Кьеркегор - Несчастнейший

Семейная легенда гласит, что когда-то отец Серена, десятилетний пастушонок, трудившийся на покрытых скудным вереском пустынных пастбищах Ютландии, жестоко страдая от голода и холода, в сердцах взобрался на холм и громко проклял Бога (этого он не мог забыть и в 82-летнем возрасте). Однако впоследствии он стал богатым человеком, что и обеспечило Серену Керкегору независимое существование, позволившее ему сосредоточиться на писательской деятельности и даже издавать собственные сочинения на свои средства.

 

Не только отца, но и его младшего сына мучила мысль, что семью их поразил гнев Господень. Отец проклял Бога, и Божья кара за этот грех, видимо, заключалась в том, что его дети умирали, так и не переступив возраст Христа, а сам он пережил их всех. Жить в таком ужасном ожидании и не впасть в тяжелую меланхолию оказалось Серену Керкегору не под силу, несмотря на его прирожденное чувство юмора и способность утешать других (но не себя), о чем свидетельствует такая запись в его дневнике, датируемая 1846 г. «Я только что воротился со званого вечера, душою которого был; остроты так и слетали с моих уст, все смеялись, восхищались мною — но я ушел.. и мне хотелось застрелиться. «Я верю только тем, кто идет ко дну".

 

 

Сёрен Кьеркегор - Несчастнейший - Сборник

Где-то в Англии должна быть, как известно, могила, замечательная не великолепным памятником или унылыми окрестностями, а лаконическою надписью — несчастнейший. Говорят, могила была вскрыта, но от трупа не оказалось ни следа. Чему же больше удивляться: тому ли, что не оказалось трупа, или тому, что вскрыли гроб? В самом деле странно, что старались узнать, был ли кто в гробу. Читая имя в  надгробной надписи, очень легко увлечься мыслью, как протекла жизнь человека на свете, и может явиться желание сойти к нему в могилу и вступить с ним в беседу. Но эта надпись столь многозначительна!

 

У книги может быть заглавие, возбуждающее желание прочесть ее, но иное заглавие может быть настолько глубокомысленно само по себе, лично настолько заманчиво, что никогда не захочется прочесть книгу. Воистину потрясен ли, радостен ли человек, эта надпись столь многозначительна для всякого, кто в глубине своей, может быть, тайно сроднился с мыслью, что он — несчастнейший. Но я могу  представить себе человека, чья душа не знает подобной заботы; ему было просто любопытно узнать, действительно ли был кто-нибудь в гробу. И, смотрите, гробница была пуста. Может быть, он снова воскрес, может быть, он хотел посмеяться над словами поэта:

 

 

он не обрел мира даже в гробу, может быть, он снова бесприютно блуждает по свету, покинул свой дом, свой очаг, оставил только свой адрес! Или он еще не найден, он, несчастнейший, кого даже Евмениды не преследуют, пока он не найдет двери в храм или скамьи смиренно молящихся, но кого скорби окружают в жизни, скорби сопровождают в могиле! 

 

Если же он еще не найден, то предпримем мы, дорогие Ευμπαρανεχρωνοτ (Умирающие вместе, сотоварищи в смерти (греч.).), как крестоносцы, паломничество, не ко святому фобу на счастливом востоке, а к скорбному гробу на несчастном западе. У этого пустого гроба будем мы искать его, несчастнейшего, в веренности найти его; ибо, как тоска верующих стремится ко гробу святому, так несчастных влечет на запад, к этому пустому гробу, и каждый исполнен мысли, что он предназначен ему.