Ковельман - Гершович - Сокрытое и явленное в Талмуде

Предисловие

Заключение

Библиография

Указатель источников

Список сокращений

 

 

 

 

Высокие тексты обречены на непонимание. Природа непонимания хорошо известна — одновременное сокрытие и раскрытие сущего. По словам Хайдеггера, «сущее, вообще говоря, является, но выдает себя за нечто иное по сравнению с тем, что оно есть»[1]. А потому (по словам Деррида) «текст является текстом только тогда, когда он скрывает от первого взгляда, от первого попавшегося закон своего построения и правило своей игры»[2]. Иначе говоря, только высокий, поэтический текст, скрывающий и утаивающий свой смысл, является текстом.

 

Ниоткуда не следует, что высокий текст принадлежит к высоким жанрам и передвигается на ходулях. Нет ничего ходульного в стихах позднего Бродского, но смысл разорван и иронически зияет. Нужно мощное усилие, чтобы сшить разорванное, навести мосты над разрывами смыслов. Усилий автора оказывается недостаточно, и в игру вступают поколения экзегетов, толкователей. Само толкование, если оно принадлежит Проклу или Лиотару, есть высокий текст и скрывает себя, раскрывая свой предмет. Поэтому сокрытие продолжается, образуя золотую цепь традиции.

 

Эта книга посвящена Талмуду — основополагающему несакральному тексту еврейской традиции. Рождению Талмуда предшествовала череда катастроф: сожжение Храма и разрушение Иерусалима (70 г.), гибель александрийского еврейства (115-117 гг.), поражение восстания Бар Кохбы (132-135 гг.). В ходе катастроф была порвана пуповина, соединявшая христианство с материнской религией. Сам иудаизм поменялся почти до неузнаваемости, хотя настаивал на своем тождестве с собой. Это была уже религия без Храма. Место Храма заняли синагоги и ешивы. В ешивах изучали Тору, в синагогах молились и читали проповеди. Читали проповеди и изучали Тору «мудрецы» и «ученики мудрецов» — клан интеллектуалов. Это была эпоха второй и третьей софистики, когда во всех городах Римской империи открывались философские кафедры, риторические и юридические школы. В некотором роде ешивы и были еврейскими кафедрами, где в отсутствие Храма творился новый иудаизм.

 

Без Храма система заповедей, которая делала евреев евреями, грозила рухнуть. Ведь нельзя уже было выгонять козла отпущения в пустыню, приносить жертвы, совершать паломничество на Пасху, Пятидесятницу и Праздник Кущей. Изучение заповедей стало не менее, даже более важным, чем их соблюдение. Возможно, это случилось бы и без разрушения Храма. Ведь уже до катастрофы фарисеи устно толковали Тору. Но разрушение Храма сделало неизбежным рождение Устной Торы из толкований и дополнений.

В начале II столетия в городке Ямния (Явне) мудрецы приступили к созданию Мишны. Митна переводится как «повторение» и «изучение» — ведь и в русском языке «учить» и «вторить» («повторять еще раз») — слова, близкие по смыслу. Повторяли заповеди, данные Моисею, на горе Синай. Но о каких заповедях идет речь? Ведь в представлении законоучителей Моисей получил на Синае две Торы — Устную и Письменную. Письменная Тора (Библия) была доступна всем, даже язычникам, но Устная Тора передавалась от учеников к учителям, ее нельзя было преподавать на рынке. Она уточняла и развивала Письменную, толковала ее, применяя к изменчивой действительности.

 

Около 200 г. Мишна была отредактирована и кодифицирована. Произошло это в Галилее (на севере римской провинции Палестина) под руководством рабби Иуды Князя (Йехуда ха-Наси). Его называли «князь» (наш — на иврите) или «патриарх» (на латыни и греческом), поскольку он был главой Синедриона — совета и суда мудрецов. Римляне признали за ним почти властные полномочия. Он мог назначать судей и заботиться о редакции права, о Мишне. Митна состоит из шести тематических разделов: «Зраим» («Посевы»), Моэд («Даты»), «Нашим» («Женщины»), «Незикин» («Виды ущерба»), «Кодашим» («Жертвы»), «Техарот» («Законы ритуальной чистоты»), которые, в свою очередь, состоят из разного числа трактатов.

 

Казалось бы, все ясно и просто. В разделе «Посевы» собраны установления, имеющие отношение к земле, раздел «Женщины» посвящен семейно-брачному праву и т.п. Но почему в «Посевах» оказался трактат «Брахот» («Благословения»), а в «Женщинах» — трактат «Недарим» («Обеты»)? Почему трактат «Гиттин», тема которого — разводное письмо (гет), трактует покупку имущества, конфискованного у бунтовщиков римлянами? Подобного рода отступлений от темы и странностей не счесть. В Мишну вторгается материя словесная: изречения, анекдоты, наставления и т.п. Право принято называть галахой, а словесность — аггадой. Они переплетены, как волокна в коврике. Собственно, «трактат» (масехет) так и переводится как «циновка», «плетенка». Это совпадает с названием греческого жанра стромата («циновки», «ковры»), который отказывается от линейной ясности сознательно, чтобы не быть доступным профанам. По крайней мере, так объяснял свой замысел Климент Александрийский во вступлении к книге «Стромата».

 

Мы ждем от Мишны трактатного построения, известного из сочинений Аристотеля и из речей софистов. От постановки вопроса вначале через цепь силлогизмов подобает идти к выводам в конце. Силлогизмы в Мишне действительно есть, но они вовлечены в игру, правила которой далеки от логики. Вдобавок они не ведут ни к какому конечному выводу. Торжествуют аллюзии и ассоциации — сходство по смежности. Нет ни заключения, ни предисловия. Проще всего объяснить это наивностью мудрецов, но легче найти наивность в римском сенате, чем в ешиве.

 

Еще до того, как Мишна была составлена, мудрецы начали обсуждать ее параграфы, беседовать на ее темы. Это обсуждение, диалог мудрецов, имеющее целью квазианалитический вывод, принято называть талмудом (позднее в более широком смысле обсуждение Мишны стало называться арамейским аналогом термина «талмуд» — гемара). Жанр талмуда ближе к диалогам Платона, чем любое сочинение греческих и римских авторов. Иногда диалог (как и у Платона) переходит в симпосий, застолье, сопровождаемое речами. Вокруг трактатов Мишны сложились два Талмуда — Иерусалимский и Вавилонский. Иерусалимский Талмуд был создан в Галилее и не имеет никакого отношения к Иерусалиму, куда евреям разрешали входить только на девятый день месяца ава (оплакивать разваленный Храм). В начале V в., когда римляне отменили должность председателя Синедриона (паси), редактирование Иерусалимского Талмуда закончилось. Вавилонский Талмуд создавался на юге Ирака, где уже не было Вавилона, но стояли развалины великого города. Эта местность принадлежала Сасанидской (Персидской) империи. С арабским завоеванием в VII столетии Вавилонский Талмуд был «запечатан», процесс его создания остановлен. Началась иная эпоха, евреи увлеклись философией, изменили и способ своего мышления, и правила своего творчества. Но Вавилонский Талмуд, как он сложился к середине VII столетия, стал нормативным во всем Халифате — от Персии до Испании, а затем проник и в Северную Францию и Германию. Именно его по сей день учат в ешивах. Его исследуют историки и филологи, им увлекаются поэты и философы. Тайна нелогичности Талмуда взывает к постмодернистскому сознанию.

 

Кажущаяся нелогичность Талмуда скрывает смысл, превышающий смысл отдельных частей: анекдотов, юридических дискуссий, проповедей и т.п. Необходимо изучить структуру трактатов, чтобы увидеть их настоящее содержание. Вовсе не случайно Талмуд не придерживается юридических тем, постоянно отступает от них. Можно сказать, что Талмуд посвящен бытию и времени, хотя слова «бытие» в нем нет, а время не поднято до уровня философской категории. Два основных уровня Талмуда — «здесь и сейчас» и «метаистория». Между этими двумя уровнями каждый трактат протягивает свой неожиданный сюжет.

 

Настоящие авторы трактатов — безымянные редакторы, творившие в районе VI столетия, на исходе античности. Они строили из готовых кирпичиков, которые надо было обтесать и положить в кладку, составив оригинальный узор. «Кирпичики» передавались от поколения к поколению, захватывая рассказы об Александре Македонском, об Ироде и Иудейской войне, о римских кесарях и матронах. Они включали толкования учеников Иисуса и анекдоты о самом Иисусе, споры фарисеев с саддукеями, отзвуки греческих романов. Из этих кирпичиков редакторы Талмуда возвели грандиозное здание — текст, который не является книгой и не хочет звать себя книгой (ибо книгой, свитком считается только Письменная Тора, Библия). Талмуд причисляет себя к Устной Торе, хотя был постепенно записан на кодексах и всегда записывался на восковых табличках. Его «устность» — признак элитарности, а не народности, исполнение завета Платона не доверять учение письму и профанам.

 

Мудрецов, живших до начала III в., принято называть таннаями. Мудрецы III—V столетий именуются амораями. Им на смену в VI-VII вв. приходят савораи и таинственные стаммаи — безымянные редакторы Вавилонского Талмуда. Между Мишной и Вавилонским Талмудом располагаются во времени другие памятники Устной Торы. В III столетии была составлена Тосефта («Дополнение»). Структурно этот сборник повторяет Мишну, но в него вошли и дополнительные или расширенные по сравнению с Мишной узаконения. С III по VII в. составлялись сборники мидрашей, толкований к Торе. В V в. возник пиют — литургическая поэзия. За исключением Вавилонского Талмуда, вся Устная Тора творилась в Палестине. Палестинские мудрецы называли вавилонских собратьев гасим («грубые», «туповатые», «без чувства юмора»). Действительно, вавилонские мудрецы сделали лишь самую малость — нефилософский рациональный мифопоэтический синтез, гигантский Вавилонский Талмуд. Понимание Вавилонского Талмуда требует усилий, взывает к напряжению мысли. Но и тексты тех, кто пытается его понять, без усилий не могут быть поняты. Как бы мы ни хотели «быть понятыми», мы обречены писать «нескладное», следуя за мыслью мудрецов Талмуда. На этом мы завершаем предисловие и приглашаем читателя к чтению нашей книги.

---