Дестют де Траси - Основы идеологии

Маркс считал его образцовым выразителем ограниченного буржуазного свободомыслия, а само слово «идеология» сделал нарицательным, саркастически назвав взгляды своих соотечественников-либералов сороковых годов «немецкой идеологией»; попутно он совершил, вероятно, важнейшее из своих открытий, впервые описав феномен ложного сознания. Однако, если уж говорить о «науке об идеях» именно в контексте социологии знания, то, даже исходя из классовой теории, оценка Маркса верна лишь наполовину.

 

Нравится нам это или нет, но люди, жившие при революции и сами ее делавшие, понимали смысл происходящего совсем не так, как им полагалось бы с марксистской или любой последующей точки зрения. Один только Сийес удружил, бросив свою тысячекратно потом цитировавшуюся фразу про третье сословие; а так чем-то странным они там занимались: анализом идей и ощущений, критикой естественного языка, общей теорией знака, философской грамматикой...

Это новое издание является просто перепечаткой первого, которое уже разошлось. Правда, я добавил замечания и пояснения, которые, возможно, и не имеют значения для большинства читателей, но, надеюсь, могут показаться важными тем, кто изучает предмет углубленно. В целом же все оставлено, как было, ведь изменить в этом своем труде я мог либо только его форму, либо идеи, составляющие его суть.

 

Что касается самих этих идей, то я вполне убежден, что они верны, и время, прошедшее с первого издания, лишь усилило мою уверенность относительно вопросов, которые здесь обсуждаются. Мои последующие размышления, мои дальнейшие исследования, все те следствия, которые я вывожу из первоначально предложенных решений, равно утверждают меня в моем мнении; благодаря им я удостоверился в прочности принципов, к которым пришел после многих колебаний и сомнений.

 

В отношении же формы их представления должен признать, что она неудовлетворительна. Тон непринужденной и почти развлекательной беседы, который я выбрал для первой части, в момент ее написания казался мне уместным, потому что дело касалось науки, о которой существовало много ложных представлений, и не имелось ни одного систематического ее объяснения. Я считал предельную простоту изложения необходимой, чтобы показать, насколько эта наука в действительности далека от всех тех выспренних и пустых разглагольствований, которые одновременно и отпугивают читателя, и поражают его воображение, запутывая его окончательно; насколько просты и очевидны приемы рассуждения, приводящие нас к верному пониманию природы умственных операций. С другой стороны, эта манера, ю как мне казалось, позволяла избежать роли самоуверенного наставника в предмете, который я сам постигал по мере написания книги, изучая его с пером в руке. Ведь моей целью было не изложить некую доктрину, но представить читателю весь ход моих поисков вместе с их результатами. Тем не менее, этот легкий тон, если и понравился некоторым людям, в общем не был одобрен; и я сам более не считаю его удачным, особенно сегодня, когда публика уже гораздо лучше знакома с этой наукой, а многие приобрели в ней глубокие и систематические познания, так что теперь задача состоит скорее в объединении усилий и примирении многочисленных, хотя по существу не столь уж сильно расходящихся между собой мнений.

 

Нет ничего удивительного в моих словах о том, что обстоятельства переменились за столь короткий срок. В наше время все происходит очень быстро, значительно быстрее, чем мы могли рассчитывать. И деятельность секции анализа в Национальном институте, и кафедры всеобщей грамматики в общественных школах, хотя и просуществовавшие очень недолго, придали идеологии могучий импульс, воздействие которого отнюдь не прекратилось с их упразднением.