Хеллер - Творческий конфликт

В каждом историческом периоде драма взаимоотношений науки и религии разыгрывается на широком общественно-культурном фоне. Со времени, когда я писал эссе, вошедшие в книгу Творческий конфликт, в общественно-культурных отношениях нашей части света произошли большие изменения. Я имею в виду возрастание иррациональных тенденций. Существует множество разнообразных причин и симптомов этого явления, однако, здесь я не могу их анализировать. Во всяком случае, в результате этих перемен произошло нечто неожиданное: защищаясь от наплыва иррациональных элементов, которые проникают в науку и которые стремятся вытеснить религию, религия и наука оказались в одном и том же "лагере". Пусть этот новый, русский перевод моей книги станет орудием, которое укрепит общие усилия, предпринимаемые наукой и религией для того, чтобы человечество могло сохранить свои величайшие ценности.

Учёных, поощряющих диалог между религией и наукой, можно разделить на представителей естественных наук и философов, при этом они практикуют два совершенно разных стиля исследования. Члены первой группы свободно владеют математическим формализмом новых научных теорий, но при попытке определить философское значение этих теорий их комментарии очень часто становятся наивными и непрофессиональными. Представители второй группы обычно фокусируют внимание на методологических принципах и логических отличиях, почерпнув представление о сути научных процедур в основном из популярных сообщений о новых открытиях в физике или биологии.

 

Есть лишь несколько современных авторов, обладающих достаточным профессионализмом, чтобы использовать научный язык новейшей математики и компетентно судить, например, о различиях в понимании зла у Блаженного Августина и Фомы Аквинского. По сведениям историков, Лейбниц был последним интеллектуальным авторитетом, обладавшим целостной картиной знания своей эпохи. Именно он мечтал о mathesis universalis — универсальном математизированном языке, на котором можно было бы сформулировать и решить все философские проблемы. Профессор Михаил Хеллер не разделяет старой лейбницевской мечты, так как ему слишком хорошо известны выводы из теоремы неполноты Курта Гёделя, исключающие возможность найти нетривиальную логическую систему, в которой все вопросы получили бы ответы. Тем не менее оригинальный вклад Хеллера встретил одобрение и в физике, и в онтологии. Его труды можно найти не только в таких научных периодических изданиях, как Journal of Mathematical Physics или General Relativity and Gravitation, но и в философских изданиях Festschrifts, посвященных Витгенштейну или Тейяру де Шардену.

 

В ходе занятий физикой автор «Творческого конфликта» организовал в Кракове группу талантливых молодых сотрудников, начавших свои совместные исследования с обсуждения проблемы начальной сингулярности в космологических моделях. Именно эта проблема положила начало длительным дебатам на тему, можно ли считать начальную космологическую сингулярность абсолютным нулём времени. В процессе этого исследования профессор Хеллер использует некоммутативные геометрии как новый язык, на котором можно описывать как квантовые, так и космологические явления, создавая новую платформу для единства в физике. В философии он развивает оригинальные идеи, представляющие новую версию платоновской онтологии: рациональная структура реальности, которую можно описать на языке математики, видится ему намного более важной, нежели физический субстрат. Соответственно, в своей онтологической версии так называемой формальной теории поля он доказывает, что мир наблюдаемых физических параметров принадлежит к сфере платоновских теней, в то время как сущность реальности состоит из абстрактных отношений и формальных структур, описать которые можно только на языке высшей математики.

 

Увлечение Михаила Хеллера религией началось в Сибири, где, ребёнком, он пребывал в ссылке вместе со своей семьёй во время Второй мировой войны. Сразу по окончании войны его семья жила в восточной части Польши, занятой в сентябре 1939 г. не фашистами, а Советской армией. Родившись в 1936 г., он возвратился в родную Польшу после войны, когда ему было 9 лет. Борьба за выживание в суровых условиях сибирской жизни вкупе с личным переживанием важности религии в таких условиях направили внимание мальчика на религиозные вопросы. Он знал, что многим людям удалось выжить в чрезвычайных условиях сибирской обстановки только благодаря тому, что в молитве они черпали и духовную силу, и волю к жизни. По возвращении в Польшу его главной мечтой было стать священником и помогать людям в нахождении решений по самым основным жизненным проблемам.

 

Наука стала его вторым интеллектуальным увлечением. После священнического рукоположения, изучая философию в Католическом университете Люблина, он постепенно выработал свой собственный стиль занятий философией в междисциплинарном диалоге с современной наукой. Его интересы сосредоточились вокруг таких вопросов, как происхождение Вселенной, космическая эволюция, природа времени, существование математических объектов и предпосылки использования математики в описании физических процессов. Тесная связь с ведущими учёными, и собственная творческая деятельность вскоре принесли ему известность как одного из лучших европейских космологов и выдающегося философа, стремящегося к постоянному развитию философии в контексте новых научных открытий.

 

Попытка Хеллера развивать диалог между наукой и религией пришлась на специфическое время тоталитарной системы, когда в качестве единственной «научной философии» официально признавался марксизм. Идеологическая поддержка философских систем очень часто даёт противоположный результат: вырабатывание скептического недоверия к ним. Такое же полное недоверие проявляли по отношению к марксизму польские учёные. Когда деятели Коммунистической партии критиковали генетику и кибернетику как лженауки, а интерпретация квантовой механики, принадлежащая Нильсу Бору, отвергалась советскими академиками как реакционная, естественно было встретить среди польских учёных открытость по отношению к тем философским выводам из научных теорий, которые делались без идеологической предвзятости. В это время церковь создавала атмосферу свободы, в которой свободно обсуждались альтернативные марксистским интерпретации научных открытий.