Арнобий Старший - Против язычников

Сказать, что среди латиноязычных защитников христианства конца II — начала IV в. Арнобий Старший, автор семи книг «Против язычников» (Adversus nationes), занимает особое место, — все равно что произнести устоявшийся в исследовательской литературе штамп. В самом деле, подобную оценку можно дать и Минуцию Феликсу, и, конечно, Тертуллиану, и св. Киприану Карфагенскому, и Лактанцию. Тем не менее, уже беглое прочтение единственного сочинения Арнобия, самое поверхностное знакомство с текстом показывает, что суждения этого автора уж слишком не похожи на то, что можно было бы ожидать от христианского писателя даже эпохи складывания христианского вероучения.

 

Эта необычность мыслей и суждений Арнобия стала очевидна, вне всякого сомнения, еще во времена самого автора Adversus nationes. Неслучайно блаж. Иероним Стридонский, поясняя своему адресату Транквилину, как следует относиться к произведениям Оригена, называет среди прочих «неоднозначных» писателей и Арнобия: «Я со своей стороны полагаю, что Оригена, принимая во внимание его ученость, следует читать так, как Тертуллиана, Новата, Арнобия, Аполлинария и некоторых других церковных писателей, как греческих, так и латинских, выбирая истинное и остерегаясь ложного».

 

В V в. сочинение этого африканского апологета христианства было включено в Декрете Псевдо-Геласия в список трудов, противных  вере. Арнобий по-особому воспринял христианство, по-особому его понял, даже само место христианства в истории он определяет вне рамок уже сложившейся в апологетике традиции, наконец, удивляет антропология Арнобия, особенно если сравнивать ее с учением о человеке Лактанция, его младшего современника и ученика по риторской школе. Однако прежде чем познакомить читателей с особенностями мировоззрения автора книг «Против язычников», необходимо несколько слов сказать о самом Арнобий.

 

Пер, с лат., вступ. ст., комм, и список сокращений В. М. Тюленева

Научное издание

СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2013. 384 с.

(Серия «Библиотека христианской мысли. Источники»)

ISBN 978-5-903525-53-9

 

В. М. Тюленев. Арнобий старший — христианский апологет, полемист и мыслитель

Указатель личных имен, географических и этнических названий, встречающихся в «Семи книгах против язычников» Арнобия

 

 

Труд Арнобия делится на две логические части. Первые две книги призваны были решать апологетические задачи, последующие пять книг преследовали в первую очередь полемические цели. В первой книге Арнобий стремится опровергнуть обвинения, звучавшие в адрес христиан со стороны язычников, о том, что христиане повинны в современных бедах: именно из-за презрения христиан к отеческой религии и богам-покровителям Рима произошли, якобы, все несчастья, обрушившиеся на государство. Арнобий пытается доказать, что несчастливые годы, поражения в войнах, другие беды случались и прежде, до появления христиан, для чего призывает читателей обратиться к анналам и историям (1.3.7-10) и сам вспоминает, как давным-давно погибла описанная Платоном Атлантида, как велись войны ассирийцев и бактрийцев во времена царя Нина, как разразилась Троянская война, как был порабощен мир Александром Македонским (1.5.1-5). Кроме того, Арнобий обращается к истории языка и показывает, что, коль скоро такие понятия, как война, чума, град появились еще в древности, уже тогда существовали и сами эти явления (1.3.4). С другой стороны, Арнобий показывает, что в бытность христиан были одержаны многочисленные победы, расширились границы государства, были урожайные годы, приводившие к снижению цен (1.14.1). Неурожаи, поражения в битвах, конечно, тоже случались, но они сменялись годами изобилия и победами (1.15.1).

 

Уже в этой первой книге Арнобий поднимает вопрос, к которому он будет возвращаться неоднократно: может ли Божественная природа испытывать гнев. Его ответ на это вопрос резко отрицательный. Арнобий намеренно утрирует ситуацию, изображая гневливых богов, из чьих глаз, якобы, «летят искры пламени, огонь клокочет в их груди, изо рта у них идет пена и ссохшиеся от пылких слов губы их бледнеют» (1.17.5). Для Арнобия безусловно, что Божественная природа не может испытывать никакой страсти, в том числе и гнева. Рассуждения о Божественной природе приводят апологета к обсуждению вопроса о едином Боге и о Христе как Боге, в ходе которого он противопоставляет вечность Творца имеющему начало Юпитеру (1.34.4-5), доказывает, что языческие боги прежде были людьми (1.37.1-8). В ответ на обвинения со стороны язычников в том, что христиане почитают казненного человека, Арнобий доказывает, что вид смерти вовсе не свидетельствует о величии или ничтожности деяний умершего человека, о глубине или безосновательности его учения. Так, он вспоминает, что великий Пифагор был сожжен, Сократ — казнен согражданами, указывает на гибель героев римской политической истории Мания Аквилия, Гая Требония, Марка Атилия Регула (1.40.2-4). Деяния же Христа, чудеса, совершенные Им без какой-либо помощи внешних средств, одним словом или повелением, не оставляют сомнения в том, что Он — Бог (1.46.2-8).

 

Во второй книге, одной из самых продуманных и, возможно, написанной раньше других, Арнобий рассуждает об учении Христа, доказывая, что Он «принес на землю истинную религию» (П.2.4), «учил народы не бесчестию, но защищал несчастных, несведущих людей от злейших разбойников» (П.4.1). Сила и истинность этого учения подтверждается тем, что за короткое время оно «распространилось уже по всем землям»; все варварские народы благодаря любви к нему смягчили свою суровость и склонились к миролюбию; ораторы, грамматики, риторы, юристы, врачи и философы, «презрев то, чему еще недавно верили, стремятся к этому учению», тем, какую стойкость проявляют христиане в следовании вере (И.5.3-6). Защищая веру христиан, которую язычники называют легковерием и которой противопоставляют знание, основанное на разуме, Арнобий подвергает критике «человеческую мудрость». Во-первых, он показывает несовершенство и бесполезность некоторых человеческих знаний. Образование, знание грамматики, риторики, умение «изменять имена по падежам и глаголы по временам, избегать варваризмов и солецизмов» еще не позволяют понять, что есть истина (II.6.4).

 

Во-вторых, вера и доверие лежат в основе всех человеческих дел. Отправляясь в путешествие, человек, не зная, что его ждет впереди, тем не менее верит в его счастливое осуществление; начиная войну, люди верят в ее успешный исход, не зная точно наперед, чем она завершится (И.8.2-5). Приверженность той или иной философской школе также держится на вере в авторитет какого-то конкретного  философа: «Тот, кто говорит, что начало всех вещей в огне или воде, не верит ли Фалесу или Гераклиту? Тот, кто причину [мира] заключает в числах, не верит ли Пифагору Самосскому или Архиту? Тот, кто разделяет душу и признает существование бестелесных образов, не верит ли Платону, ученику Сократа? Тот, кто присоединяет к первоосновам пятый элемент, не верит ли Аристотелю, отцу перипатетиков? Тот, кто пугает, что мир сгорит, когда наступит время, от огня, не верит ли Панетию, Хрисиппу, Зенону?» (П.9.2-3). С этой точки зрения, вера христиан в Иисуса по своей природе мало чем отличается от доверия многих язычников Платону или Пифагору. К тому же, как пытается показать Арнобий, многое в учении Христа совпадает с идеями философов, прежде всего Платона: о Боге, о будущем воскресении мертвых, о потустороннем мире (И. 13.3-6; 14.2). Однако Платон далеко не всегда прав, и обсуждение платоновских идей по поводу души порождает целую дискуссию, в ходе которой Арнобий на протяжении нескольких глав излагает собственное учение о душе (П. 14-62).

 

В заключительных главах второй книги апологет отвечает на еще целый ряд обвинений со стороны язычников, в том числе на упрек в том, что Христос, посланный для спасения человеческого рода, оставил жившие прежде Его поколения обреченными на вечную смерть, и вообще далеко не всех ведет к спасению. Арнобий указывает на то, что язычники не могут знать, что стало с душами давно умерших людей (спасены ли они, или нет), но из учения Христа следует, что и душам людей, скончавшихся до прихода Спасителя, было оказано «царское милосердие» (II.63.3). Христос открыл путь к спасению всем желающим, но Он никого не принуждает к этому пути. «Сам позаботься о себе! — восклицает апологет, обращаясь к человеку. — Ты отвергаешь, презираешь, пренебрегаешь? Ты сам лишаешь себя пользы дара! Бог никого не принуждает, никого не устрашает грозными повелениями» (И.64.3-4). Отвечая на то, что христиане оставили древние культы, Арнобий показывает, что людям вообще свойственно стремиться к лучшему, к новому, и сами римляне отказались от многого в своей истории: перестали делить граждан на пять разрядов, выбирать всеобщим голосованием магистратов, не используют прочие обычаи, связанные с ведением войны, с организацией быта и повседневной жизни (11.67.2-68.3).

 

Римляне не так давно заимствовали египетские культы Исиды и Сераписа, фригийский культ Кибелы, — и все это не вызывало такого неприятия, как появившееся поклонение Христу (11.73.1 -3). Следующие три книги сочинения Арнобия тесно связаны друг с другом. Основные усилия апологет сосредоточивает на доказательстве того, что языческая религия строится на ложных представлениях о Божественной природе, а служение богам безнравственно. Он последовательно разоблачает заблуждения язычников относительно того, что богам приписываются половые отличия (III.6.3-11.3), что боги имеют внешние формы (III. 12.1-19.3), что они занимаются ремеслами и искусствами и покровительствуют самым гнусным делам — войнам, воровству, чувственной любви (111.20.1 -28.3). Арнобий показывает, что язычники сами ниспровергают свою религию и уничтожают своих богов: считая, например, Януса то миром, то годом, то солнцем, они не оставляют места Янусу, родившемуся от Неба и Гекаты (Ш.29.3). Они не имеют четкого представления о своих богах, спорят о том, что такое новые боги (novensiles), кто такие пенаты, лары (Ш.38.3-41.2), а потому не должны принуждать к поклонению им христиан.

 

В четвертой книге Арнобий рассуждает об обожествлении язычниками таких абстракций, как Благочестие, Согласие, Здоровье, Честь, Доблесть, Счастье, и приходит к выводу, что этими именами передаются человеческие качества или состояния, которые не могут являться богами (IV.2.1-2). Далее Арнобий говорит о множестве богов, которые возникли в результате обожествления различных понятий, явлений или случаев (IV.3-12), об одноименных богах, указывая на то, что признается существование трех Юпитеров, пятерых Меркуриев, четырех Вулканов и т. д. (IV. 13-17). Опровергая мнение, будто подобное представление о богах создано теологами, Арнобий пытается показать, что сходное отношение к богам распространено среди народа, который приписывает богам такое же рождение, какое имеют люди и животные, семейные союзы, заключенные по законам и традициям бракосочетания, а также внебрачные связи, распутства и всевозможные преступления (IV. 18—31). В ответ на возражение, будто истории о богах — измышления поэтов, Арнобий показывает, что поэты не только не были осуждены за сочиненные ими истории, унижающие богов, но и снискали уважение, удостоились почестей; истории о богах разыгрываются во время представлений и публичных игр (IV.32-37).

 

Начатое в четвертой книге рассуждение об оскорблении богов Арнобий продолжает в пятой книге, прибавляя к теологам и поэтам историков, передающих нелепые рассказы о богах. В первых главах апологет намеренно останавливается на рассказе Валерия Анциата, историка I в. до н. э., о том, как Нума Помпилий перехитрил Юпитера (V.1.4- 4.5), далее разбирает историю, переданную теологом Тимофеем, об Агдестисе, Кибеле и Аттисе (V.5.1-17.3). В следующих главах Арнобий говорит о различных мистериях, в которых нет ничего, кроме оскорбления богов (V. 19.1-28.7). Все эти экскурсы в содержание историй и религиозных представлений позволяют Арнобию выставить язычников большими грешниками, нежели христиане, даже если признать, что христиане — атеисты: «...никто больше не заслуживает носить этого рода звание [богохульников], чем вы, ибо вы под видом почитания наносите им больше оскорблений и обид, чем если бы решились открыто делать это, сознаваясь в оскорблениях» (V.30.1). Книга завершается высмеиванием аллегорических толкований историй о богах.

 

Считая ссылки на аллегории, когда за кровосмесительной связью Юпитера и Цереры видят орошение земли дождем, уловками и хитростями, Арнобий обращает внимание на то, что аллегории слишком произвольны, применяются только к отдельным частям мифов. Но если в мифах содержатся аллегории, они являются страшным оскорблением богов: «Не было бы разве в тысячу раз лучше лишиться языка и онеметь, нежели извергать этот поток слов и треск грязной болтовни и называть самые низменные вещи именами богов или обычные занятия обозначать как позорные поступки богов?» (V.40.4). В последних двух книгах Арнобий критикует формы языческого культа (изготовление и почитание идолов, строительство храмов, жертвоприношения) и противопоставляет этому вещному служению божкам духовное почитание истинного Бога. Арнобий вновь возвращается к своему тезису о том, что Божественная природа отлична от человеческой, и самый большой грех людей — судить о богах по себе: «Это полное безумие — по своим потребностям судить о [нуждах] более могущественного, и то, что требуется тебе, даровать богам, которые сами являются дарителями, и считать это чествованием, а не оскорблением.Для каких, по вашим словам, потребностей богов, спрашиваем мы, построены храмы или ради какой необходимости они, по вашему мнению, вновь должны строиться?

 

Разве они мерзнут от зимнего холода или томятся от летнего зноя, промокают под проливными дождями, страдают от сильных ветров или подвергаются опасности неприятельского нашествия или яростного нападения диких зверей, так что справедливо было бы спрятать их под крепкую кровлю или защитить каменным оплотом?» (VI.3.3-4). Истинный Бог не нуждается в храмах, поскольку Он пребывает всюду, везде слышит молящегося Ему (VI.4.3). Опираясь на исторические и литературные свидетельства, Арнобий вновь говорит о том, что языческие боги — не что иное, как умершие люди, и, следовательно, храмы построены не в честь собственно богов, а в честь людей и являются местами их погребения (VI.6.1—8). В отношении статуй и вообще изображений богов Арнобий говорит, что они ни к чему, если признавать действительное существование богов: нелепо обращаться с мольбами к статуе, если можно молить собственно богов (VI.8.4). Особенно Арнобий смеется над тем, какими язычники изображают своих богов: Аммона — с бараньими рогами, Венеру — обнаженной, Нептуна — с трезубцем, Меркурия — в дорожной шляпе (VI. 12.2). Но самое отвратительное, что некоторые изображения богов сделаны с известных людей, в том числе с любовниц и любовников скульпторов (VI. 13.2-5). Доказывая, что боги не пребывают в статуях, Арнобий приводит примеры поругания над ними, за что никто никогда не был наказан (VI.21.1 -23.5).

 

Довод о том, что статуи воздвигались ради обуздания через страх перед богами дурных нравов и помыслов, Арнобий опровергает тем, что со времен, когда стали воздвигаться изображения богам, преступления не только не прекратились, но и не уменьшились числом (VI.24.1 -26.5). В седьмой книге Арнобий обращается к различным видам жертвоприношений и религиозных церемоний. Он вновь указывает на то, что Божественная природа не требует того, что необходимо для поддержания жизни и для получения удовольствий человеку (VII.3.9). Если жертвы приносятся для умилостивления богов, следовательно, признается, что боги способны гневаться, в то время как гнев, по мнению Арнобия, не свойственен Божественной природе (VII.5.2). Арнобий высмеивает традиции приносить в жертву одним богам одни виды или части животных, другим — другие (VII.21.1-3). С тех же позиций Арнобием рассматриваются воскурения в честь богов, принесение жертвенного вина, организация пиров и игр в честь богов (VII.26.1-34.8). Рассмотрение вопроса о жертвах и жертвоприношениях завершается подведением итогов, в ходе которого он сопоставляет отношение язычников и христиан к религии.

 

Сопоставление приводит Арнобия к выводу о том, что язычники напрасно считают себя богобоязненными, поскольку не имеют верного представления о Божественном: «...не тот, кто создает у себя какое-либо изображение для того, чтобы чтить его как бога, и кто отдает на заклание невинное животное и сжигает ладан на священных алтарях, должен признаваться преданным религии. Религия зиждется на высоком мнении и правильном суждении о богах, когда не признают их склонными к чему-либо такому, что противно достоинству свойственного им величия. Ибо, поскольку мы видим, что все, приносимое им [в жертву], исчезает у нас на глазах, то что другое, по нашему суждению, способно достичь их, если не представления, достойные богов и полностью соответствующие их имени? Это — самые надежные дары и истинные жертвы, потому что кашицы, ладан и мясо служат пищей пожирающего огня и тесно связаны с поминальными обедами умершим» (VII.37.1-3). Текст седьмой книги построен так, что три главы (VII.35-37) выступают в нем в качестве логического завершения, в них подводится итог всему сказанному в книге. Однако после этих трех глав следует рассуждение на тему, весьма важную для Арнобия, к которой он обращался неоднократно на протяжении всей своей апологии: о необоснованности утверждений, будто Божественному началу свойственно проявление страстей вообще и гнева в частности (VII.38-51). Концовка сочинения Арнобия традиционно вызывает у издателей и исследователей немало недоумений и вопросов.

 

Последовательное и логичное в целом произведение, имеющее формальное завершение, в котором подводятся итоги книги (VII.35-37), получает продолжение, имеющее слабую связь с предшествующим изложением. Некоторые главы содержат буквальные, дословные повторения уже сказанного прежде. В этой связи еще И. К. Орелли, издавший сочинение Арнобия в 1816 г., поместил гл. 35-37 седьмой книги в конец сочинения, придав таким образом большую, на его взгляд, логику материалу. Появление же глав 35-37 в середине книги традиционно объяснялось ошибкой переписчика. Но некоторые исследователи Арнобия полагали, что главы идут в той последовательности, которая предполагалась автором, однако последняя часть книги не получила у Арнобия необходимой обработки, отчего читатель и встречает уже высказанные однажды положения и идеи. Как бы ни решался вопрос о логике построения седьмой книги, в последних ее главах мы встречаем характерные для африканского ритора и апологета идеи, повторение которых лишь подчеркивает их значимость для автора.