Клименко - Свобода и христианство

Исторический опыт Европы, накопленный на протяжении всех минувших эпох, весьма точно суммируется в любопытном наблюдении, касающемся идеи свободы : «... сколь бы длительными не были дискуссии и сколь бы совершенным не становился характер наших методов, никогда не наступит такое время, когда мы будем полностью уверенными, что вопрос этот не будет иметь значения, или что тот или иной предложенный ответ объяснит факты окончательно — иначе говоря, в отношении этого вопроса, очевидно, истины не существует».

 

Тем не менее с античности и до сегодняшнего дня европейская цивилизация во всех формах организации духовной деятельности (таких как миф, религия, философия, наука, искусство и др.) концентрируется на задачах построения таких практик, которые оптимальным образом могли бы обеспечить условия формирования свободной личности, способной к самоопределению, к существованию в качестве творческой индивидуальности. В сущности, все направления культурно-цивилизационного роста европейского человечества (социальная и политическая организации, экономический строй, культура и идеология) всегда были нацелены на формирование и поддержание такого образа жизни, который был бы основан на свободном выражении свободной человеческой воли. И в то же время, несмотря на многообразие средств как духовного, возникшие в истории разнообразные пути осуществления характерного для европейской цивилизации замысла о человеке и культуре, все когда либо предпринимавшиеся инициативы «освобождения» личности всегда начинались ab ovo, то есть, «с чистого листа», без учета предшествующего опыта.

 

СПб.: Издательство РХГА, 2016. 223 с.

ISBN 978-5-88812-755-1

Введение

Глава I Свобода как ценность и цель человеческой жизни и культуры

Глава II Идея свободы в русской религиозной философии

Глава III Свобода в постсекулярном мире

 

Заглавие предлагаемой книги — «Свобода и христианство» — имеет явно провокационную видимость. Современный человек, скорее, склоняется к тому, чтобы союз «и» заменить разделительным «или». Свобода или христианство — альтернатива, содержащая в себе, с одной стороны, скрытое отрицание идеалов безудержной свободы, во имя которой кто-то кому-то навязывает отрицание всех возможных устоев и традиций, всех утрачивающих свою власть над человеком нравственных ценностей, всех правовых и политических ограничений. Зачем такая свобода?

 

С другой стороны, это же «или» подразумевает и окончательное торжество разума над темными предрассудками прошлого, которые вольно или невольно оправдывают доживающие свои последние дни мировые религии, среди которых самым слабым звеном является христианство. В таком случае в союзе «или» можно было бы усмотреть задачу окончательно расквитаться с христианством как с последним оплотом несвободы, культивирующим раболепие, невежество и чинопочитание. Надо сразу же откровенно признаться, что ни первая, ни вторая задача автором не ставилась.

 

Поэтому самая важная часть заглавия книги — это все же союз «и». Он подразумевает, что если отвлечься от всего наносного, несущественного, неизбежно придется признать, что как свободе ничто не угрожает со стороны христианства, так и христианству не следует опасаться свободы. Более того, автор исходит из убеждения, что и сама идея свободы пришла в этот мир вместе с христианством, и право первородства самим христианством еще не утрачено. Свобода, понимаемая как способность к самоопределению, осознается вначале как извне исходящее ограничение, как некая система внешних законов, гарантированных сакральным авторитетом мудрецов или древних книг. По мере обогащения духа в опыте истории постепенно приходит понимание того, что источник этих внешних законов находится внутри самого духа.

 

Сферу божественного, исток законов и предписаний определяет народный дух, свободно полагающий свое своеобразие и самость. Возникает осознание свободы и как формы самостоятельного, независимого от внешних принудительных ограничений существования, и как внутренней, единой для всех свободы духа, который в своей собственной истории уже добрался до ступени разумного самосознания. Характерно, что в русской истории второй момент развития понимания свободы явно опережает первый. Освоение внутренней свободы представляется русскому духу задачей гораздо более важной, чем обучение всем политическим и правовым механизмам, ограждающим индивида от внешней несвободы.

 

В том, что избираются внутренние приоритеты, есть определенная логика. Только внутри сферы духовного дух является действительным духом, знающим царство, в котором он утверждается. Только освоив царство внутреннего христиане могут не только ожидать, но и своими деяниями утверждать и приближать пришествие царства Божиего. Только в этом случае они могут стать соработниками Бога. «Истина едина: царство Божие, небо на земле, все евангельские обетования — все это не иное что, как прозрение и осуществление соединения всех мыслей человечества в единой мысли; и эта единая мысль самого Бога, иначе говоря, — осуществленный нравственный закон. Вся работа сознательных поколений предназначена вызвать это окончательное действие, которое есть предел и цель всего, последняя фаза человеческой природы, разрешение мировой драмы, великий апокалиптический синтез». Такими словами П. Я. Чаадаев завершает свои знаменитые «Философические письма». Однако прийти к великому апокалиптическому синтезу дух должен только после того, как будет пройден весь исторический опыт, после того, как свершится земная история человека, и все ступени познания истины останутся позади. «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8. 32).

 

Русский дух в лице русской религиозной философии ставит перед собой грандиозную задачу — достичь совершенной формы вселенского единства, или всеединства. Многие отмечали, что русский дух не может найти удовлетворение ни в каком из видов государственного порядка, которые предоставляет история, и все режимы правления оказываются одинаково плохими. Поэтому в глубинах русского духа таится необъяснимая «страсть к разрушению», иррациональный дух отрицания. Как мы увидим, исходным пунктом истории русского духа является акт негативной свободы, акт, в котором одновременно выражает себя и национальное, и вселенское, богочеловеческое начало. Вера в совершенство тех истин божественного откровения, которые Русь восприняла от Византии, стала определяющим лейтмотивом отечественной религиозной истории.

 

Однако совершенство этих богооткровенных истин требовало не только их сохранения в неприкосновенности, но и изменения, адаптации в соответствии с меняющимися историческими и культурными условиями. Благодаря единству этих двух моментов — сохранения и изменения — русское православие нашло свое адекватное выражение в духе соборности, который суть «сочетание единства и свободы, опирающееся на любовь к Богу» (А. С. Хомяков). Вся история христианства представляет собой историю поиска истины, историю опыта познания истины и её осуществления в отношениях людей друг к другу, отношениях, основанных на провозглашенных христианством принципах свободы и равенства. Поскольку человек как «образ и подобие Бога» по своей природе не может быть рабом, то и его земная жизнь должна исключать возможность рабства, возможность несвободы и неравенства. Однако трезвая оценка реальности не может не привести к выводу, что земная жизнь человека далека от соответствия этому идеалу. Христианин должен осознавать реальное, земное устройство как неизбежно предполагающее неравенство и несвободу. Для христианского сознания принципы равенства и свободы осуществимы на основании безусловного единства Бога и человека, на основании Богочеловечества.

 

Для христианина это единство является безусловным, реально существующим, но существующим не в земной истории, не от «мира сего». Поэтому в истории христианства закономерно возникает сомнение в том, насколько земной опыт христианской жизни соответствует своему небесному идеалу, насколько он действительно необходим. Живое же религиозное чувство, стремящееся к подлинному, а не к поддельному предмету поклонения, не может найти своего удовлетворения в условиях неравенства и несвободы. Идеал живого религиозного чувства — свободное равенство людей, независимо от их половых, расовых, сословных и прочих различий. Живое религиозное чувство объективно стремится к тому, к чему устремлен весь ход мировой философской мысли — к свободному тождеству (равенству) самосознания, в котором дух поклоняется только самому себе. Все христианские представления о свободе и справедливости имеют в качестве своего основания эту свободную деятельность разума {логоса), и именно в стремлении к свободе совпадают между собой религия, философия, искусство, право и все иные подлинно духовные формы человеческой жизнедеятельности.