Крокер - Волшебные легенды и предания Южной Ирландии - Quadrivium

У русского читателя с давних пор на слуху имена собирателей сказочного фольклора — таких как братья Гримм или Александр Афанасьев, — с чьими сборниками народных сказок и легенд он знакомится, как правило, еще в детстве. Имя Томаса Крофтона Крокера (1798-1854) пользуется у нас гораздо меньшей известностью, что незаслуженно, ибо этот человек стоит у истоков фольклористики в Ирландии точно так же, как братья Гримм и Афанасьев — в Германии и России.

 

За свою не особенно долгую жизнь Крокер собрал и опубликовал значительный массив ирландского фольклора — сказок, легенд и песен. Его перу принадлежит также и получившее признание (и переведенное на немецкий и французский языки) этнографическое и историко-краеведческое исследование Researches in the South of Ireland. В качестве же наиболее значимой части его наследия следует назвать три сборника ирландских сказок и легенд под общим заголовком Fairy Legends and Traditions of the South of Ireland — труд, обретший статус классического источника в области ирландской культуры.

 

Однако, приступив к чтению собраний сказок Крокера, мы довольно скоро заметим, что в обозначенном нами ряду фольклористов последний занимает весьма особое место и даже довольно приметным образом из него выбивается. В чем же состоит отличие и насколько оно принципиально? Действительно, сказав, что Крокер — фольклорист, следует тут же оговориться. Прежде всего, заметим, что собранные им сказки — ирландские, а все его сборники написаны на английском.

 

Лишь время от времени автор приводит на ирландском и снабжает пояснениями то или иное характерное слово, — что уже само по себе представляет существенное отклонение от строгости научного фольклористического подхода. Этот факт, безусловно, в немалой степени продиктован статусом ирландского языка в Великобритании XIX века, где коренному населению Ирландии приходилось существовать на правах отнюдь не привилегированного национального меньшинства, а образование давалось на английском. Одно дело — собирать национальный фольклор в стремительно развивающейся, крепнущей и объединяющейся Германии, или в сильной России (где, при всем многообразии социальных и политических проблем, вопроса о национальном языке как такового не существовало, а растущее чувство национального самосознания не встречало на своем пути сколько-нибудь значительных преград), и совсем другое — заниматься этим в Ирландии, где на саму деятельность подобного рода титульная нация могла смотреть не иначе, как исподлобья.

 

 

Один из самых необычных холмов в мире находится в графстве Типперэри. Вершина его напоминает тот остроконечный ночной колпак, что небрежно покрывает вашу голову, когда вы просыпаетесь поутру. На самом верху стоит небольшой домик, выстроенный по приказу одной леди, которая в летнюю пору обычно принимала здесь гостей. Но все это происходило значительно позже, когда времена эльфов давно ушли в прошлое. Сейчас, я полагаю, строение это заброшено.

 

Однако давным-давно, задолго до того, как домик был выстроен, а земля засеяна, неподалеку от вершины холма простиралось пастбище, на котором пастух день и ночь пас свое стадо. И все бы хорошо, да только место это издавна облюбовали эльфы. Добрый Народец[1] очень негодовал из-за того, что арена их легких и грациозных игр содрогалась под грубыми копытами быков и коров, а назойливое мычание скота ранило их нежные уши. Наконец предводительница местных эльфов решила сама раз и навсегда изгнать дерзких пришельцев из своих владений. И вот что она придумала. Когда спустилась летняя ночь, и луна во всем блеске своего сияния взошла над холмом, скот уютно и тихо расположился по склонам, а пастух, закутавшись в плащ, предавался радостному созерцанию дивного скопления звезд, мерцавших высоко над головой, королева эльфов явилась и стала плясать перед ним, принимая разные обличья, одно ужаснее другого.

 

Сперва она представилась ему в виде огромной лошади с крыльями орла и хвостом дракона, издавая неистовое ржание и изрыгая огонь. Затем в одно мгновение обернулась маленьким хромоногим карликом с головой быка, окруженной ослепительным пламенем. Потом превратилась в громадную обезьяну, у которой были гусиные лапки и хвост индюка.

 

Однако если б я решил перечислить все обличия, которые принимала королева эльфов, мне пришлось бы рассказывать об этом целый день. А ко всему прочему она производила такой рев, такое ржание и шипение, так безумно выла и протяжно ухала, что, поверьте, никогда в этом мире, ни прежде, ни потом, не раздавалось столь ужасных звуков. Бедный пастух с головой зарылся в плащ, призывая на помощь всех небесных святых, но все тщетно. Как ни старался он укрыться, королева эльфов одним лишь дуновением сорвала плащ с его головы, и, увы, ни одному святому на небесах не было до бедняги ни малейшего дела. И, что еще хуже, он совершенно не имел сил ни пошевелиться, ни даже закрыть глаза. Пребывая в одном и том же положении, будучи одержим неведомой ему силой, пастух был обречен застывшим взором созерцать эти жуткие образы, покуда волосы на голове его не встали дыбом, а шапка не поднялась на полфута над макушкой. Зубы его стучали так, что казалось, вот-вот выпадут. Тем временем обезумевшая от страха скотина в смятении брыкалась и носилась вокруг — словно ее жалили слепни! И все это длилось до самого рассвета — до тех пор, пока солнце не показалось над вершиной холма.

 

Так королева эльфов поступала из ночи в ночь. Несчастный скот изнывал от бессонницы, корм не шел ему впрок. К тому же на стадо обрушилась нескончаемая череда несчастных случаев. Ночи не проходило, чтобы какое-нибудь из животных не падало в яму, не получало увечий, а то и вовсе не околевало бы. Были и такие, которые падали в реку и тонули. Одним словом, бедам не видно было ни конца, ни края. А тут еще, как назло, все пастухи — словно сговорившись — отказывались пасти скот на этом холме. Стоило им однажды столкнуться с королевой эльфов, и самые смелые из них теряли голову от страха. Фермер, которому принадлежало пастбище, не знал, как ему быть. Он зазывал к себе пастухов, предлагая платить вдвое, втрое, и даже вчетверо больше. Ничего не помогало. Никто даже за деньги не хотел вновь пережить ужас встречи с разгневанной феей. Она же торжествовала победу и еженощно упражнялась в своих жестоких шалостях. Стадо постепенно сокращалось в числе, люди избегали появляться на проклятом лугу, оставив его во власти эльфов. И те вернулись в свои прежние владения, чтобы, как встарь, всякую ночь лихо отплясывать под луной, осушать чашечки желудей с каплями росы и устраивать целые пиршества на могучих шляпках грибов.

 

Что было делать несчастному фермеру? Как одолеть такую напасть? Все его работники разбежались кто куда, с трудом нажитое состояние таяло на глазах. А, между тем, день выплаты ренты неумолимо приближался. Неудивительно, что фермер выглядел мрачным и день-деньской уныло слонялся по дороге. А надо сказать, что неподалеку жил один человек по имени Лар-ри Хулахан, который чудесно играл на волынке. Такого музыканта было еще поискать во всех пятнадцати округах. Он был веселым и неугомонным парнем — из тех бесшабашных смельчаков, что после бутылки виски готовы бросить вызов самому черту. В таком состоянии Ларри не побоялся б встретиться лицом к лицу с бешеным быком или в одиночку сразиться с целой армией ярмарочных борцов. Вот с этим-то молодцом и столкнулся фермер во время одной из своих тоскливых прогулок. Ларри спросил его, отчего у него такой мрачный вид, и фермер поведал ему о своем горе.

 

— Только-то и всего? — пожал плечами Ларри. — Не хватало еще тревожиться из-за такой ерунды! Подумаешь — эльфы... Да будь их там столько же, сколько цветущего картофеля в Элиогурти, я б и тогда не испугался. Было бы, по меньшей мере, странно, если б Ларри Хулахан — который никогда и ничего в своей жизни не боялся — вдруг спасовал бы перед каким-то наглым недомерком ростом с большой палец на руке.

 

— Тише! Не говори так, — испугался фермер. — Еще ненароком услышит кто-нибудь. Однако если это не пустые слова и ты готов неделю провести с моим стадом на вершине холма, то я достойно вознагражу тебя. Будешь бесплатно кормиться с моего стола до тех пор, пока солнце не сгорит до размера фартинговой свечки.

 

Ну, ударили они, значит, по рукам, и тем же вечером Ларри отправился на вершину холма, где паслись фермерские коровы. Пришел он туда, когда уже стемнело и полная луна показалась из-за гребня холма. Ларри перед тем изрядно отобедал в фермерском доме и укрепил свою храбрость бутылочкой доброго виски. Пребывая в отличном расположении духа, он отыскал себе удобное местечко — большой камень под каменным уступом — развернулся спиной к ветру и вытащил свою волынку. Но едва лишь Ларри начал играть, как до него донесся какой-то шум. В промежутках между порывами ветра расслышал он голоса эльфов. Тихие и мелодичные, они сливались в подобие далекой монотонной музыки. Немного погодя раздался взрыв смеха, и Ларри явственно различил слова: «Как! В нашем танцевальном кругу снова объявился человек? Ступай к нему, королева, и заставь пожалеть о своей неосторожности!» Затем хор распался на множество отдельных голосов, и Ларри почувствовал, как эльфы — подобно огромному рою насекомых — промелькнули перед его лицом. Он бросил торопливый взгляд на небо и там, на фоне полной луны, увидел силуэт огромной черной кошки. Та встала на кончики когтей и, выгнув спину дугой, замяукала так пронзительно, будто заскрипело мельничное колесо. Потом она вдруг начала расти и росла, пока не закрыла собой полнеба. Затем принялась крутиться на левой задней лапе. Крутилась она, вертелась, да и рухнула на землю. А поднялась уже в виде огромного лосося — с шарфом на шее и в новеньких сапогах с отворотами. «Давай, продолжай, мое сокровище! — воскликнул Ларри. — Коли тебе угодно плясать, так я тебе подыграю». И он заиграл на своей волынке. Королева эльфов принимала то один облик, то другой, то третий, но Ларри даже не глядел в ее сторону — знай себе играл, уж что-что, а играть он умел. Наконец терпение королевы лопнуло: подобно всем женщинам, она ненавидела, когда мужчина не обращает ни малейшего внимания на ее ухищрения. Напоследок обернулась она телочкой — молочно-белой, словно коркские сливки, и с глазами кроткими, как у моей возлюбленной. Ластясь, подошла она к волынщику — в надежде притворной покорностью усыпить его бдительность, а затем неожиданно причинить ему какой-нибудь вред. Однако Ларри не поддался на уловку эльфийской королевы. Он подождал, когда та приблизилась, а затем, отшвырнув прочь волынку, одним прыжком вскочил ей на спину.

---