Константин Ерусалимский - На службе короля и Речи Посполитой

Когда в канун Псковского похода Иван Грозный — уже не впервые — уколол самолюбие Стефана Батория, в запасниках Государства был накоплен ресурс образцовой Измены, целая плеяда видных перебежчиков, чьи примеры достаточно было напомнить, чтобы воплотить ими угрозу и укрепить веру в православное воинство во главе с законным, отчинным царем, власть которого унаследована из самой Римской империи и неизмеримо выше любой другой власти как в его стране, так и в Речи Посполитой. Язвительность Ивана IV видна еще и в том, что все названные им главные изменники-союзники или сообщники Стефана Батория бежали из Российского царства не к нему, не к королю Стефану, а еще давно, за многие годы до его прихода к власти в Короне Польской и Великом княжестве Литовском. Добиться своей цели — укрепления власти и ниспровержения врага путем его демонизации и развенчания в глазах подданных — это был старый, опробованный «метод», сказали бы современные им европейские интеллектуалы. Он не сработал при короле Сигизмунде Августе, и даже преступление полоцких воевод в 1579 г. и последующие измены, принесшие королю серию удач на западных границах Российского царства, не вызывали сомнения в ничтожности измены в ее противостоянии с законной властью. Победа царя над Стефаном Баторием в канун Московского похода 1581 г. была призрачной — и не оправдавшейся в итоге — надеждой, но победа Государства над Изменой, одним из фронтов которой была война царя с королем-узурпатором, возглавившим толпы предателей, была несомненной.

Образ царя Ивана Грозного, в ряде интерпретаций — «коллективного Ивана Грозного», заслонил Измену. Царство Ивана IV в историографии почти безраздельно принадлежит самому царю, даже когда дискуссия строится вокруг его тирании, репрессий и политических просчетов. Концепции солидарной политики «коллективного Ивана Грозного» предопределяют те, как правило скромные, повествовательные возможности, которые отведены рассказам об «изменниках». До них не просто «руки не доходят» — они не выдерживают столкновения с политическим «Я» царя. Противостояние между Изменой и Государством не способно захватить воображение в концепциях «коллективного Ивана Грозного», поскольку историк в этих построениях проникается задачами и осмыслением политики с точки зрения «Я» и не в состоянии надолго покинуть его ради погружения в «Другого». Однако описание «своего Я» невозможно иначе как в терминах отличия от «Других», а следовательно, и «коллективный Иван Грозный» является изменчивым культурным конструктом, которому приписаны и навязаны неидентификации.