Батай - Теория религии

Фундаментом какой-либо мысли служит мысль, уже изложенная кем-то другим, предстающая в виде кирпича, замурованного в кладку некой стены. И, напротив, на поверку выходит лишь жалкое подобие мысли, когда на пути осознания самого себя, некто вдруг натыкается на кирпич, вроде бы обособленный от других кирпичей, и при этом упускает из виду то, во что ему обойдется подобная видимость свободы: ему и невдомек, что по милости своего же непомерного тщеславия он рискует оказаться со своим непристроенным кирпичом где-нибудь на заброшенном пустыре среди нагромождения всякого строительного хлама.

 

Здесь никак не обойтись без каменщика, тщательно подгоняющего кирпичик к кирпичику. При этом укладываемые друг подле друга кирпичи, слагаемые в некое целое — книгу, призваны оказаться не менее на виду, чем полученный таким образом новый кирпич, коим является книга. То, что предлагается вниманию читателя, и в самом деле не может являть собой обособленный конструктивный элемент, но, выступая в увязке с соседствующими элементами, призвано пополнить уже заложенную конструкцию, здание, мысли человеческой, которые, скорее представляют собой цельный процесс осознания человеком себя, нежели нагромождение разрозненных элементов.

 

В некотором смысле бесконечное наращивание такого построения вряд ли возможно. Требуется немало смелости и упорства, чтобы продолжать начатое. Все склоняет к тому, чтобы отречься от открытого и отмеченного печатью обезличенности продвижения мысли в пользу погони за тенью обособленной точки зрения. Разумеется, таковая служит вернейшим средством выявления того, что наращивание подобной конструкции по существу невозможно. Однако истинную глубину мысль приобретает лишь при условии абстрагирования от таковой невозможности. 

 

 

Пер. с фр. Ж. Гайковой, Г. Михалковича. 

Мн.: Современный литератор, 2000. 352 с. (Классическая философская мысль). 

ISBN 985-456-677-2

 

 

К ЧЕМУ ОТНЕСТИ НАСТОЯЩУЮ РАБОТУ

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

ТЕОРИЯ РЕЛИГИИ, Перевод Геннадия Михалковича

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТНОШЕНИЕ К РЕЛИГИИ С ПОЗИЦИЙ РАЗУМА (ОТ ПОРЯДКА ВОЕННОГО ДО УКЛАДА, ОБЕСПЕЧИВАЮЩЕГО ПРОМЫШЛЕННОЕ РАЗВИТИЕ)

ОБРАЩАЯСЬ К ТЕМ, ДЛЯ КОГО

ПРИЛОЖЕНИЕ: СВОДНАЯ ТАБЛИЦА И СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

 

ЛИТЕРАТУРА И ЗЛО, Перевод Жанны Гайковой

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

В представленной вашему вниманию «Теории религии» лишь намечены контуры того, что могло бы явиться законченным трудом: мною предпринята попытка отобразить мысль во всей ее мобильности, не стремясь к приданию ей какой бы то ни было завершенности.

 

Философское учение, независимо от того, являет оно или не являет собой когерентную сумму логических заключений, ставит своей целью раскрытие сущности индивида, а вовсе не безликого человечества. Следовательно, ему должно неустанно поддерживать себя в состоянии открытости по отношению к последующим шагам в направлении развития человеческой мысли... в противном случае те, для кого мыслительный процесс сводится к отторжению всего, что исходит не от них самих, осуждают себя на всеобщее забвение. Философское учение представляет собой в большей степени строительную площадку, нежели законченное строение. Но подобная незаконченность философии отличается от той незаконченности, что, порой, присуща точным наукам.

 

Точные науки доводят до конечной стадии массу отдельных партий, и лишь сведенные воедино, они, случается, обнаруживают пробелы. Тогда как продиктованное стремлением мыслителя к последовательности состояние незаконченности в философии отнюдь не сводится к наличию пробелов, не охваченных мыслью, — это скорее невозможность достижения конечной стадии как на каждом повороте мысли в отдельности, так и при ее движении в целом. Такая отличительная черта философии, как невозможность в принципе прийти к окончательному результату, не является оправданием обнаруживаемых порой неоспоримых недостатков того или иного учения, но налагает ограничения на всякое философское учение, идущее от реальности. Естествоиспытатель — это тот, кто изначально смирился с тем, что ему придется терпеливо ждать. Мыслителю также приходится ждать, но ему не приличествует пребывать в спокойном ожидании.

 

Философия призвана незамедлительно давать ответ на вопросы, поднимаемые самой жизнью, неразделимые на первоочередные и на менее насущные. Никому не дано «пребывать» в стороне от ответа на вопрос, поднимаемый жизнью. Стало быть, ответ, предлагаемый философом, неизбежно следует еще до выработки соответствующего учения, и если таковой претерпевает изменения зачастую в зависимости от достигнутых результатов по мере того, как учение приобретает стройные очертания, он не может с полным основанием считаться обусловленным полученными в ходе развития учения результатами.

 

Ответ на возникающий вопрос, предлагаемый философским учением, никоим образом не может являться следствием написания тех или иных философских трудов. Но если таковой ответ оказывается по существу, то это свидетельствует об изначальном пренебрежении мыслителя индивидуальной позицией по данному вопросу, как и о необычайной мобильности мысли, восприимчивой к предшествующим или к последующим разработкам в равной степени, как и об изначальной увязке с ответом, более того, о том, что составляет с ответом триединую общность — неудовлетворенность полученным результатом и незаконченность мысли.

 

И лишь при этом приходит осознание — не без того, чтобы довести прояснение вопроса до пределов, достижимых на данный момент — тщетности стремления к законченности, достичь которой не удастся никогда. Вне всякого сомнения, при этом необходимо, чтобы мысль, обращаясь к исследованным областям знания, соответствовала уровню уже достигнутых высот. И уж во всяком случае, сам ответ, по сути, бывает осмысленным только при условии, что он исходит от интеллектуально развитой личности. Однако если о втором условии можно заведомо сказать, что оно выполнимо, то выполнение первого возможно лишь до определенной степени. Ведь если не ограничивать по примеру представителей естественных наук ход мысли строго очерченными рамками, то ничьих способностей не хватит на то, чтобы усвоить весь накопленный на данный момент объем знаний. Последнее обстоятельство придает присущей мысли незаконченности характер фактической неизбежности. Таким образом, строгий подход к делу требует, чтобы на эти условия был сделан особый акцент.

 

Представленные принципы весьма далеки от того подхода к философии, который вызывает в наши дни если не одобрение, то уж, по меньшей мере, любопытство публики. И даже отчаянно противостоят той навязчивости, с которой все внимание переносится на индивида, на обособление индивида. Философии отдельно взятого индивида просто не существует, а занятие философией может привести только к отрицанию каких-либо перспектив при попытке подхода к ней с обособленных позиций. Непосредственно с представлением о философии связана и проблема первоочередной важности: как вырваться за рамки человеческого существования? Каким образом перейти от мысли, обусловленной необходимостью действия, обреченной на установление различий утилитарного свойства к осознанию себя в качестве бесплотного существа, но при этом наделенного сознанием?

 

Неизбежность того, что ответ окажется неокончательным, никоим образом не в состоянии замедлить поиск ответа, представляющий собой движение, даже если в некотором смысле оно обернется и отсутствием ответа. Такой исход, напротив, придает ему правдивость вопля о тщетности стараний. Парадокс, лежащий в основе настоящей «Теории религии», согласно которому индивид рассматривается как «вещь» и выдвигается тезис об отрицании интимного, бесспорно, высвечивает сущность некоего бессилия, но вопль, выражающий подобное бессилие, звучит как прелюдия к глубочайшей тишине.