Ориген - Толкования на Евангелие от Иоанна

В своих трудах Ориген использовал наработки всех предшествовавших школ толкования, поэтому мы находим у него следы влияния и раввинистических методов, и греческой философской аллегории, и эллинистической грамматики, и александрийской экзегезы, и даже гностиков. Нельзя не отметить, однако, насколько он самостоятелен в применении этих результатов. Беря у предшественников одно, он нисколько не затрудняется критиковать их за другое, то есть ориентируется не на авторитет традиции, но на особую логику священного текста.

 

В числе исходных принципов этой логики отметим представление о богодухновенности Писания, его непогрешимости и единстве. Можно сказать, что три этих принципа составляют фундамент оригеновской экзегезы, так что никакое сколь угодно высокое толкование не может быть признано, если оно не согласуется с ними. Глубокая убежденность Оригена в действенности этих принципов определяет особенности его экзегетического подхода. Цель, которую он прежде всего преследует, — показать, что Писание непротиворечиво. Там, где другой толкователь искал бы единственно смысл толкуемого фрагмента, Ориген ищет доказательства, что этот смысл не противоречит другим частям текста. Эта особенность бросается в глаза при знакомстве с любым достаточно содержательным фрагментом его сочинения. Ориген никогда не видит толкуемый текст, цитату и даже слово изолированно, но всегда в контексте, иногда почерпнутом из Писания, а иногда сконструированном им самим. Эту процедуру можно было бы назвать построением герменевтического ряда с целью прояснения смысла как данного фрагмента, так и фрагментов, сопряженных с ним.

 

Основанием ряда может быть что угодно: место, где произнесены те или иные слова, время их произнесения, лицо, которому они принадлежат. В каждом конкретном случае  Ориген изыскивает альтернативы: то, что было сказано в таком-то месте, в такое-то время и таким-то лицом, в иных обстоятельствах приобрело бы другой вид или вообще не прозвучало бы, и Ориген скрупулезно перечисляет найденные им в Писании примеры, а иногда сам их конструирует. Филологические особенности, как то: использование тех или иных предлогов, строй цитируемой фразы, лексика и семантика — тоже становятся предметом сравнения, так что Ориген приводит рядом с толкуемой цитатой варианты иного, опять же сконструированного им самим чтения, где переставлены слова или использованы другие предлоги, — как если бы он, не довольствуясь примерами, находимыми в Писании, сам придумывал таковые, чтобы выявить смысл толкуемого фрагмента.

 

Перевод, комментарии и предисловие О.  И.  Кулиева

СПб.:  Издательство РХГА, 2018. 540 с.

ISBN 978-5-88812-907-4

 

Предисловие

 

Александрийский богослов Ориген (ок. 185-254 гг.) за свою жизнь создал огромное количество текстов, большая часть которых посвящена разъяснению Священного Писания. Очевидно, всю жизнь ему не давал покоя вопрос, с которым он еще в детстве обратился к отцу: в чем смысл богодухновенной книги? Этот вопрос мог бы послужить наиболее подходящим эпиграфом к сочинениям Оригена, а его постановка — достаточным введением в творчество александрийского ученого. Чем ближе мы знакомимся с его работами, тем больше утверждаемся в мысли, что Ориген — блестящий экзегет, виртуозно владеющий техниками чтения текста. Известно, сколь велико было воздействие его толкопаний на современников и потомков: например, составленная Василием Великим и Григорием Богословом Филокалия представляет собою собрание выдержек из сочинений Оригена. Признано также, что hi нескольких жанров, в которых он писал, к собственно научному относились как раз тома экзегез на Священное Писание, где речь обращена к образованному читателю и где ставятся и обсуждаются проблемы, недоступные тем, кого Ориген называет «простецами». В свете ска ванного кажется странным, что связь экзегетики Оригена и его богословских воззрений лишь сравнительно недавно стала предметом научного рассмотрения.

 

Очевидно, представление о некотором родстве того и другого присутствовало и у древних критиков оригеновского учения, но лишь  в наши дни мы встречаем соответствующую постановку вопроса, без разработки которого невозможно решить «проблему Оригена». В несколько утрированной форме этот вопрос мог бы звучать так: повлияли ли экзегетические методы Оригена на его богословие, или же, напротив, характер последнего предопределил использование им соответствующих практик толкования текста? Кажется, именно второй вариант ответа широко принят подавляющим числом как древних, так и новых критиков. Ход их рассуждения достаточно прозрачен: богословие Оригена пронизано положениями, которые невозможно обосновать, исходя из самого текста Писания, поэтому Ориген пользуется известным приемом аллегорезы, дающим возможность интерпретировать любой пассаж в «нужном» направлении. И если у древних авторов это выглядит как некая догадка, то современные или обосновывают свой вывод подробным анализом толкований Оригена, сравнивая их с толкованиями других авторов (христианских и эллинских), или строят пространные рассуждения о природе экзегетического метода, который, по их справедливому мнению, не может быть плодом усилий одного человека и имманентно заключает в себе философемы той традиции, в рамках которой он вызрел.

 

Нельзя, однако, не заметить, что подобные исследования строятся по схожему сценарию: общий тон богословия Оригена уже известен автору, и теперь задача сводится к тому, чтобы каким-то образом объяснить его тем или иным влиянием. Достаточно назвать Оригена или «платоником», или «систематиком», или «радикальным эллинизатором христианства», или, наконец, «еретиком», и дальше остается лишь подводить под это определение те или иные его высказывания. Между тем здесь мы сталкиваемся с методологической погрешностью, от которой предостерегал В. В. Болотов: «Более твердым будет не то суждение, которое объясняет частный факт в свете общего взгляда (именно потому что общий взгляд здесь всегда искусственен, натянут), а то, которое исходит из анализа частного факта. Центр тяжести должен быть  перенесен именно сюда, и пусть освещение не будет при этом столь полным и равномерным, как в первом случае, зато оно будет менее искусственным». Действительно, искусственная процедура дает в итоге искусственный же результат, и это становится наиболее заметным, когда мы сталкиваемся с мыслью автора, не укладывающейся в рамки предуготовленной ей интерпретации. Что-то вызывает разрыв в цепи нашего понимания и требует пересмотра устоявшихся точек зрения. И, возможно, именно с этим связан тот факт, что споры об Оригене не утихают до сегодняшнего дня и что всякая интерпретация его творчества сталкивается с иной, порою прямо противоположной.

 

Если следовать указанию Болотова, то прежде всего мы должны осуществить некую редукцию и вынести за скобки всякое заранее составленное нами представление о мысли Оригена в целом. «Назад к Оригену!» — вот подходящий девиз для новых исследований в оригенистике. Что же тогда понимать под «частным фактом», опираясь на который можно было бы составить максимально непредвзятое представление об александрийском мыслителе? И здесь, быть может, сам Ориген даст нам подсказку: вспомним постоянно проводимое им различение буквы и духа Писания. Перенося эту дистинкцию на его собственное творчество, под «духом» можно понимать как раз искомый общий характер его писаний, а под «буквою» — те герменевтические процедуры, посредством которых этот дух проявляется. И если всякое толкование обретает свои очертания в горниле подобной процедуры, то, не рассмотрев ее специфики, мы не можем ручаться за смысл. Итак, необходимо сосредоточиться на экзегетике Оригена как таковой, не считая ее чем то исключительно прикладным. Ведь даже беглый взгляд на собрание его трудов показывает, что Ориген никогда не переставал быть экзегетом и что даже в сочинениях иных жанров его мысль занята прежде всего толкованием Писания.

 

Представленный в данном издании перевод «Толкований на Евангелие от Иоанна» призван познакомить читателя прежде всего с экзегетической стороной творчества Оригена. Он может во многом изменить привычный нам стереотип и обогатит портрет александрийского мыслителя чертами, прежде ускользавшими от римлян. Ориген предстает здесь не отвлеченным теоретиком, на основе сомнительных аллегорий строящим воздушные замки своих толкований, но, скорее,  старателем, усердно и с любовью работающим с буквой Писания. Мы не раз увидим, что возвышенные толкования предварены у него строгим историческим разысканием, т. е. анализом библейского текста как такового. И если Ориген отвергает толкования Гераклеона, то чаще всего по причине отсутствия у последнего подобных разысканий.

 

Ориген начал работу над этим текстом в двадцатых годах третьего столетия и завершил ее приблизительно через 30 лет, будучи уже широко признанным в христианском мире ученым. Из тридцати девяти книг трактата сохранились лишь девять, причем некоторые не в полном объеме. И длительный период написания, и большие пропуски между сохранившимися книгами могут вызвать чувство разорванности текста. Если все же говорить о некоей тенденции, то, вероятно, справедливым будет замечание, что в первых книгах, написанных до отъезда из Александрии, мысль Оригена более смела и свободна как в постановке вопросов, так и в их разрешении, тогда как в поздних книгах мы все больше сталкиваемся с трудом «грамматика», скрупулезно работающего с текстом. Нижеследующие краткие замечания приведены с тем, чтобы помочь читателю сориентироваться в сложном многообразии экзегетических построений Оригена. Некоторые из этих замечаний оформились постепенно в процессе перевода текста, другие взяты из недавних исследований, посвященных Оригену; и те, и другие приводятся здесь лишь постольку, поскольку могут приблизить к пониманию общего характера используемой Оригеном герменевтической процедуры.

 

Прежде всего, следует отметить полемический тон данного сочинения. Ричард Хансон, посвятивший анализу толкований Оригена специальный труд, пишет: «Читая работы Оригена достаточно долго, мы не можем не осознать, что он постоянно держит в уме несколько иных, часто соперничающих школ толкования текста». «Толкования на Евангелие от Иоанна» подтверждают правильность этого тезиса. Практически любое толкование сопровождается здесь упоминанием о других возможных вариантах, более того, оно становятся ясным порою лишь в сопоставлении с ними. Эта полемическая направленность реализуется, как правило, двояко: одни толкования кажутся Оригену противоречащими самому духу Писания, и он обрушивает на них всю мощь своей методологии, другие, напротив, видятся ему в той или иной мере допустимыми, так что здесь полемика приобретает более мягкий характер и предстает как тщательный анализ возможности подобных интерпретаций.

 

Очевидно, основанием для такого разграничения служит точка зрения, выраженная Оригеном в предисловии к трактату «О началах». Здесь он говорит, что есть несколько несомненных догматов, ясно выраженных в Писании, и что все прочее допускает разыскание; более того: побудить к такому разысканию и было изначальной целью автора священного текста. Соответственно, любое толкование, противоречащее этим несомненным догматам, должно быть отвергнуто, и Ориген достигает этого, показывая, что оно не согласуется с каким-то из ключевых принципов экзегезы, чаще всего — принципом единства Писания. Для этого он пользуется различными приемами, среди которых — логическое развитие исходного тезиса оппонента, приводящее к очевидной нелепости. Примечательно, что порою это оппонирование носит исключительно условный характер: Ориген сам выдвигает предположение, которое в дальнейшем должно быть опровергнуто. Такой подход значительно чаще используется во втором варианте полемики, когда исходный тезис считается допустимым и как бы открытым для всестороннего анализа. Большая часть «Толкований на Евангелие от Иоанна» содержит как раз подобные разыскания, и указанный методологический прием применяется здесь практически постоянно.