Современное богословие
Если тема красоты как сущностного мира (peace) плотно примыкает к каждому моменту христианской истории, не уклоняясь в неопределенность, христианская красота едина с христианской истиной,а не с обманом, неискренним заманиванием, агрессией. Именно такой длительный богословский отчет о красоте — задача данной книги, и его сопровождает убеждение, что христианская традиция содержит понимание присущей ей красоты: такое, при котором мысль о красоте и мысль о бесконечности однозначно совпадают.
Дэвид Харт - Красота Бесконечного - Эстетика христианской истины
Серия «Современное богословие»
М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2010. — xviii + 673 с.
Перевод А. Лукьянова
Дэвид Харт - Красота Бесконечного - Эстетика христианской истины - Содержание
Введение
- I. Вопрос
- II. Используемые термины
- III. Красота
- IV. Последние замечания
Часть 1 Дионис против Распятого. Насилие метафизики и метафизика насилия
- I. Город и пустыни
- II. Завеса возвышенного
- III. Воля к власти
- IV. Завет света
Часть 2 Красота бесконечного. Dogmatica minora
-
I. Троица
-
1. Христианское понимание красоты возникает не только естественно, но и необходимо из христианского понимания Бога как перихорезы любви, динамической неотъемлемости друг от друга трех божественных Лиц, чья жизнь есть вечное единение, в котором друг с другом разделяют внимание, наслаждение, дружбу, празднование и радость.
- i. Божественная Апатэйя
- ii. Божественное содружество
- iii. Божественная радость
-
2. Христианское понимание различия и дистанции (расстояния) сформировано учением о Троице, в котором богословие обнаруживает, что истинная форма различия есть мир, а расстояния – красота.
- i. Божественное различие
- ii. Божественное совершенство
-
3. В христианском Боге бесконечность видится как прекрасное, и потому ее можно пройти и понять лишь посредством прекрасного.
- i. Порыв желания
- ii. Неизменная красота
- iii. Зеркало бесконечного
- iv. Бесконечный мир
-
4. Бесконечное – это прекрасное, потому что Бог – это Троица; а, поскольку всякое бытие принадлежит к Божьей бесконечности, христианская онтология возникает в рамках богословской эстетики и по сути принадлежит ей.
- i. Бог и бытие
- ii. Бог за пределами бытия
- iii. Analogia Entis
-
1. Христианское понимание красоты возникает не только естественно, но и необходимо из христианского понимания Бога как перихорезы любви, динамической неотъемлемости друг от друга трех божественных Лиц, чья жизнь есть вечное единение, в котором друг с другом разделяют внимание, наслаждение, дружбу, празднование и радость.
-
II. Творение
-
1. Благодатное Божье действие в творении изначально принадлежит к радости, наслаждению, заботе, которыми извечно живет Троица, – как направленное вовне и не-необходимое выражение этой любви; и поэтому творение прежде всего другого следует принимать как дар и красоту.
- i. Analogia Delectationis
- ii. Дар
- iii. Власть желания
-
2. Так как Бог есть Троица, сохраняющая всякое различие как мир (peace) и единство, божественную жизнь можно описывать как бесконечную музыку, а творение – как музыку, чьи интервалы, переходы и фразы объемлются вечной и триединой Божьей полифонией.
- i. Божественная тема
- ii. Божественный контрапункт
-
3. Поскольку Бог вечно выражает себя в своем Слове и обладает всей полнотой обращения и отклика и поскольку творение принадлежит Божьему самовыражению (как, на аналогическом расстоянии, дальнейшая артикуляция изобильного «красноречия» божественной любви), богословие может постигать творение как язык.
- i. Божественная экспрессия
- ii. Божественная риторика
- iii. Analogia Verbi
-
1. Благодатное Божье действие в творении изначально принадлежит к радости, наслаждению, заботе, которыми извечно живет Троица, – как направленное вовне и не-необходимое выражение этой любви; и поэтому творение прежде всего другого следует принимать как дар и красоту.
-
III. Спасение
-
1. Спасение осуществляется как восстановление человеческого образа во Христе, вечного образа Отца, образа, по которому вначале было сотворено человечество; следовательно, спасение состоит в восстановлении конкретной формы и в возвращении ее изначальной красоты.
- i. Форма дистанции
- ii. Христос-знак
- iii. «Что есть истина?»
- iv. Практическое осуществление образа.
-
2. Во Христе экономия насилия, присущая тотальности, преодолевается бесконечностью Божьего примирения, в той мере, в какой один порядок жертвоприношения преодолевается другим: приношение в жертву прекрасного заменяется жертвой, предлагающей себя как бесконечная красота.
- i. Экономия насилия.
- ii. Дар, который превосходит всякий долг
- iii. Утешения трагедии, ужасы Пасхи
-
1. Спасение осуществляется как восстановление человеческого образа во Христе, вечного образа Отца, образа, по которому вначале было сотворено человечество; следовательно, спасение состоит в восстановлении конкретной формы и в возвращении ее изначальной красоты.
-
IV. Эсхатон
-
Христианская эсхатология утверждает благость сотворенного различия, являет неотделимость божественной истины от красоты и показывает тотальность как нечто ложное и отмеченное достойной осуждения конечностью.
- i. Поверхность времени, свет вечности
- ii. Последний Адам
-
Христианская эсхатология утверждает благость сотворенного различия, являет неотделимость божественной истины от красоты и показывает тотальность как нечто ложное и отмеченное достойной осуждения конечностью.
Часть 3 Риторика без изъятия. Убеждение, тирания сумерек и язык мира
- I. Война убеждений
- II. Насилие герменевтики
- III. Оптика рынка
- IV. Дар мучеников
Дэвид Харт - Красота Бесконечного - Эстетика христианской истины - Содержание - Из книги
Царство приходит в историю, возможно, из будущего, но все-таки оно приходит в историю, вступая в нее в форме контристории, в форме ниспровергающей надежды, которая отказывается от безопасного ограждения тотальности ради неограниченной красоты бесконечного. Эсхатология раскрывает грядущее как горизонт надежды, объемлемый Божьей дистанцией, в той мере, в какой она расстается со всяким чисто спекулятивным идеализмом, со всяким поиском преемственности между историями, которые рассказывает человечество о своих метафизических родословных и о последнем порядке вещей, с тем чтобы переориентировать человечество на такой нарратив, который отдал бы как истоки, так и цели в руки трансцендентного Бога.
Эсхатологическое не подтверждает никакого мифа о прерогативах твари, не бросает никакого света на ее тайные генеалогии и забытые уделы; оно для каждой души - новая вещь, событие, которое может восстановить развертывание истории, но не является простым получением назад потерянной идентичности. В свете христианской эсхатологии не могло бы, кажется, быть ничего более чуждого церковной традиции, чем, например, мистицизм экхартовского типа, превращающий спасение попросту в возвращение души к своей изначальной самости (что становится образцом для известного рода идеализма); скорее христианская эсхатология говорит о появлении внутри истории возможности нового, подобного Христу Я, образа пребывающего за пределами «эго» нашего истинного Я, для которого мы созданы и к которому тянемся как к подлинной «сущности», коей мы еще никогда не обладали.
Эсхатологический свет (врывающийся в историю в момент Пасхи) разоблачает - и низлагает - миф онтологического насилия, но заодно и миф изначального Я, предшествующего повторению, предоставленного себе в вечном покое первобытной непосредственности. Наше бытие, опять же, есть онтический экстаз, пробуждающийся из ничтожества, приход ниоткуда и потому - суд в каждое мгновение. Царство приходит как приговор нашим притязаниям на власть, нашей самодостаточности и мнимой суверенности.
История Христа и Церкви - как присутствие конца здесь и теперь - может смещать, изменять или оставлять без внимания другие истории либо вбирать их в себя посредством актов примирения и пересказа, но она не будет завершением других историй; она есть слово, приходящее к нам из того божественного грядущего, которое не вовлекается в мифологии прошлого и даже в мифологии «предопределенной» конечной цели. Эсхатологическое - и это можно было бы доказать - являет даже библейский нарратив творения (которое есть именно творение, а не мифическое порождение, и потому всегда обращено к благим Божьим целям, а не укоренено этиологически в космическом или божественном процессе) - как уже прорыв сквозь всякую самовозвеличивающую сагу об истоках, сквозь всякий миф первобытной автохтонности, сквозь всякую таксономию, которая «размещает» личности в пределах иерархии тотальности.
Царство - это суд, постигающий все вещи в их конкретной отдельности, поэтому оно окончательно низлагает тиранию всеобщего; оно раскрывает все вещи как уникальные моменты внутри славы бесконечного. Вот почему эсхатологическое есть истинная форма справедливости: будучи языком суда, оно оказывается также утверждением «бесконечности» единичного, всякого другого - благости «дурного» бесконечного. Часто именно тогда, когда сопротивляются абсолютному притязанию эсхатологического (с целью предпочесть «реализм» «среднего»), пренебрегают настоящим благом, а требование справедливости со стороны единичного теряется среди нужд благоразумия. Отвернуться от эсхатологического - значит замкнуть настоящее в экономии, значит от радикального события суда уйти к укорененной стабильности установлений, смириться с теми ограничивающими мерами, которые игнорируют зов - и угрозу - бесконечного; забыть, что через воскрешение Распятого эсхатологический приговор уже был вынесен в пределах истории, - значит сопротивляться анархии милосердия.
На Эсхатосе смотрите также модуль к BibleQute здесь
12/04/2013
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
Комментарии
Переведчик просто герой...
Переведчик просто герой...