Данное исследование не претендует на всеохватывающий анализ генезиса институций исповеди и совести в истории западноевропейской культуры XIII-XVI вв. Этот сложный и противоречивый период между двух эпох в силу значения тех социальных преобразований и религиозных трансформаций, изменивших основополагающие принципы европейского миросозерцания, просто неисчерпаем. Однако постановка проблемы в строго очерченных границах представляется вполне реальной для исполнения. Подобная умеренная цель подразумевает обзор существующих в отечественной и зарубежной литературе точек зрения и основных концепций по истории формирования и утверждения средневековой церковной практики таинства исповеди и выявления ее роли и значения в процессе интериоризации сознания западного индивида.
При этом работы отечественной школы медиевистики помогают выявить соответствующий социальный контекст развития данной процедуры и созвучие требований и норм складывающегося этоса средневекового бюргерства и тех нравственных предписаний и этических пропозиций, которые распространялись священниками на повседневную жизнедеятельность горожан в рамках церковной практики покаяния и отпущения грехов. Во-вторых, динамичное развитие в последние десятилетия российской философской медиевистики ставит задачу изучения не только традиционных учебных проблем средневековой мысли, но и более конкретной тематики, представляющей внутренние диспозиции и дифференции схоластического дискурса.
В этом смысле традиция толкования совести и синдересиса, сложившаяся в рамках схоластического дискурса высокого Средневековья, представляет собой отличительную особенность христианской, неизбежно морализирующей парадигмы европейского философствования. Непримиримые богословские споры, развернувшиеся по поводу определения статуса и нравственных оснований совести, выступили своеобразным коррелятом технологий власти и социального контроля, подспудно реализуемых Церковью с помощью таинства исповеди и покаяния.
Исповедь углубляла самосознание и внедряла обязательную моральную интроспекцию в мыслительную деятельность индивида, а этические доктрины схоластики, в свою очередь, открывали новые проекции надзора, постепенно смягчая нравственный ригоризм первоначального христианства. Именно богословские трактаты университетских магистров (особенно в горизонте рецепции аристотелизма) и всевозможные руководства для приходских кюре создали систему тайного исповедального дознания, подтверждая, таким образом, действенное значение отвлеченных схоластических дистинкций для утверждения общественного правопорядка и внешнего благонравия западного социума.
Кроме того, важнейшим условием реализации данного научного проекта послужила исследовательская методология универсального культурологического анализа, предполагающая в качестве главного требования - отказ от сложившихся в традиционной гуманитаристике шаблонов ранжирования дисциплин. В этой работе, наоборот, привлекаются все возможные материалы и обобщения, представляющие различные научные стратегии изучения истории европейской культуры и становления принципов самосознания западного индивида. Здесь совмещаются теоретические выводы социологов и высказывания богословов, размышления культурологов и идеи философов, исторические хроники и мировоззренческие дискурсы. Ведь только так можно представить себе целостный образ европейской культуры в ее внутренней духовной динамике и постичь те феномены, которые имплицитно инсталлировали важнейшие инновационные установки самосознания людей в период перехода от Средних веков к Новому времени.
Душин Олег Эрнестович - Исповедь и совесть в западноевропейской культуре XIII-XVI вв.
Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. - 156 с.
ISBN 5-288-03796-5
Душин Олег Эрнестович - Исповедь и совесть в западноевропейской культуре XIII-XVI вв. – Содержание
Предисловие
Введение. Христианская религиозность и проблема рационализации западноевропейской культуры
Глава I. Исповедь как форма интериоризации сознания в западноевропейской культуре XIII-XVI вв.
-
1.1. К постановке проблемы: теоретические подходы и концепции
-
1.2. Контексты эпохи: этос средневекового бюргерства
-
1.3. Утверждение процедуры исповеди: исторический нарратив
-
1.4. Практика исповеди в богословском измерении
Глава II. Совесть и synderesis: диспозиции и дифференции схоластического дискурса XIII-XVI вв.
-
2.1. У истоков проблемы
-
2.2. Пьер Абеляр о статусе греха и намерении
-
2.3. Совесть в учении Фомы Аквинского: между христианством и аристотелизмом
-
2.4. Дуне Скот: волюнтаризм как принцип теории морали
-
2.5. Диссонансы этической теории Уильяма Оккама
-
2.6. От Эрфурта к Виттенбергу: Мартин Лютер о совести и synderesis'e
Заключение
Душин Олег Эрнестович - Исповедь и совесть в западноевропейской культуре XIII-XVI вв. - Заключение
Подводя общие итоги, необходимо отметить, что теоретические подходы к пониманию трансформации европейской культуры от исхода Средневековья к горизонтам Нового времени в современных гуманитарных исследованиях все больше разворачиваются в направлении признания их глубинной исторической и мировоззренческой преемственности. В данном контексте инстанции исповеди и совести как существенные атрибуты формирующегося в этот период западного самосознания сыграли незаменимую роль в процессе его необходимой интериоризации. Утверждение коммунитарных принципов городской жизни в рамках позднего Средневековья требовало генезиса соответствующего субъекта подчинения и строгой нравственной регламентации.
Становление правопорядка и развитие экономики было невозможно вне этоса бюргерства. Данные этические нормы были, в свою очередь, сопряжены с развитием исповедальной практики. Поэтому должно признать, что суровые церковные процедуры дознания и контроля мышления и поведения прихожан в рамках таинства покаяния были в этом смысле не единственным фактором, обеспечившим генерацию новых форм духовного надзора. Представляется уместным заметить, что таковых детерминант, обусловивших видимые изменения в стилях и правилах мышления новоевропейского индивида, было множество, и их нельзя свести к единому знаменателю. Но особенность исповеди заключалась в том, что именно через подобную процедуру осуществлялась инъекция нравственных норм, производилась имплантация морального самосознания.
Примечательно, что контроль священника здесь совмещался, с одной стороны, с точкой зрения самого Бога, а с другой стороны, с постижением уникальных личных мотивов и интенций поступков индивида, с его собственным самопознанием, с обретением себя. Тем самым утверждался внутренний фундамент совести с ее эмоционально-волевыми или благоразумно-рассудительными дифференциями и диспозициями, которые были соответствующим образом эксплицированы в рамках различных стратегий средневекового схоластического дискурса и в реформационных учениях. Схоластика, следовательно, задавала некоторые принципиальные способы мысли и интроспекцию последствий и условий деятельности человека. В этой связи наследие Средневековья и схоластическая ученость предстают в качестве значимых феноменов западноевропейской культуры, а исповедь и совесть выступают в роли своеобразных социально-исторических истоков габитуса нравственного самоконтроля западного индивида.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию: