Харрис - Моральный Ландшафт

У народа Албании есть древняя традиция вендетты, которая называется «канун»: если мужчина совершает убийство, то семья жертвы может убить любого из его родственников мужского пола в качестве возмездия. Если мальчик имел несчастье оказаться сыном или братом убийцы, он должен проводить дни и ночи, скрываясь от родственников убитого, отказываясь от самого необходимого, от образования, медицинского обслуживания и удовольствий обычной жизни. Неизвестно, сколько албанских мужчин и мальчиков живут как заключенные в своих домах даже в наше время. Можем ли мы говорить, что албанцы руководствуются ложной моралью, организовав свое общество таким образом? Является ли их традиция кровавой вражды формой зла? Относятся ли их ценности к более низкому уровню развития, чем наши?

 

Большинство людей считают, что наука не может ставить и тем более отвечать на вопросы такого рода. Как мы вообще можем обсуждать в качестве научного факта, что один образ жизни лучше другого или более морален, чем другой? Чье определение «лучшего» или «морального» мы используем? В то время как многие ученые изучают эволюцию системы морали, а также стоящую за ней нейробиологическую структуру, цель их исследований заключается лишь в том, чтобы описать, как человеческие особи ведут себя и как думают. Разве кто-нибудь ждет, что наука скажет, как мы должны себя вести и как думать? Противоречия в сфере человеческих ценностей — это противоречия, о которых официальная наука не имеет собственного мнения.

 

Я бы утверждал, однако, что вопросы о ценностях — о смысле,системе морали и значимой цели в жизни — это вопросы о благополучии сознательных индивидуумов. Ценности, следовательно, переводятся в факты, которые могут быть поняты научно: это касается позитивных и негативных социальных эмоций, импульсов гнева, влияния конкретных законов и социальных институтов на человеческие взаимоотношения, нейрофизиологии счастья и страдания и т.д. Наиболее важные из этих фактов обязаны выходить за пределы культурных особенностей — просто как факты, касающиеся физического и душевного здоровья. Рак на холмах Новой Гвинеи — это такой же рак, как и где-либо еще; холера — такая же холера; шизофрения — такая же шизофрения; и я бы утверждал, что такими же являются и сострадание, и благополучие людей. И если имеются важные культурные различия в том, каким образом люди достигают процветания — если, например, имеются несочетающиеся, но равно эффективные способы вырастить счастливых, интеллектуальных и творческих детей, — эти различия также являются фактами, которые должны зависеть от организации человеческого мозга. В принципе, это поможет нам объяснить, как культура делает нас нами, — в контексте нейронауки и психологии. Чем лучше мы понимаем себя на уровне мозга, тем больше понимаем, что имеются правильные и неправильные ответы на вопросы о человеческих ценностях.

 

Карьера Пресс Москва, 2015 г.

ISBN 978-5-00074-071-2

 

 

Конечно, нам придется столкнуться с некоторыми давними разногласиями по поводу статуса моральной истины: люди, чье мировоззрение построено на религии, в целом верят, что моральная правда существует, но только потому, что Бог вплел ее в саму ткань реальности; в то время как те, кто не обладает такой верой в достаточной степени,склонны думать, что понятия о добре и зле должны быть продуктами эволюционного давления и культуры. Первая группа, говоря о «моральной истине», должна ссылаться на Бога, а вторая — говорить об обезьяньих инстинктах, культурных предрассудках и философской путанице. Моя цель заключается в том, чтобы убедить вас, что обе стороны в этом споре не правы. Эта книга должна побудить нас всех начать разговор о том, как моральная истина может быть понята в контексте науки.

 

В то время как аргументы, которые я высказываю в данной книге, заведомо являются противоречивыми, они базируются на одной, очень простой предпосылке: человеческое благополучие полностью зависит от событий в мире и от состояния человеческого мозга. Следовательно, должны быть и научные истины, чтобы описать эти зависимости. Более глубокое понимание этих истин вынудит нас проводить точное разделение между различными образами жизни в человеческом обществе, сравнивать один с другим, выносить суждение о том, какой из них лучше или хуже, какой более, а какой менее соответствует фактам, а также какой более этичен, а какой менее. Очевидно, что такое понимание поможет нам улучшить качество человеческой жизни — и именно здесь заканчиваются академические дебаты и появляется выбор, оказывающий влияние на миллионы людей.

 

Я не предполагаю, что наука гарантированно разрешит все моральные противоречия. Различия во мнениях все равно останутся, но мнения будут все более и более ограничиваться фактами. Важно понимать,что наша неспособность ответить на вопрос ничего не говорит о том, имеет ли вопрос ответ: сколько человек было укушено комарами за последние 60 секунд? сколько из этих людей заразились малярией? сколько из них в результате этого умрут? Учитывая технические трудности, ни одна команда ученых, вероятно, не сможет ответить на эти вопросы. И однако, мы знаем, что каждый из этих вопросов имеет простой числовой ответ. Обязывает ли нас наша неспособность собрать соответствующие данные уважать все мнения по поводу данных вопросов одинаково? Конечно же нет. Точно также наша неспособность разрешить определенные моральные дилеммы не предполагает, что все конкурирующие ответы на них являются одинаково обоснованными. По моему опыту, источником значительной путаницы в области морали является то, что люди — ошибочно — принимают выражение «нет ответа на практике» за выражение «нет ответа в принципе».

 

Например, в двадцать одном американском штате до сих пор законодательно разрешены телесные наказания в школах. Преподавателям действительно легально разрешается бить ребенка деревянной палкой, достаточно твердой, чтобы оставить синяки и даже содрать кожу. Сотни тысяч детей подвергаются таким экзекуциям каждый год, почти исключительно на юге страны. Нет необходимости говорить, что обоснование такого поведения определенно является религиозным: ибо сам создатель вселенной сказал, чтобы мы не обходились без телесного наказания, дабы не испортить ребенка (Притчи 13: 24,20: 30 и 23: 13-14). Однако если мы действительно озабочены человеческим благополучием и обращаемся с детьми подобным образом, чтобы способствовать их благополучию, то должны спросить, разумно ли подвергать маленьких мальчиков и девочек боли, ужасу и публичному унижению в качестве способа их когнитивного и эмоционального развития? Вы сомневаетесь в том, что этот вопрос имеет ответ? Вы сомневаетесь в том, что важно знать, как поступить правильно? Однако все исследования показывают, что телесные наказания — это ужасающая практика, которая приводит к еще большему насилию и социальной патологии — и, в свою очередь, к еще большей поддержке телесных наказаний.