее мне хотелось создать нечто выходящее за рамки кинематографа. Когда пишешь для актеров, а не для читателей, возникают необъяснимые вопросы, связанные с побуждениями людей, живших в XVI в. Я почувствовала, что среди моих собственных исторических разработок стали возникать не новые доказательства, а новые исторические вероятности... Жан Клод Карье и Даниэль Вин заставили меня по-новому осмыслить соотношение между “общими тенденциями”, принятыми среди историков, и жизненным опытом людей...».На протяжении многих лет я занималась изучением становления истории как гуманитарной дисциплины во Франции.
В рамках этих исследований я обратилась к жизни и произведениям талантливого мыслителя XVI в. Жана Бодена (1530—1596). Первоначальный интерес распространился по преимуществу на его историософскую модель, затем встал вопрос о жизненных реалиях эпохи, породившей столь неординарную, а может быть, и вполне рядовую (смотря что взять за точку отсчета) личность, как Боден. Сын портного по рождению и адвокат по образованию, получивший ученую степень в Тулузском университете, на протяжении своей жизни он часто менял покровителей и служил интересам совершенно разных партий и господ, которые могли быть и друзьями, и врагами (Генрих III, президент парламента Кристофль де Ту, герцог Анжуйский, Генрих Наваррский, наконец, Католическая лига).
Дитя эпохи Религиозных войн, на себе испытавший ужас резни в ночь св. Варфоломея, начавший свою карьеру с монашеского ордена кармелитов, заподозренный в ереси, Боден бежал в Женеву, где принял протестантизм. Королевская милость даровала ему право возвращения на родину, где Бодена ожидали аресты по обвинению в инакомыслии и ученый диспут при дворе Генриха III, 15 посольств в Англию и Нидерланды и внесение его Екатериной Медичи в список самых зловредных и опасных для государства людей. Он выступал как активный член партии “политиков”, отстаивавшей веротерпимость (возглавлял ее Франсуа Анжуйский), и он — автор открытого письма “Почему я стал лигером?”, содержащего открытую апологию Лиги, и он же написал в письме своему другу адвокату Ботрю:
“Я изменю любым принципам, если это спасет хотя бы одну человеческую жизнь” (1589 г.), и он же автор трактата “Демономания колдунов” (1588 г.), который использовали в инквизиционных судах наравне с “Молотом ведьм” и на основании которого приговорили к сожжению десятки сотен людей по всей Франции. Чтобы понять логику жизненных принципов Бодена и понять, какие социальные, политические, нравственные и другие доминанты определяли трансформацию его мировоззрения, надо было “включить его в то время, в ту эпоху”. Отсюда проистекает мое пристальное внимание к истории Католической лиги, Религиозных войн, партии двора, истории рода Гизов, партии “политиков”, к правлению последних представителей рода Валуа, жизни Генриха Наваррского, интеллектуальной жизни того времени. В 1993 г. киностудия “Мосфильм” пригласила меня принять участие в съемках телевизионного сериала “Графиня де Монсоро” по мотивам одноименного романа Александра Дюма.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
