Современная ситуация мира и человечества несет кризисные и катастрофические черты. Сегодня с этим никто не спорит: подобный взгляд не только утверждается в оценках экспертов, но и успел прочно закрепиться в массовом сознании. К примеру, по данным социологических опросов, в России в 1999 г. 59% граждан считали обстановку в стране и мире «катастрофической», 32% — «кризисной», и только 8% — «нормальной». Разумеется, такая ситуация требует анализа и осмысления на многих уровнях.
Для философского и религиозного сознания на первом месте стоит вопрос о природе и истоках ситуации: на каком уровне реальности, в какой сфере явлений лежат ее корни, ее порождающие факторы? Задавшись этим вопросом, философ вскоре обнаруживает существенную новую особенность. Как всегда привычно считалось, глобальные кризисные и катастрофические явления, потрясения, катаклизмы по своим истокам носят двоякий характер: эти истоки могут лежать в окружающей среде (как в случае стихийных бедствий, эпидемий и т.п.) или же в обществе, в сфере социума (как в случае войн, крушений царств, народных смут). В корнях сегодняшнего кризиса также, несомненно, присутствуют и природные факторы (экологические и прочие), и социальные (цивилизационные напряжения, этнические и конфессиональные конфликты), однако они уже не являются главными и определяющими.
Взглянем, к примеру, на визитную карточку наших дней, самоубийственный терроризм: это — определенный вид самоубийства, суицидальная антропологическая практика; и по его существу, этот феномен нельзя отнести ни к природным, ни к социальным, он — прежде всего антропологичен. Это же можно сказать обо всех практиках трансгрессии, широко распространенных сегодня, и о многих других кризисных явлениях новейшей эпохи. Глобальный кризис обретает новую природу — антропологическую, и его истоки надо искать на антропологическом уровне, в процессах, происходящих с человеком. Эти процессы ныне приобретают решающую роль в глобальных явлениях, в мировой ситуации и динамике — ибо они приняли характер резких и радикальных перемен и уже не могут считаться вторичными следствиями социальных, либо исторических процессов.
Хоружий Сергей - Очерки синергийной антропологии
М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2005. 408 с.
ISBN 5-94242-014-9
Хоружий Сергей - Очерки синергийной антропологии - Содержание
О ПРЕДМЕТЕ КНИГИ
СУТЬ ДЕЛА
-
ЧЕЛОВЕК: СУЩЕЕ, ТРОЯКО РАЗМЫКАЮЩЕЕ СЕБЯ
- Конституция онтологической Границы
- Конституция онтической Границы
- Конституция виртуальной Границы
- Граница в целом: отношения ареалов и гибридные топики
- Заключение: сценарии эволюции Границы
-
ШЕСТЬ ИНТЕНЦИЙНА БЫТИЙНУЮ АЛЬТЕРНАТИВУ
- 1. Альтернатива как она есть
- 2. Альтернатива из сего дня
- 3. Азбука идентичности
- 4. Мытарства идентичности
- 5. Пластичность человека в пределе и беспределе
- 6. Эвтанасия
ТРИ РАЗГОВОРА (Интермедия)
- ПРАКТИКА СЕБЯ (Разговор с Татьяной Иенсен 3 октября 2000 г.)
- НОВАЯ АНТРОПОЛОГИЯ (Разговор с Александром Гордоном 27 октября 2003 г.)
- СУДЬБА АДАМА И СУДЬБА ИВАНА (Разговор с Сергеем Шаповалом 19 февраля 2005 г.)
УГЛУБЛЕНИЯ И РАЗВЕТВЛЕНИЯ
- ФЕНОМЕН ПРАВОСЛАВНОЙ АСКЕЗЫ КАК МЕЖДИСЦИПЛИНАРНАЯ ПРОБЛЕМА
- ИСИХАСТСКАЯ ДИАЛЕКТИКА СМЕРТИ
- О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ СУФИЙСКОЙ ПРАКТИКИ
-
ГЛОБАЛЬНАЯ ДИНАМИКА УНИВЕРСУМА И ДУХОВНАЯ ПРАКТИКА ЧЕЛОВЕКА
- I. Христианский Универсум: человек, природа, (онто)динамика
- II. Глобальная динамика обожения и технологические факторы
- ВЫГОТСКИЙ, ФЛОРЕНСКИЙ И ИСИХАЗМ В ПРОБЛЕМЕ ФОРМИРОВАНИЯ СОВРЕМЕННОЙ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ
-
ГЕРМЕНЕВТИКА ТЕЛЕСНОСТИ В ДУХОВНЫХ ТРАДИЦИЯХ И СОВРЕМЕННЫХ ПРАКТИКАХ СЕБЯ
- 0. Методологическая преамбула
- 1. Универсальные элементы герменевтики телесности
- 2. «Тело — трагический инструмент»: герменевтика телесности в духовных традициях
- 3. Тело и притяжение предела: герменевтика телесности в современных практиках себя
- АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ И СТРАТЕГИИ В КУЛЬТУРНОЙ ДИНАМИКЕ СОВРЕМЕННОСТИ
- ШКОЛА — ТРАДИЦИЯ — ТРАНСЛЯЦИЯ: ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА В АНТРОПОЛОГИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ
- ГЛОБАЛИСТИКА И АНТРОПОЛОГИЯ
Summary
Contents
Хоружий Сергей - Очерки синергийной антропологии - О предмете книги
Нельзя не впасть к концу как в ересь,
В неслыханную простоту
В этой книге нигде не разъясняется и не обсуждается, что такое синергийная антропология, и даже сами эти слова можно встретить, если не ошибаюсь, всего в одном из вошедших в нее текстов. Читатель вправе спросить: а отчего тогда книга называется так, как она называется? и что вообще такое «синергийная антропология»? Автор не станет спорить с тем, что книге философской или научной надлежит определить свой предмет; однако напомнит, что определение может быть разным. Для начала можно считать, что предмет книги определяется бесхитростным способом предъявления, показа: «все то, что говорится в этой книге, взятое вместе и есть синергийная антропология». Хотя этот способ по-своему корректен, он, мягко говоря, не очень информативен. Но, разумеется, не случайно и не по лености мы не дали в книге никакого более внятного и содержательного определения. Предмет обладает своей спецификой, которая видна не сразу; и собственно лишь когда есть книга, заключающая в себе хотя бы все его основные, конститутивные элементы и измерения, — на ее фундаменте можно пытаться надстроить мета-дискурс определения.
Каким же он будет? Сначала мы, казалось бы, не усматриваем никакой особой специфики или сложности. Собранные здесь тексты, написанные за последние 4–5 лет, определяют свои задачи и свой предмет простым и вполне понятным образом. От исследований исихазма, духовной практики Православия, они продвигаются к изучению духовной практики как таковой — чтобы в результате реконструировать общую «парадигму духовной практики» как определенного антропологического феномена. Затем совершается следующий шаг обобщения: усмотрев в духовной практике некий род «предельных антропологических проявлений», мы делаем вывод об определяющей роли подобных проявлений в конституции Человека и ставим задачу описания и изучения всей их совокупности, которой даем название «Антропологической Границы».
Возникает и решение этой задачи или точнее первые этапы решения: мы описываем общее строение Антропологической Границы, обнаруживая, что Границу образуют три главные области или «топики», онтологическая, онтическая и виртуальная, которые к тому же способны взаимно перекрываться, дополнительно образуя три смешанные, или «гибридные» топики. Общий характер всей этой работы и ее результатов ясен и очевиден: работа начиналась с междисциплинарного (богословского, философского, психологического) изучения конкретных антропологических феноменов — на их материале вводила новые принципы и установки — а те, в свою очередь, давали возможность существенно расширить поле анализа: вообще говоря, до пределов феномена Человека в целом. На этом последнем этапе, принимая характер речи о Человеке в целом, базируясь на новых принципах и установках, работа уже, очевидно, представляла собой некое новое направление в междисциплинарных антропологических исследованиях.
Наряду с этим, выдвигая новый род дефиниции Человека посредством Антропологической Границы и предлагая определенные методы трактовки антропологических проблем на базе этой дефиниции, результаты работы могли рассматриваться и как основа или, по крайней мере, зерно, зачаток некоторой модели Человека. Всей этой серии разработок усваивается имя “синергийная антропология” – от византийского богословского понятия синергии, означающего гармоническое сообразование-соработничество двух энергий, Божественной и человеческой, принадлежащих разным порядкам бытия. Этим понятием схвачен был специфический паттерн размыкания, лежащий в основе конституции Человека и его идентичности; и для всей указанной серии парадигма синергии играет ключевую роль. Что же до искомого определения, вывод вполне однозначен: синергийная антропология есть определенное направление антропологических исследований, развивающееся постепенно в цельную антропологическую модель.
Все так, и все же это пока еще слишком внешняя, поверхностная характеристика возникающего предмета. Такие формулы как «научное направление», пусть и междисциплинарное, как «модель Человека», неполно и не совсем верно передают эпистемологическую ситуацию. Они отвечают традиционной парадигме научного исследования определенной предметной сферы, изучения определенных объектов — субъект-объектной эпистемологической парадигме; но Человек, хотя и может рассматриваться как «изучаемый объект», однако подобное его рассмотрение далеко от адекватности и полноты. Речь о Человеке должна учитывать, что Человек выступает для нее не только в пассивном залоге, как «изучаемое», но и в активном, как «(само)изучающее», принципиально не являющееся объектом, предметом, само предъявляющее и выражающее себя — исключительно себе же, в полном отсутствии какой-либо внеположной инстанции выражения и дискурса. Речь о Человеке ведет сам Человек, модель Человека строит Человек же — и это, как в старину выражались, дьявольская разница!
Разница сказывается во многом и многом, но в первую очередь, именно в эпистемологической ситуации. Можно сказать, что в активном залоге Человек есть способ своего само-означивающего саморазвертывания: когнитивная машина, дискурс, эпистема... и прочее в этом роде. Из ряда терминов именно эпистема представляется наиболее пригодной в качестве основного, опорного: она наиболее полнообъемно охватывает реальность «Человека в (ауто)активном залоге», учитывая и полагание им культурно-исторических измерений. Но мы еще должны учесть и аспект диахроничности, сменяемости эпистем; и тогда скажем, что Человек в активном залоге — эпистемопорождающий центр, топос. Возникает неизбежный герменевтический круг: речь (Человека) о Человеке, или «антропология», должна, избегая объективации Человека, быть существенно имманентной речью, реализующей его собственную эпистему, ту, которая есть — он сам. Это подсказывает, что антропология, подобно феноменологии, должна тяготеть к тому, чтобы быть более «методом», антропологической или антропологически фундированной эпистемой, чем «наукой», частной дисциплиной в ряду других. И можно заметить, что не только «направление антропологических исследований» или «модель Человека», но и сама «философская антропология» как таковая, как «наука о Человеке», отнюдь не обнаруживает такого тяготения; она игнорирует указанный герменевтический круг, не исходит из эпистемической природы Человека и впадает в его объективацию.
Как видим, наш малый, частный вопрос о том, что такое синергийная антропология, быстро выводит к вопросу предельной общности: что такое антропология? Не дерзая, однако, погружаться в него, мы ограничимся лишь сделанным замечанием; оно уже помогает продвинуться в понимании синергийной антропологии. Чтобы увидеть иные, новые стороны ее природы, мы должны взглянуть, насколько она передает или способна передать эпистемическую природу Человека — которая, согласно замечанию, должна передаваться не столько идейными положениями, сколько эпистемологическими чертами, чертами внутренней структуры и метода. Каковы же главнейшие из этих черт?
Синергийная антропология основана на конститутивных принципах энергийности и предельности, это «энергийная предельная антропология». Первый из этих принципов имплицирует ее отказ от эссенциального дискурса классической европейской антропологии, отказ характеризовать Человека посредством отвлеченных сущностей. Как мы уже говорили, антропологическая реальность здесь описывается в терминах «проявлений», и это значит — в дискурсе энергии, бытия-действия, который, в частности, включает в себя и дискурс актов, деятельностный. Очевидным образом, такой антропологический дискурс наиболее адекватен и приспособлен для репрезентации «Человека в активном залоге», Человека, саморазвертывающегося и самореализующегося как эпистемопорождающий топос. Что же касается второго принципа, то он продвигает нас еще далее в этом направлении, указывая конкретный путь развития синергийной антропологии в антропологически фундированную эпистему.
Утверждая определяющую роль предельных антропологических проявлений (т.е.Антропологической Границы), принцип предельности имплицирует, тем самым, что любой дискурс, связанный с антропологической реальностью, априори может быть неким образом соотнесен с Границей и затем может быть переосмыслен и переформулирован на базе своего отношения к Границе — так что в итоге вся совокупность таких дискурсов будет организована в определенную единую эпистему (очевидно, антропологически фундированную), а сам принцип предельности предстанет как конструктивный принцип этой эпистемы. Как увидит читатель, тексты, собранные в последнем разделе книги, реализуют эту априорную возможность для ряда сфер антропологической реальности, ряда дискурсов, связанных с Человеком (дискурсы соматики, художественных практик, глобалистики и др.); и в этих конкретных разработках отчасти возникает и эпистемологический инструментарий для общего подхода к проблеме.
Сама же синергийная антропология, как сказано, предстает на этом пути как метод, как методологический принцип, антропологически фундированная эпистема... Очевидна связь этого второго ее определения (покамест лишь перспективного) с начальным, прямолинейным: синергийная антропология как «модель Человека» доставляет почву, служит феноменальной базой для синергийной антропологии как эпистемы. И здесь время перейти от внутренних дефиниций к внешним, увидеть синергийную антропологию в ситуации и в контексте. Надо напомнить и подчеркнуть, что подходы, выходы к антропологически фундированной эпистеме сегодня в повестке дня во многих предметных областях. Это — одно из основных русл уже вполне отчетливого «антропологического поворота», что происходит в современной гуманитарной мысли.
Синергийная антропология может видеться как некий ручей или ручеек в этом широком русле актуального эпистемологического движения; и в этом качестве, она имеет свои отличия. Она представляет «Человека Топического», предельно плюралистического и пластичного, являющего собою, если угодно, ансамбль существ, конституируемых разными топиками Границы: существ радикально различных и, весьма рискованным, опасным образом, вовсе не сообразованных и не согласованных меж собой. Репрезентируясь как эпистема, она сохраняет эти свойства, так что должна возникнуть также предельно плюралистическая и полифоническая «топическая» эпистема: тип интересный и необычный для европейской мысли, всегда старавшейся привести и эпистемологию, и антропологию в «стройное единство». Покамест, однако, эта эпистема разве едва намечена — и именно в этом направлении хотелось бы нам торить дальнейший путь синергийной антропологии.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
Комментарии
Дякую!
спасибо