Иоанн Кассиан - О постановлениях монастырских

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (+435), великий подвижник Востока и Запада, родился около 360 года в римской провинции Малая Скифия в благочестивой христианской семье. Он получил прекрасное классическое образование, превосходно владел латинским и греческим языками, однако ради служения Господу оставил открывавшееся пред ним блестящее светское поприще и принял монашество в Вифлеемском монастыре в Палестине около 388 года. Через два года Иоанн Кассиан, наслышанный об образе жизни и глубокой рассудительности египетских отцов, испросил благословение на путешествие-паломничество по египетским монастырям, чая «большей благодати совершенства». Странствуя по Великой пустыне около 10 лет, он посвящал все свое время, помимо собственно монашеского служения, встречам и беседам с прославленными египетскими аввами, запоминая и записывая бесценные рассказы о духовном опыте аскетов.

 

Оставив Египет, Кассиан отправился в Константинополь, где был радушно принят святым Иоанном Златоустом и рукоположен им в диакона в 400-м году...Вернувшись на Запад, он был посвящен в пресвитера и поселился в городе Мессалия (ныне Марсель) в Галлии, где основал, по образцам египетских и палестинских обителей, два монастыря, мужской и женский. Здесь же были написаны и два его богомудрых произведения: «О постановлениях монастырских» и «Собеседования египетских отцов», первое из которых мы и представляем ныне читателям. Труд преподобного Иоанна Кассиана «О постановлениях монастырских» описывает «устроение ангельского чина», свершившееся в монастырях палестинских и египетских, причем внимание акцентируется всегда на внутренней, духовной составляющей монашеского делания.

 

Такой взгляд на жизнь христианина, нам думается, был присущ и святителю Игнатию (Брянчанинову), поэтому из множества святых отцов он вкупе со своим знаменитым «Отечником» избрал для перевода этот труд преподобного Кассиана. Вот что он пишет Варфоломею, игумену Югской Дорофеевой пустыни, в марте 1841 года: «...после Пасхи, если Господь восхощет, желается приняться за перевод Кассиана Римлянина с латинского; у меня его сочинения, книга преполезная». В июльском письме того же года он сообщает: «...теперь с услаждением занимаюсь Кассианом, т.е. переводом его на российский язык... очень рад, если буду в состоянии отверзть некоторые сокровищницы духовные — доселе запечатанные — переводом... Драгоценнейшая монашеская книга!»

 

Перевод был закончен в 1842 году, однако издан не был и следы его затерялись. При подготовке очередного переиздания творений святителя Игнатия, выпускаемого нашим издательством, мы неожиданно узнали о том, что в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки хранится рукопись этого перевода. И вот теперь, спустя 174 года, он впервые публикуется. К сожалению, найденная рукопись обрывается на 188-й странице. Попытки найти продолжение ее не увенчались успехом. Поэтому, чтобы произведение было представлено читателю полностью, окончание труда преподобного Иоанна Кассиана мы публикуем по переводу епископа Петра (Екатериновского), выполненному в конце XIX века. Книга «О постановлениях монастырских» впервые выпускается на русском языке отдельным изданием и полностью.

 

М. : Правило веры, 2016. 384 с.

ISBN 978-5-94759-221-4

 

Послание с. Кастора, епископа Алтенского, к Домну Кассиану \вве Мессалийскому

Иоанна Кассиана пресвитера, красноречивейшего и древнейшего писателя предисловие к книгам о постановлениях монастырских к епископу Кастору

 

История Ветхого Завета повествует, что премудрейший Соломон, получив мудрость от Бога, необыкновенное благоразумие и широту сердца, подобную песку морскому неисчислимому; так, что, по свидетельству Господа, не появлялся никто ему подобный ни в предшествовавшие ему времена, ни появится в последующие, желая построить Господу оный великолепный храм, просил помощи у иноплеменного царя Тирского. Когда был прислан к нему Хирам, сын жены-вдовицы, то он, хотя и был движим и вполне вспомоществуем богодарованною премудростью к устроению как храма, так и священных сосудов, однако совершил все здание при заведовании и распоряжении Хирама (3 Цар., гл. 5). Если сей царь, превысший всех земных царей, благороднейшая и знаменитейшая отрасль израильского народа, превосходивший всех ученых и мудрецов Востока и Египта, не пренебрег советом мужа бедного и иноплеменного; то и ты, блаженнейший папа Кастор, наставленный сим примером, располагаясь построить истинный и разумный храм Богу, не из камней бесчувственных, но из собрания святых мужей, и желая посвятить Господу драгоценные сосуды, не металлические, не вылитые из множества золота и серебра, как после взял царь Вавилонский и назначил для увеселения своих князей и наложниц, но из душ святых, блистающих невинностью, правдою и непорочною чистотою, носящих Царя Христа, в них обитающего, — ты удостоил принять меня, недостаточного и по всем отношениям беднейшего, в участники такового дела.

 

Желая в епархии твоей, в коей нет монастырей, основать обитель по постановлениям Востока, в особенности же Египта; сам, будучи совершен в знании и во всех добродетелях, столько исполнен всех духовных богатств, что не токмо с избытком довольно твоего слова для ищущих совершенства, но даже достаточно одной твоей примерной жизни, — просишь и повелеваешь, чтобы я, неможствующий, скудный в слове и знании, представил какое-либо произведение бесплодного ума моего к удовлетворению твоего желания о постановлениях монастырских, соблюдение коих видел я в Египте и Палестине, так как оные там преданы были мне отцами, чтоб изложил я оные хотя неизысканным слогом, не стремясь за красотою речи, в чем ты сам особенно искусен, но простую жизнь святых излагая простым слогом для братии нового монастыря твоего. Сколько благочестивая ревность возбуждает меня повиноваться твоему желанию, столько смущают многочисленные препятствия и отклоняют от того, чему желаю повиноваться. Во-первых, по причине недостаточного достоинства в моем жительстве, не могу положиться с уверительностью, чтоб я был способен достойно обнять сердцем и умом предметы, столь возвышенные, столь темные, столь святые.

 

Во-вторых, будучи в продолжение стольких лет удален от их сообщества, от подражания их поведению, я уже не могу с точностью помнить то, что видел, или чему научился, или что покушался исполнить делом, находясь между ими от детства и возбуждаемый ежедневными увещеваниями и примерами, тем более что сущность сих предметов никак не может быть ни предана, ни постигнута, ни удержана в памяти праздным размышлением и учением посредством слов: она заключается в одной деятельной опытности. Невозможно учинить предания иначе, как заимствовать оное из собственной опытности; точно так же невозможно принять или понять предание, не потрудившись обучиться оному со всею тщательностью и усильным старанием; оное, не будучи часто обсуждаемо и обрабатываемо сношением с духовными мужами и повиновением им, скоро исчезает из ума беспечного.

 

В-третьих, кроме того, что помню я сии предметы не по их достоинству, но сколько позволяет настоящее мое состояние, и потому не могу их объяснить скудным словом с должною отчетливостью, надо прибавить и то, что о сих предметах мужи, и жизнью знаменитые и преславные по учености и красноречию, именно святой Василий и Иероним и некоторые другие, потрудились написать многие сочинения. Первый из них отвечал вопрошавшим его братиям о различных постановлениях или случаях, требовавших решения, сочинениями не только красноречивыми, но и обогащенными множеством свидетельств Священного Писания. Вторый же не только издал многие книги, бывшие произведением неусыпного ума его, но и перевел на латинский язык написанные на греческом. Если б после таковых рек, обилующих красноречием, я дерзнул принести несколько своих капель, то справедливо можно б было обвинить меня в надменности. Разве одно удостоверение твоего святейшества и обещание, что примешь мое мелочное сочинение, каково бы они ни было, может ободрить меня; или что пошлешь оное только обществу братии, живущих во вновь устроенном монастыре, кои, если что, может быть, нами кажется невразумительно, благоговейно снова перечитают и милостиво простят, ища в моих словах более верности, нежели приятности в выражениях.

 

Почему, блаженнейший папа, единственный образец благочестия и смирения, воодушевленный молитвами твоими, приступаю сообразно силам моего ума к исполнению дела, тобою на меня возлагаемого, попытаюсь описать то, что всячески оставлено предшествовавшими писателями, более слышанное, чем познанное опытом, и оное объявлю вновь начинающемуся монастырю, жаждущему правды. Я не буду исключительно стараться о составлении повествования о чудесах Божиих и знамениях, хотя о многих и невероятных не только слышал я от моих старцев, но и совершение оных видел пред глазами моими; оставя все сие, производящее в читателе только удивление, впрочем нисколько не способствующее к наставлению в совершенной жизни, постараюсь с точностью объяснить, сколько при Господней помощи могу, одни их постановления и монастырские правила, в особенности же начала и причины главных страстей, коих они считают восемь, и преданное ими врачевание сих страстей. Намереваюсь изложить краткое рассуждение не о чудесах Божиих, но о исправлении наших нравов и о достижении совершенства в жизни сообразно тому, чему мы научились от наших старцев.

 

И в следующем постараюсь также удовлетворить твоему желанию: если, может быть, в сих странах найду что, устроенное не по уставу отцов, издревле учрежденному, но убавленным или прибавленным по произволу настоятельствующего в каждом монастыре, — то дополню или убавлю со всею точностью сообразно правилу монастырей, основанных в древности в Египте и Палестине, нами виденных. Никак не верю, чтоб можно было найти в западных странах Галлии новое установление, более благоразумное и более совершенное, нежели там, где с начала проповеди апостольской святыми и духоносными отцами основаны монастыри, продолжающие существовать и в наше время. Полагаю благоразумным допустить в сочинении сие снисходительность, несколько смягчая то, что предписывают правила монастырей египетских, палестинских или месопотамских и что найду жестоким или неудобным, по суровости климата, или невозможным по разности нравов: ибо если будет наблюдаться благоразумная мера, уравновешивающая предприятия к силам, то наблюдением ее и при разномерности способов можно достичь совершенства.