Богданов - Повседневность и мифология

Большинство фольклорных жанров, которые мы еше привычно связываем с народным творчеством, постепенно уходят из жизни не только современного  горожанина, но и деревенского жителя.

 

Изучение таких жанров — будь то былина, сказка или историческая песня — сегодня в значительной степени напоминает работу археолога или палеоантрополога, прибегающих к ретроспективным методам анализа и гипотетическим объяснительным моделям.

 

Но что это значит? Можно ли сказать, что, лишившись традиционной  фольклорной культуры, наш современник бесповоротно расстался с тем, что некогда придавало смысл самой этой культуре?

 

Чем замещается традиционный фольклор в современном обществе? Каковы дискурсивные составляющие «информационного пространства» повседневности?

 

Насколько инновативны наши речевые и  поведенческие предпочтения, бытовые практики и  идеологические теории?

 

Читатель может спросить, почему эти вопросы  ставятся как фольклористические, ведь изучение традиций и инноваций не сводится к фольклористике, но  составляет задачу различных гуманитарных дисциплин —  литературоведения и этнографии, психологии и социологии и т. д.

 

Ответ здесь один — именно поэтому. Коль скоро нас интересуют традиции, имеющие отношение не  только к литературе, но также к этнографии, не только к  психологии, но также к социологии и т. д., нам не избежать обращения к тому, что пока еще называется  
фольклористикой. Вопрос в том, что это нам дает.

 

Константин Богданов - Повседневность и мифология - Исследования по семиотике фольклорной действительности 

Санкт-Петербург: «Искусство — СПБ», 2001 г. — 438 с.

ISBN 5-210-01554-8

 

• 1. Наука о фольклоре и понятие традиции
• 2. Язык и метод
• 3. Прецедентные тексты и социальные роли
• 4. Инновации и маргиналии современной фольклористики

 

Со времен работ М. Мосса исследователи культуры неоднократно доказывали, что восприятие физиологических событий так или иначе определяется  идеологией. Рождение и смерть, достижение половой зрелости, смех и плач не обходятся в культуре без  утверждающей и «опознающей» их санкции коллектива.Любопытно, что в ряду санкционированных явлений физиологии находят свое место и такие физиологические «мелочи», которые, будучи, на первый взгляд, сугубо маргинальными для социального кругозора, обнаруживают активную идеологическую функциональность, оказываются актуальным предметом рефлексии и социокультурной экспликации.

 

Одной из таких  «мелочей» является чиханье, восприятие которого в  повседневном быту и контексте культуры достаточно  сложно согласуется с его реальными психосоматическими последствиями, но замечательно устойчивостью сопутствующей ему интенсивной идеологической традиции.Изучение различных аспектов данной традиции — тема не новая и для истории фольклористики даже хрестоматийная. Рассуждения о приметах, связанных с чиханьем, находим в работах Я. Гримма, Э. Б. Тайлора, А. Афанасьева авторитетных ученых — специалистов в области истории культуры и социальной жизни.

 

Отношение к чиханью как к чему-то большему, чем того, казалось бы, требует это чисто физиологическое явление, известно у самых различных народов, начиная с глубокой древности и продолжая днем сегодняшним, — и уже по одному этому заслуживает посильного объяснения. Но стремление к такому объяснению определяется, как можно думать, не только интересом к связываемым с чиханьем «пережиткам», но и к тому, что делает эти «пережитки» созвучными инновационным процессам культуры. Что оправдывает и делает актуальным сам разговор о чиханье: имеет ли он смысл — если он имеет смысл вообще — только ретроспективного или также прогностического характера? В чем состоит социокультурное значение примет и связываемых с чиханьем обычаев сегодня: если сами эти приметы и обычаи — дань прошлому, отчего эта дань приносится прошлому по сей день?