Кулиану - Древо гнозиса

По видимости, и только по видимости, тема этой книги — изучение множества направлений, сначала в религии, а затем в философии, литературе и науке, которые разделяют некоторые общие посылки, вроде той, что этот мир и его Творец если и не злы, то, по крайней мере, неполноценны.

 

В этой степени не только изучающие средневековую историю найдут в этой книге полностью обновлённую версию классической работы Средневековые манихеи Стивена Рансимена, теперь устаревшей, но и изучающие позднюю античность обнаружат самое полное описание гностической мифологии (включая манихейство и не-гностического Маркиона).

 

Хотя я ожидаю, что книга окажется достаточно многообещающей для специалистов во всех упомянутых областях, от историка поздней античности до медиевиста, полагаю, что основное новшество этой работы не столько в массе информации, впервые собранной вместе, сколько в её методе. Наш современный взгляд на историю смутный и устаревший. Он нуждается в радикальном пересмотре в свете того, что происходит в более сложных областях знания, мировоззрение в которых начало меняться сто лет назад. Дисциплина истории не смогла присоединиться к этому направлению и, на самом деле, не меняла явно свои главные исходные посылки, вероятно, целое тысячелетие. Это прискорбное положение. Средства должны быть более радикальными, чем изобретение нескольких модных ярлыков, на немецком или, в последнее время, на французском, которые оставят исследователей и аудиторию удовлетворёнными на несколько десятилетий.

Выводы этой книги безусловно выходят за рамки чисто антикварного интереса, с которым большинство из нас смотрит на гностицизм и другие направления западного дуализма. Введение уже показало нам, что основные теологические споры, приведшие к установлению христианского учения, были играми ума, в которые люди играли друг с другом столетиями, играми, не сильно отличающимися от шахмат (только, возможно, менее сложными), которые не должны были иметь никаких последствий для вовлечённых сторон, в которые нельзя было выиграть, ведь, в отличие от шахмат, в них нет правила мата. Однако, они, тем не менее, привели к моральному и физическому уничтожению многих и к победе посредством применения силы.

Западный дуализм тоже был игрой ума, пересекавшейся с христианской и использовавшей многие её элементы (и персонажей). Это была игра, которая могла не породить внешних последствий, поскольку она существовала в собственном логическом измерении. Однако, больше тысячелетия она приводила своих игроков к гибели от рук людей, обладающих властью.

 

Ранняя христианская теология и западный дуализм были «идеальными объектами» или системами в логическом измерении, внутренне никак не связанными с играми власти, в которые играли от их имени, принадлежавшими к другим измерениям реальности. Как взаимодействие систем происходило в истории — совсем другой вопрос.

 

Математика хаоса, фрактальная теория и другие математические дисциплины показали упорядоченный характер тех явлений, которые имеют самый анархический облик, и математик Руди Рюкер (Mind Tools, 1987) даже дал математическое определение самому анархическому: индивидуальной субъективности. Потому практически любая сфера мира и человеческого существования может быть определена как игра ума с некоторыми правилами и часто неясными исходами. Среди идеальных объектов или игр ума, в которые играют идеями, не только религия, но и философия и наука предсказуемо оказываются играми, полностью сходными по природе и построенными на том же двоичном принципе. С теми же проблемами, с которыми сталкивались дуалистические мифологии древности, позже столкнулись классическая немецкая философия и современная наука. Данная книга этого продемонстрировать не может, но за ней последуют другие, основной задачей которых будет показать, как работают другие игры ума в науке, а не в религии.

 

Среди выводов этой книги есть и иные, которые будут изучены далее. Один из них заключается в том, что игры ума имеют с необходимостью сходные механизмы (потому что принципы работы ума и его способности не менялись, по крайней мере, шестьдесят тысяч лет), и потому системы, которые достаточно долго действовали во времени, накладываются друг на друга не только по форме, но и по сути. Имея достаточно сложные данные, мы должны суметь продемонстрировать, что части карты буддистской системы пересекаются с частями христианской системы, частями немецкого идеализма, частями современной научной мысли, поскольку все системы бесконечны и склонны исследовать все данные им возможности. Соответственно, достаточно расширенные, их карты реальности определённо совпадут.

 

Для многих описание религии как игры ума станет потрясением, и многих верующих оттолкнёт кажущееся умаление их веры. Это не так. Скорее им следует учесть тот поразительный факт, что с системной точки зрения нет противоречия между религией и наукой (которые в одинаковой степени игры ума) и, более того, не должно быть противоречия и среди религий, ведь там, где доступны данные достаточной сложности, можно показать, что религии соответствуют не только на практике (а это операция ума), но и в областях реальности, которые они исследуют. И даже когда религии не пересекаются, их всё равно можно рассматривать как морфодинамическое развитие некоторых базовых правил, полностью умопостигаемых и иногда даже осмысленных.

Если фундаменталисты любой религии встретят эту книгу с меньшей благосклонностью, достаточно того, что её будут приветствовать люди экуменической приверженности и точно те, кто замечают возможные последствия, вероятно, неизбежной волны местного партикуляризма, которая сметает сегодня весь мир.

 

Такая игра, в которую играют неверные умы в неверных местах, может серьёзно подвергнуть опасности два благороднейших завоевания западного ума и общества: что свобода осмысливать всё до предельных последствий не должна ограничиваться никакой властью; и что опасности свободы нельзя приуменьшать её подавлением.