Геффкен - Из истории первых веков христианства

Современная эпоха нашего духовного и нравственного существования снова выдвинула на первый план вопросы религиозной жизни, и мы, немцы, с полным правом можем превозносить ее за это, хотя бы в других отношениях мы и считали многое в ней заслуживающим лишь осуждения и не находили бы особого удовольствия жить в эту эпоху. На какой бы точке зрения мы ни стояли, – желая вынести вполне справедливое решение, мы несомненно должны признать, что среди наших современников лишь очень немногие принадлежат в разряду хулителей.

 

Настоящая фривольность вообще, слава Богу, редкая гостья в немецких землях; выражение «христианские бонзы» принадлежит тому быстро протекшему времени, когда самый грубый материализм, казалось, завладел многими умами. Мы, слава Богу, в этом отношении ушли далеко вперед; даже совершенно нерелигиозные философы и историки видят в христианстве великую, отчасти даже величайшую проблему человеческого развития. Помимо лекций на религиозные темы, на которые собираются обыкновенно лишь лица одинакового образа мыслей, мы замечаем, что вообще в Германии с каждым днем становится все сильнее и сильнее жажда более близкого ознакомления с содержанием и значением христианства. Разве не является, напр., важным симптомом то, что А. Гарнак имел возможность говорят в Берлине о сущности христианства перед аудиторией, состоявшей почти из 600 студентов всех факультетов. Такое же знамение времени составляет и появление в свет размышлений и исследований об учении Иисуса, написанных Чэмберлэном, известным автором основных течений XII века. Сюда же следует отнести также и тот интерес, который был проявлен сначала германским императором, а за ним и всей Германией к лекциям Делича о «Вавилоне и библии».

 

«Public Domain»,  1908

Переиздание в современной орфографии

 

 

В южной части Рима, по ею сторону стены, расположена круглая церковь, называемая Сан-Стефано-Ротондо. В древности она представляла собою, по всей вероятности, здание рынка, впоследствии же превратилась в своего рода памятник всем христианским мученикам, погибшим в Риме. Куда бы мы ни обратили взоры в этой обширной церкви, повсюду мы увидим на стенах изображения страданий мучеников, самые стены кажутся насквозь пропитанными кровью, это настоящая Голгофа христианской веры, созданная фантазией древнего христианства, которая была одинаково неумеренна, как по части пыток мучеников, так и по части адских мук. Эти картины, эти изображения на стенах здания, созданного язычеством, кажутся как бы триумфом религии страдания над городом дела, над древним Римом. И так повсюду в Риме язычество перемешано с христианством. В амфитеатре Флавиев мы как бы воочию видим фигуры христиан, отданных в жертву диким зверям, в темнице у подножия Капитолия, по преданию, был заключен Петр, в церкви св. Цецилии в Трастевере лежит чудная фигура св. Цецилии с зияющей раной на девственной шее в той же позе, в какой в 1599 году, по преданию, её труп был найден в катакомбах.

 

А самые катакомбы! Как много говорит история этих подземелий даже такому человеку, который, подобно автору этих строк, получал сведения о ней из уст иезуитов! Разве слово «мученик», сопровождающее там внизу на стенах имена стольких борцов за веру, не оставляет надолго следа в сердце? Слишком легкомыслен должен был бы быть тот человек, который, поднявшись из тьмы подземелий на свет, не унес бы с собой благоговейного чувства по отношению к величию истории, рассказанной ему этими гробами, образами и изречениями, – который не пришел бы к сознанию, что подземный Рим, Roma sotterranea, так же велик, как и вечный город, расположенный над ним. Однако, как бы справедливы ни были эти впечатления, тем не менее они не должны влиять  на  наш  исторический  приговор.  Потоки  крови,  которые,  согласно  исторической традиции, наполняют три первые века христианской эры, в лучшем случае представляют создание  легенды.  Благочестивое  сказание  изукрасило  историю  страданий  христианства бесчисленными изображениями, которые, взятые все вместе, предполагают действительно панораму ужасов христианской церкви.

 

Неутомимая литературная деятельность древнего христианства, с которой мы уже отчасти познакомились, стремилась путем этих, постоянно повторяющихся изображений, разрисованных самыми кровавыми красками, поддерживать память о героях веры, возбуждать воодушевление, держать раны постоянно открытыми. С неимоверным прилежанием вот уже более 250 лет иезуиты собирают и издают, так называемые, «Деяния святых». Однако, историческое исследование уже давно разделило этот запутанный, с виду непрерывный ряд картин, восстановило нужные промежутки и сумело удалить из галлереи произведения фантазии и ночных страхов. И этим, как и в других случаях, оно не только разрушало, оно и созидало. Слава верующих ничего не утратила от того, что с изображения было стерто несколько лишних пятен крови, и образы отдельных мучеников стали для нас от этого лишь яснее. Оставим, поэтому, совершенно в стороне эти ужасающие картины старого стиля или рассчитанные на эффект произведения современной живописи, как, например, «живые факелы Нерона».

 

Что гонения на христиан со стороны римского государства во многих случаях, хотя и не всегда, слишком преувеличены в древних известиях, что римские императоры, которым приписываются подобные преследования христиан, не все поголовно были извергами и людьми, погрязшими в грехах, – об этом уже мы знали давно; но всего 13 лет тому назад творцом современных взглядов на государственное право Рима,  Т. Моммзеном, издано сочинение. дающее настолько подробное описание правового положения христиан в римском государстве, что все другие книги, трактующие об этом вопросе, рядом с книгой Моммзена не имеют уже более никакого значения. Благодаря этому его исследованию, снова всплыла на свет та истина, что из императоров лишь очень немногие действительно стремились к интенсивному преследованию христиан, что в большинстве случаев эти преследования были вызваны произволом отдельных наместников. Это же исследование Моммзена окончательно выяснило также те затруднения, которые христиане создавали для своих судей, и те причины, которые непосредственно, вызывали преследования со стороны властей.

 

Первоначально римская община требовала от своих граждан римской веры. Бог и государство в древности большей частью совпадают; нельзя пренебрегать богами отцов. Все должны были приносить жертвы этим богам; в случае же неисполнения этого, виновный подвергался наказанию именно за самый факт неисполнения, а не за основную причину его, так-что христианин привлекался в суду не за то, что он был христианин, а за то, что он не оказал почестей богам. Впрочем, так как христиане, как таковые, отрицали этот культ, так как слово «христианин» сделалось синонимом слова «враг жертвоприношений», то с течением времени  и  самое  имя  христианина  сделалось  достаточным  для  возбуждения  обвинения. Однако, Рим уже в последние годы республики сделался сборным местом всевозможных народов и религий. Чтобы дать возможность этому чуждому элменту выполнять предписания собственной религии, в число оффициальных богов были приняты новые божества, и новые граждане могли, таким образом, выполнять свои гражданские обязанности, не нарушая в то же время родного культа. Однако, гражданам не было разрешено почитать недопущенные божества, римлянин не мог поклоняться, например, национальному богу кельтов. Впрочем, с течением времени было введено вполне свободное исповедание иностранных культов, если только они не противоречили нравам.

 

Исключение составляли лишь монотеисты – идеи и христиане. Они, по античному языческому воззрению, были безбожники, и римлянин, принявший их веру, подлежал наказанию. Если бы он, наряду с другими богами, почитал и Христа, – что впрочем уже исключалось самой природой вещей, – то к нему труднее было бы придраться, но исключительность самой религия уже влекла за собою наказание за безбожие. Поэтому-то в первую голову наказаниям и подверглись сами римляне. С иудеями дело обстояло существенно иначе, чем с христианами. Хотя государство, согласно своим установлениям, принципиально не могло терпеть ни тех, ни других, тем не менее для иудеев оно делало исключение. Иудейство по существу покоилось на национальной основе и было ограничено в своем распространении, так что нельзя было опасаться его успеха в массах. Иудей, таким образом, не был вынужден поклоняться римскому обычаю, приносить жертвы гению императора; впоследствии даже из уважения к его религии из иерусалимского храма была снова удалена статуя императора. Христианин же, после падения Иерусалима, совершенно отрешившийся от евреев, не встречал такого покровительства; как «безбожник» он до известной степени висел в воздухе, и от него требовалось выполнение всех обязанностей государственно-гражданского культа.

 

Власть, которая в большинстве случаев пользовалась, так называемым, коэрцитивным правом, т. е. правом высших чиновников водворять порядок и предупреждать нарушение общественного спокойствия, не находила подходящей законодательной нормы и установленного наказания. Она вовсе не думала выслеживать подозрительных людей и привлекать их в суду, она сама выжидала обвинения, по крайней мере, так было до больших преследований христиан при императоре Деции. Кто заявлял, что он не христианин или уже более не христианин, тот не подвергался наказанию. Однако, чем больше чуждого элемента проникало в Рим, чем слабее делалось национальное чувство, тем менее разрушительно могло действовать само по себе христианство; оно в религиозной области выражало лишь то, что уже осуществилось в области политической. Тем не менее остатки старого национального чувства и фанатизм масс не позволяли отрываться от государственной религии. Впервые лишь такие жестокие люди, как, достойный в других отношениях, Деций, обратились на путь энергичных и последовательных гонений; не фанатики среди христиан, как, например, Ориген, открыто признают, что христиан, которые действительно умерли за веру, можно легко пересчитать. Но все-таки положение христиан было весьма плачевно и крайне принижено; предоставленные произволу наместников, которые, хотя и предпочитали спокойствие громким процессам, но вынуждены были уступать крикам черни, предоставленные произволу наказаний, – они были и оставались бесправными. Посмотрим же, каково было отношение к ним до первых общих эдкитов о веротерпимости.

 

Мы не имеем надобности распространяться здесь о первых преследованиях со стороны иудеев, так как об этом достаточно подробно рассказано в библии. Тем не менее эта ненависть иудейства в молодому учению имела существенное значение. Иудеи знали правила христианства или, по крайней мере, казались знатоками их; они всячески интриговали и раздували ненависть против христианских общин, они придумывали самые безумные обвинения, будто христиане при своих обрядах пользуются детоубийством и кровосмешением, их рука видна также и в гонениях Нерона. Эти гонения давно уже страшно преувеличены. Нерон, изверг, матереубийца на троне цезарей, мог, конечно, направить всю ярость своей зверской натуры против христиан, имя его, казалось, неразрывно связано с проклятием первого жестокого врага учеников Христа. Нерон, однако, никогда и не думал преследовать христиан, как таковых. Он хотел лишь снять с себя все распространявшееся обвинение в поджоге Рима и старался перенести его на христиан. Некоторые из христиан были привлечены к суду, они оговорили других, и расследование, по довольно неясному свидетельству Тацита, привело к уликам не столько в поджогах, сколько в ненависти к людям. В самом деле тихое, далекое от какого-либо участия в общественной жизни поведение христиан, ожидание ими гибели мира были всегда глубоко противны язычникам. Первое казалось им отвратительным ханжеством, второе сумасшествием или отсутствием любви к отечеству; и хотя глубокомысленному Тациту и была ясна невиновность их в пожаре Рима, но кажущаяся ненависть в человеческому роду могла послужить какому-нибудь Нерону благоприятным поводом для обвинения. И когда затем он выступил против них, когда он бросал их, завернутых в шкуры диких зверей, на растерзание псам, когда он делал из них свои живые факелы, то народ попутно мог видеть в них зачинщиков разрушения. Но тем не менее это не было гонение против христиан в собственном смысле слова, гонение за веру.

 

Но вот пал Иерусалимский храм, христианство окончательно отделилось от иудейства. Оно делается воинственным, оно не желает более поклоняться зверю, апокалипсис Иоанна вызывает язычество на бой. Провинция Азия называла некогда Августа спасителем мира: христианство ставит на его место Господа Иисуса Христа; из Азии явилось обоготворение римских цезарей, приношение жертв гению императора: апокалипсис (2, 13) восхваляет мученика Антипу, убитого в Пергаме, «где живет сатана». Вскоре раздаются новые кровавые свидетельства. При Домициане в 95 году благородный консул Флавий Клемент и его жена Домицилла были казневы за «безбожие», т. е. за то, что они отпали от национальной веры высших кругов Рима, муж был убит, жена подверглась сожжению. Подобная же участь постигла тогда и многих других; но об общем гонении христиан в римском государстве вовсе еще нет речи; преследования ограничиваются лишь одним Римом. Насколько возможно было, смотрели сквозь пальцы; и лишь тогда, когда не было возможности поступить иначе, когда отдельные преступления казались слишком тяжкими, тогда принимались меры против христиан.