Фридрих Ницше и русская религиозная философия - В 2 томах

Фридрих Ницше и русская религиозная философия - Переводы, исследования, эссе философов «серебряного века» -  В 2 томах
Работы русских философов Вл. Соловьева, Вяч. Иванова, А.Белого и Евг.Трубецкого, написанные в начале XX века под влиянием идей философии Фридриха Ницше.
 

Фридрих Ницше и русская религиозная философия - Переводы, исследования, эссе философов «серебряного века» -  В 2 томах -  Том 1

Сост., послесл., прим. И.Войцкой.
Мн.-М.: "Алкиона" — "Присцельс", 1996. — С. 352
ISBN 985-6009-02-2
ISBN 5-85324-030-7
 

Фридрих Ницше и русская религиозная философия - Переводы, исследования, эссе философов «серебряного века» -  В 2 томах -  Том 1 - Содержание

Соловьёв Владимир
  • Идея сверхчеловека
  • Словестность или истина?
Иванов Вячеслав
  • Ницше и Дионис
  • Вагнер и Дионисово действо
  • Спорады:
    • О Дионисе и культуре
    • О законе и связи
    • Ты еси
Белый Андрей
  • Фридрих Ницше
  • Круговое движение
  • (Сорок две арабески) На перевале. Часть III
  • Кризис культуры
Трубецкой Евгений
  • Философия Ницше (Критический очерк)
Послесловие
Войская Инна
  • Пресечения и пределы бытия
  • Бахтин и Ницше
Комментарии
 

Фридрих Ницше и русская религиозная философия - Переводы, исследования, эссе философов «серебряного века» -  В 2 томах -  Том 1 - Владимир Соловьев - Идея сверхчеловека

 
В последней книжке московского философского журнала (январь-февраль 1899), в разборе одного недавнего перевода из Ницше, В.П.Преображенский, знаток и любитель этого писателя, замечает, между прочим, что «к некоторому несчастию для себя, Ницше делается, кажется, модным писателем в России; по крайней мере, на него есть заметный спрос» («Обзор книг», с.48).
 
«Несчастие» такой моды есть, однако, лишь необходимое отражение во внешности того внутреннего факта, что известная идея действительно стала жить в общественном сознании: ведь прежде, чем сделаться предметом рыночного спроса^ она, разумеется, дала ответ на какой-нибудь духовный запрос людей мыслящих.
 
Лет пятьдесят—шестьдесят тому назад была мода на Гегеля — тоже не без «некоторого несчастия» для самого Гегеля. Однако если бы оказалось, что русская образованность, кроме чарующих цветов нашей поэзии, дает еще и зрелые плоды истинного разумения и устроения жизни, то первою, неясною завязью таких плодов, конечно, придется признать это русское гегельянство 30—40-х годов.
То же следует сказать и об умственных увлечениях, сменивших гегельянство, «к некоторому несчастию» для Дарвина, Конта и многих других. Я думаю, что на все это нужно смотреть как на смешные по внешнему выражению, но в существе неизбежные переходные ступени — как на «увлечения юности», без которых не может наступить настоящая зрелость.
 
Я нисколько не жалею, что одно время величайшим предметом моей любви были палеозавры и мастодонты. Хотя «человеколюбие к мелким скотам», по выражению одного героя Достоевского, заставляет меня доселе испытывать некоторые угрызения совести за тех пиявок, которых я искрошил бритвою, добывая «поперечный разрез», — и тем более, что это было злодейством бесполезным, так как мои гистологические упражнения оказались более пагубными для казенного микроскопа, нежели назидательными для меня, — но, раскаиваясь в напрасном умерщвлении этих младших родичей, я только с благодарностью вспоминаю пережи тое увлечение. Знаю, что оно было полезно для мен^ думаю, что пройти через культ естествознания после п гельянских отвлеченностей было необходимо и полезно для всего русского общества в его молодых поколениях.
 
Переходя от воспоминаний к тому, что перед глазами, мы заметим одно различие между прежними и теперешними идейными увлечениями в русском обществе. Прежде такие увлечения хотя и сменялись довольно быстро, но в каждое данное время одно из них господствовало нераздельно (хотя, конечно, с различием всяких оттенков). Внутренний рост нашего общества представлялся каким-то торжественным шествием прямо вперед, и кто не желал прослыть «отсталым» и подвергнуться общему презрению, должен был одновременно со всеми «передовыми людьми» достигать одной и той же умственной станции. Такая прямолинейность и, если можно сказать, одностанционность нашего образовательного движения давно уже исчезла, во-первых, потому, что людей, причастных некоторому образованию, стало гораздо больше и объединить их не так просто и легко, а во-вторых, потому, что эти люди оказываются если не более зрелыми, то, во всяком случае, менее наивными и, следовательно, менее способными к стадному «единомыслию». Поэтому всюду видны и лица, и частные группы, обособленные, идущие своею дорогой, не примыкая к более обширному и общему движению. Да и людьми, особенно чуткими к общим требованиям исторической минуты, владеет не одна, а по крайней мере три очередные или, если угодно, модные идеи — экономический материализм, отвлеченный морализм и демонизм «сверхчеловека». Из этих трех идей, связанных с тремя крупными именами (Карла Маркса, Льва Толстого, Фридриха Ницше), первая обращена на текущее и насущное, вторая захватывает отчасти и завтрашний день, а третья связана с тем, что выступит послезавтра и далее. Я считаю ее самой интересной из трех.
 
Всякая идея сама по себе есть ведь только умственное окошко. В окошко экономического материализма мы видим один задний, или, как французы говорят, нижний, двор (la basse cour) истории и современности; окно отвлеченного морализма выходит на чистый, но уж слишком, до совершенной пустоты чистый двор бесстрастия, опрощения, непротивления, неделания и прочих без и «г, ну а из окна ницшеанского «сверхчеловека» прямо открывается необъятный простор для всяких жизненных дорог, и если, пускаясь без оглядки в этот простор, иной попадет в яму, или завязнет в болоте, или провалится в живописную, величавую, но безнадежную пропасть, то ведь такие направления ни для кого не представляют безусловной необходимости, и всякий волен выбрать вон ту верную и прекрасную горную дорожку, на конце которой уже издалека сияют средь тумана озаренные вечным солнцем надземные вершины.
 
Теперь я хочу не разбирать ницшеанство с философской или исторической точки зрения, а лишь применить к нему первое условие истинной критики: показать главный принцип разбираемого умственного явления — насколько это возможно — с хорошей стороны.

Произведения Фридриха Ницше, изданные в России в 1900-1912 годах, а также статьи Григория Рачинского и Лу Саломе о Ницше.
 

Фридрих Ницше и русская религиозная философия - Переводы, исследования, эссе философов «серебряного века» -  В 2 томах -  Том 2

Сост., комментарии И.Войцкой.
Мн.-М.: "Алкиона" - "Присцельс", 1996. - С. 544
ISBN 985-6009-01-4 ISBN 5-85324-030-7
 
Фридрих Ницше и русская религиозная философия - Переводы, исследования, эссе философов «серебряного века» -  В 2 томах -  Том 2 - Содержание
Григорий Рачинский - «Трагедия Ницше» опыт психологии личности 
Фридрих Ницше - Из изданного в России (1900-1912)
  • «Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм» пер. М.Н. Козлова
  • «Гомеровское соревнование» пер. Козлова
  • «Греческое государство» пер. Козлова
  • «Философия в трагическую эпоху Греции» пер. Козлова
  • «Сумерки кумиров, или как философствовать молотом» пер. Козлова
  • «Ессе Ното» пер. Козлова
  • «Дифирамбы Дионису» пер. Козлова
Приложение
  • Лу Андреас- Соломе - Фридрих Ницше в своих произведениях»
Комментарии
 

Фридрих Ницше и русская религиозная философия - Переводы, исследования, эссе философов «серебряного века» -  В 2 томах -  Том 2 - Григорий Рачинский - «Трагедия Ницше» опыт психологии личности  

 
«Всеобщие и необходимые истины — это такие истины, которых многие вовсе не знают и которые большей частью никому не нужны... Во всех спорах о нравственном и безнравственном забывается одно, что нет аксиом воли, иначе говоря, что в основании человеческой деятельности и всяких нравственных идеалов лежат не логические истины, а коренные влечения человека. Их можно развивать, переделывать или истреблять путем личного и исторического воспитания, но нельзя логически доказывать или опровергать. Жизненность и практическое влияние игравших историческую роль нравственных систем основывались, конечно, не на логической состоятельности и строгом проведении их отвлеченных начал, а на притягательности тех живых типов идеального человека, которые безотчетно выражались и описывались в этих системах. А эти типы — создания воли, а не построения разума, и нравственность — такое же творчество, как искусство. Всякое убеждение логическими средствами бывает здесь только призраком, заслоняющим собою незаметно подкрадывающееся внушение; а следовательно, всякое обоснование нравственности оказывается в конце концов только скрытой проповедью морали».
 
Глубокие и справедливые слова тонкого психолога и знатока как истории человеческой мысли, так и истории человеческого творчества. Но неужели В.П. Преображенский прав безотносительно, и вся нравственность — только личное дело, индивидуальное мнение, без всякой объективной убедительности; а всякий анализ морального учения и установление этического критерия — дело или пустой болтовни или проповеднического красноречия? Окончательно и вполне решить этот вопрос значило бы дать полную критику всех моральных учений и, в заключение, предложить свое. Наша задача даже и близко не подходит к такому непосильному для нас труду. Да притом этот труд был уже поднят другими, и нам остается пока разобраться в том, что дано, прежде чем, на свой страх, идти дальше. Мы в нашей работе имеем дело с одним только типом этической мысли, и притом в той форме, какую этот тип принял в сочинениях единичного мыслителя, — с индивидуалистической моралью Фридриха Ницше. И вот, имея в виду лишь нашу тему в ее ограниченном объеме, мы хотели бы заметить по поводу приведенных выше слов нижеследующее.
 
Мы далеко не безусловные поклонники естественнои-сторического метода в приложении его к наукам о духе. Может быть, самая популярность этого метода основывается на бессознательном перенесении понятия о достоинстве и достоверности так называемых точных наук на самый их метод. При этом всегда упускается из виду, что метод зависит от науки, а не обратно. И если достигнутая цель не может оправдывать средств, то она не может служить и указанием на их пригодность в другом, отличном от данного, случае или гарантией их успеха в новой области работы. Но указания на известную целесообразность того или другого приема исследования мы имеем право и обязанность искать во всяком методе.

 
 

Категории: 

Благодарю сайт за публикацию: 

Ваша оценка: Нет Average: 10 (2 votes)
Аватар пользователя esxatos