Костомаров - Церковь и раскол в истории России

К самым знаменитым личностям русской истории принадлежит, бесспорно, киевский митрополит Петр Могила. Этот чужеземец ради единства веры с русским народом отдал себя на служение его делу; православная церковь, а с нею и русская народность в южной Руси обязаны своим сохранением и возрождением его светлому уму и неутомимой деятельности, а его образовательные планы оказали влияние на ход умственного развития в истории всего русского мира; он положил начало правильному научному воспитанию, и его коллегия была первообразом всех наших последующих академий и университетов.

 

Можно сказать, что Петр Могила был самым ревностным, достойнейшим и плодотворнейшим предшественником и подготовителем эпохи западного просвещения, наступившей для России впоследствии. Понятно, что при таком значении этого исторического лица известия, касающиеся его жизнеописания, представляют для потомства всегдашний интерес, как и насажденное им просвещение, при всей своей исключительности, детскости и недостаточности, всегда останется для нас дорогим, как бывает для взрослого человека дорога память о первоначальном обучении в детские годы. 

 

Москва : Издательство Юрайт, 2019. 215 с.

Серия : Антология мысли

ISBN 978-5-534-05971-7 

 

Новые издания по дисциплине «История» и смежным дисциплинам 

 

 

Известно, какое важное значение имели у нас в старину местные святые, покровители городов и земель. Они были одним из обычных явлений, поддерживавших удельно-вечевой строй нашей общественной жизни. Уважение к святым возвышало достоинство тех местностей, где они проявляли данную им благодать; край гордился своим патроном, имя его призывалось в битвах, на него полагали упование во время грозивших краю бедствий. Лица, удостоившиеся после смерти сделаться местными патронами, во время земной жизни своей иногда были духовные сановники, иногда отшельники, а чаще особы княжеского дома. Последним особенно было кстати получить значение покровителей города и Земли. При жизни они правили этим самым городом и Землей, защищали местные интересы против других князей и Земель, охраняли благочестивое жительство от иноземцев и иноплеменников; сподобившись за свою добродетель святости и нетлению, они ощутительно для веры, в веровании народа, продолжали и за гробом оказывать прежнюю любовь к своей Земле, были на небесах представителями и помощниками некогда управляемого ими народа. Память мужей Церкви, отшельников от мира возбуждала в благочестивых поклонниках думы о суете мира, о превосходстве духовной жизни; особы княжеского рода были ближе к земному порядку: они не убегали от мира в дебри и леса, они вращались с людьми, несли семейные и общественные обязанности, не чуждались житейских радостей, боролись наравне с другими против треволнений житейского моря. Оттого и после смерти они казались ближе к земным потребностям, чем те, которые во время земного своего поприща пренебрегали ими и покидали их для высшей сферы. Не было почти Земли русской, где бы не являлось благоговейного уважения к памяти о лице из местного княжеского рода.

 

В Новгороде чтили Владимира, строителя св. Софии, и Мстислава Храброго, распространившего пределы владений Великого Новгорода; Псков возвышался и приобретал независимость от Новгорода под благословением князя Всеволода-Гавриила, изгнанного новгородцами и с честью принятого псковитянами, — тот же Псков, в своей нескончаемой брани с немцами, воодушевлялся мужеством, надеясь на святого ДовмонтаТимофея, богатыря, охранявшего освященным у св. Троицы мечом и православие и русскую народность против покушений немецкого католичества; Полоцку покровительствовала св. Евфросиния; Киев помнил Ольгу, Владимира, страстотерпцев Бориса и Глеба; замученный киевлянами Игорь нашел себе посмертный покой в родном ему Чернигове. Муром пребывал под покровительством своего просветителя князя Константина с сыновьями и добродетельной четы — Петра и Февронии. Татарское насилие украсило княжеские роды черниговской и рязанской Земель страдальческими именами князей черниговских Михаила и Феодора, и рязанского Романа Ольговича; Суздальскоростовско-владимирская земля, издавна стремившаяся стать во главе русских земель, явила ряд святых княжеского происхождения по плоти: Евфросиния Суздальская в Суздале, во Владимире Андрей и Александр Невский, в Ростове Юрий и Василько, погибшие в борьбе против татар, в Переяславе Андрей, в Угличе Роман, в Ярославле Феодор и дети его Давид и Константин. Москва вела Русь к единодержавию под благословением родоначальника своих князей Даниила, а ее соперница Тверь отстаивала свою самобытность, призывая в помощь страдальца Михаила, погибшего в Орде по проискам московского князя. Когда единовластие заменило удельность к Москва стала головою восточной Руси, уважение к местным патронам не охладевало долго.

 

Многие угодники, местно чтимые в древних городах, получили общецерковное значение только в московский период. Явление новой святыни чаще всего происходило в эпохи бедствий. Просиявшая в горькие часы испытания благодать утверждала и упрочивала веру в местную святыню. Не было ни одного сколько-нибудь значительного города, где бы не находилось мощей или чудотворной иконы, и всегда при такой святыне сохранялось предание об избавлении местности от бедствий — преимущественно от неприятельского нашествия. Такие чудеса составляли славу святыни на будущие века. В более отдаленное от нас время предание легко получало значение несомненной религиозной истины от простоты верующего сердца. Впрочем, православная Церковь никогда не признавала правильным без рассуждения и исследования допускать всякому преданию, хотя бы благочестивому и сообразному с духом религии, вступать в область непогрешительных истин. В XVII в. церковная критика действовала гораздо решительнее и сильнее, чем прежде. Тогда была эпоха Никона, эпоха пересмотра богослужебных книг, обрядов, религиозных обычаев и преданий, эпоха смелой реформы всего того, что после пересмотра оказалось лишенным достаточных оснований для своего освящения церковным авторитетом. Тогда-то церковная власть не утвердила своим авторитетом многие жизнеописания, составленные по неосновательным изустным преданиям, иногда с явными следами собственного вымысла составителя, который за недостатком самобытного творчества часто делал осколок с прежних житий. Как искренно и неуклонно поступала тогда Церковь, показывает то, что на соборе 1667 г. (Д. М. V. 563) решились отвергнуть между прочим житие Евфросина Псковского (в той части, которую нашли погрешительной), даром что стоглавный собор, имевший в виду это житие и на нем основываясь, утвердил было сугубое аллилуиа.